ЛУЧ ПРОЗЫ В НАШЕЙ ТЬМЕ

«От тебя исходит свет»… И соответствующее – именно светлое, пусть легкое, едва уловимое, но очень светлое чувство остается после прочтения названного таким образом произведения Анатолия Пренко. Автор в очередной раз со свойственной ему чуткой (земляческой) тактичностью – тактичностью, возможной лишь для человека, который сам ходил по этим улицам, сам дышал этим воздухом и сам влюблялся в этих девушек – делает шаг навстречу живущему рядом с ним этносу. Такая добрая авторская
заинтересованность, проявляющаяся в грамотной достоверности, подтверждается многочисленными деталями, насыщающими повествование, вплоть до описания местных географических достопримечательностей («Черкесский камень»), связанных с ними легенд либо уважительного цитирования древних адыгских пословиц, с явно выраженным признанием их мудрости.
Приведем в доказательство собственного предположения о соседской благорасположенности автора утверждение другого нашего земляка, писателя Гария Немченко: «У Анатолия Пренко, выросшего в станице Кужорской под Майкопом и уже давно в Майкопе работающего, <…> знание о соседях не наживное, как у меня, не благоприобретенное – естественное от рождения, как здешний закон хлеба-соли, и прозу его, коли Бог даст, наверняка ждет удача еще и потому, что будущее ее я вижу в той особой роли, которую призвано сыграть нынче искусство ради братского объединения народов Северного Кавказа» [1; С. 347].
Действительно, герои романа Анатолия Пренко являются представителями двух народов, преимущественно населяющих Адыгею, а их любовь – фантастическим по силе, реальным по возможности осуществления и трагическим по финалу чувством. Причем категории, характеризующие развитие изображаемых автором отношений, можно предугадать уже в первом абзаце произведения. Так, фантастичность силы чувства, на которое способен главный герой, обнаруживается в том, как возвращающийся с работы Рунов заходит домой, боясь «потревожить покой жены», а трагизм, неизменно сопровождающий его личную жизнь – в его взгляде на любимую жену, выражение лица которой было таким, как «у его отца перед смертью» [2; С. 62].
Дальнейшее изложение лишь подтверждает и детализирует эти предположения о развитии событий, еще более углубляя уже созданный настрой на безысходность происходящего. Действительно, что может быть страшнее ситуации, когда на руках искренне любящего свою жену человека она медленно, но неизменно уходит из жизни, «с немым отчаянием» смотря ему в глаза. Именно здесь, в зачине, содрогнувшийся Рунов теряет жену, и вместе с ним читатель отчетливо осознает, с ужасом ощущает собственную беспомощность в этом жестоком мире.
Причем эту беспомощность можно считать своеобразной психологической мотивацией дальнейшей активной профессиональной деятельности персонажа: изо дня в день Рунов защищает интересы обращающихся к нему за помощью людей, по возможности помогает им и тем самым философски доказывает себе собственную значимость в этом мире. Фактически психологическим спасением для него является уход от своей личной катастрофы к чужим проблемам, что помогает принявшему в какой-то момент монашеский образ жизни персонажу со временем вернуться к живой реальности. Такая реальность, предполагающая нормальную для любого мужчины возможность интереса к женщине, обусловливает дальнейшее развитие событий. Здесь не могла остаться незамеченной Руновым очаровательная девушка Лена с именем его родной бабушки. Автор с эпизода первой встречи романтически демонстрирует интенсивность возникшего взаимного чувства, когда лишь знакомящиеся мужчина и девушка уже готовы броситься друг к другу, что и делает первой девушка, внезапно обнимающая впервые встреченного мужчину. При этом повествователь описывает реакцию последнего следующим образом: «Трудно устоять перед обаянием непосредственности. Рунов привык общаться с людьми, которые ведут себя по правилам, то есть говорят и поступают не искренне, а так, как необходимо, и сейчас, в обществе незнакомой девушки, чувствовал себя легко и непринужденно» [1; С. 78].
Сначала подобная раскованность и даже смелость в описании эмоций со стороны женщины покоряет, однако, когда вскоре выясняется, что отец Лены – адыг, и она по происхождению принадлежит к известному роду Шуужоковых, тогда у читателя возникает недоумение и даже некоторое возмущение. По крайней мере, любой носитель адыгской культуры уверен в том, что достойная девушка готова демонстрировать свою взаимность далеко не сразу, скорее, ближе к моменту бракосочетания. Конечно, оправдать автора, ежедневно замечающего на университетских кварталах моральный облик сегодняшних студенток, можно. Однако не стоило бы преподносить подобную манеру поведения как, пусть и романтическую, но повседневную норму. Да простит мне мой снобизм уважаемый автор, но тут я не могла промолчать. В остальном же – в художественно-эстетическом отношении – на протяжении всего повествования возможны лишь положительные эмоции со стороны любого строгого читателя.
Традиционно характерное для эпических произведений присутствие повествователя проявляется здесь в необходимой степени, делая рассказчика посредником между изображаемым и читателем. При этом имеет место тип повествования, при котором между персонажами и тем, кто сообщает о них, имеет место, можно сказать, достаточная дистанция. Обычно повествователь рассказывает о событиях с нейтральным спокойствием, чаще ему отчетливо известно многое, присущ некий дар «всеведения». Его образ, образ существа, вознесшегося над миром, придает произведению колорит максимальной объективности, причем облик повествователя обнаруживается не в действиях и не в прямых излияниях души, а в своеобразном повествовательном монологе.
Однако иногда герой, к которому приблизился повествователь, изображается словно изнутри. «Нужно перенестись в действующее лицо», – замечал Флобер. При сближении повествователя с героиней или героем используется несобственно-прямая речь, так что голоса повествующего и персонажа сливаются воедино. Причем автору удается гармонично совмещать психологически обоснованное проникновение во внутренний мир своих влюбленных героев с явно выраженной эпичностью излагаемых, близких к действительности событий. Это позволяет считать произведение, обозначенное как «повесть», максимально близким в жанровом отношении к роману. Нарастание эпичности в повествовании, насыщенность событийностью, последовательность изложения, описательность, достоверность эпизодов жизни современного социума – все эти художественные признаки являются обязательным жанровым качеством романа, что подтверждает и Гегель: «Здесь выступает во всей полноте богатство и многосторонность интересов, состояний, характеров, жизненных условий, широкий фон целостного мира, а также эпическое изображение событий» [3; С. 474].
После высказывания Гегеля создается ощущение, что фраза произносилась на фоне этой прозы А.Пренко. Действительно, он достаточно детально описывает происходящие в сегодняшнем обществе события (рэкет, цинизм существующего бизнеса, проблемы рядового населения и др.) и достоверно упоминает известных в нашем федеральном субъекте персонажей (Хазрет Совмен, Рашид Хунагов, Тамара Нехай, Лариса Оспищева и т.д.). Причем изображая даже грандиозно трагические исторические события автор остается верен изначально избранному им принципу психологизма. К примеру, посвящая читателя в подробности катастрофы национального для адыгов масштаба – свершенному советской властью в середине прошлого века выселению их с родных земель ради создания искусственного моря – А.Пренко поручает изложение героине Лене. Семья девушки в свое время оказалась непосредственно в центре этих событий, потому ее переживания по данному поводу оказываются предельно убедительными, и их с пониманием воспринимает Рунов: «Война и переселение – трагедия. Там – смерть и страдания, здесь – десятки затопленных аулов, хуторов и кладбищ, то же самое ведь по сути» [1; С. 92].
И хотя такая эмоциональная тональность несколько уводит повествование от явно выраженной эпичности, наполняя его лиризмом, однако в целом преобладают жанровые признаки романа. Другой выделяемый Гегелем компонент жанра – «прозаически упорядоченная действительность» – проявляется в последовательном развитии событий, происходящих с героями: знакомство двух центральных персонажей, ряд взаимных встреч, нарастание чувства, счастливый, но недолгий брак, нелепая гибель Рунова и Лена в роли затворницы, награжденная в финале сыном.
Трагический уход из жизни главного героя, нашедшего свое счастье и упивавшегося жизнью, Гегель объясняет как «конфликт между поэзией сердца и противостоящей ей прозой житейских отношений», который «разрешается трагически или комически». А смирение женщины, потерявшей свое счастье, но впоследствии обретшей сына, можно трактовать как исчерпание данного конфликта, проявляющееся в том, что герои примиряются с «обычным порядком мира», признав в нем «подлинное и субстанциальное начало» [3; С. 474].
Итак, закономерен вывод об объективности, полноценности и достоверности эпически выраженного, но не лишенного некоторой доли психологизма повествования, характеризующегося, по словам Р.Г.Мамия, «постоянным ощущением полноты картины, характера, мысли. Это мастерски делается, в первую очередь, с помощью язы­ка, которым А.С.Пренко владеет в совершенстве, я имею в виду чисто кужорский стиль казацкого говора. Этот говор, перемешанный с мягким, теплым юмором, создает особый языковой колорит. Таким образом, можно говорить об истоках мастерства, о собственной манере письма» [4; С. 337]. В данном случае остается лишь согласиться с профессором и пожелать нашему талантливому земляку дальнейших, не менее насыщенных светом и пропитанных теплом творческих успехов!

Использованная литература:
Немченко Г. Придет час искренности // Пренко А. Эта непостижимая любовь. – М.: СПАС, 1997. – С. 344-348.
Пренко А.С. От тебя исходит свет: Повести и рассказы. – М.: СПАС, 2001.
Гегель Г. Эстетика: В 4-х тт. – Т. 3. – М., 1971.
Мамий Р.Г. Вровень с веком. – Майкоп: ООО «Качество», 2001.

Опубл.: 
Хуако Ф.Н. Луч прозы во мраке современности // Современные технологии в сфере сервиса, туризма и связей с общественностью: Сб. ст. и тезисов. – Вып. II. – Майкоп: ИП Магарин О.Г., 2011. – 116 с. – С. 55-58