Востребованность профессиональных филологических трудов несомненно подтверждается мнениями мастеров отечественного литературоведения относительно вопросов тематической склонности нашей науки. Такая заинтересованность имеет место быть в научных работах не только российских, кавказских, но и адыгских литературоведов, к которым позволим себе причислить К.Абукова, Г.Гамзатова, Б.Бгажнокова, У.Панеша, Р.Мамия, Ю.Тхагазитова, Х.Хапсирокова, Ч.Юсупову, Т.Чамокова, А.Схаляхо, К.Шаззо, Н.Хуажеву, М.Ахиджакову, Д.Схаляхо и прочих. В частности, типологическому, структурному рассмотрению появления, прогрессирования, закрепления художественно-творческих приоритетов в Адыгее отданы их внушительные монографии по литературоведению. Одновременно и в языковедческих тематических вопросах серьезную подмогу сумели произвести работы ряда из адыгских филологов, к коим относимы следующие: Л. Бекизова, А. Схаляхо, М. Кунижев, К. Шаззо, Р. Мамий, М. Хачемизова, У. Панеш, X. Баков, X. Тлепцерше, а также прочие. Вот в силу подобной творческой активности позволим себе обратиться к одному из названных филологических мэтров адыгов – Абубачиру Адышесовичу Схаляхо с целью выявления в его творчестве качественной тематической определенности.
Применительно к методологии мастера отметим следующее. На протяжении всего прошлого столетия, реализуя требуемый тогда общекультурный подступ в ходе анализа творческого продукта и пытаясь разработать свежую исследовательскую технологию, специалисты добивались многого. Поиск, рассмотрение и фиксация фольклорного ресурса адыгов были инициированы уже в позапрошлом столетии как русскими учеными, так и местными просветителями. Поддержана такая инициатива оказалась посредством новописьменной эпохи адыгов, когда черкесские материалы начали фиксироваться в исходной языковой форме отправителя. Подобную практику, которую стартовали в первые десятилетия прошлого века И.Цей, Т.Керашев, Д.Ашхамаф, Т.Шеретлоков, А.Хатков, И.Наврузов, эффективно подхватили в своей активности последующие адыгские ученые. В их числе следующие: А.Гадагатль, 3.Кардангушев, Б.Х.Бгажноков, А.И.Алиева, Х.Хапсироков, А.Гутов, Ш.Хут, А.Ципинов, М.Мижаев и проч. И впоследствии были произведены ощутимые успехи также сегодняшними активистами национальной науки адыгов. Это: Л.А.Бекизова, 3. и М. Кумаховы, Н.Чуяко, Х.Г.Тлепцерше, Р.Унарокова, А.К.Тхакушинов, А.Хакуашев, К.Г.Шаззо, Н.М.Шиков, А. Чирг и проч., а также и интересующий нас сегодня Абу Схаляхо.
Им применялось сопоставительное рассмотрение текстов адыгских словотворцев, в том числе и на предмет наличия в них средств художественной выразительности, реалистичности и визуальности изложения, образной насыщенности. Это давало возможность ему в аналитических трудах обратиться к вопросам художественных закономерностей с учетом меж- текстуальных концепций. Так, к примеру, при работе Абу Схаляхо с текстом мало изученного в отечественной критике автора середины ХХ в. Сафера Яхутля (1914 – 1977) налицо обозначаемая ученым выразительность эпиграммы, то есть такой авторский навык, когда писатель способен двумя-тремя словами, спаянными по сути, остро достичь души получателя. Тем самым, закономерное, логически выверенное комбинирование применяемых литературоведами и лингвистами, подобными А. Схаляхо, инструментальных методологических схем давало возможность достаточно максимально преподнести конструкционную, а также смысловую насыщенность адыгских разно- тематических повествований.
Упомянем далее более подробно отчетливо выступающее новаторство объектов изучения в работах рассматриваемого исследователя Абубачира Схаляхо. Последние десятилетия XIX в. составляли фактически итоговый период черкесского просветительства в кавказской цивилизационной культуре. Максимально заметными, как видно и сегодня, для него выступали следующие объекты изучения: Султан Хан-Гирей, Хусен Хамхоков, Шора Ногмов, Шалих Бахов, Кази Атажукин, Исхак Панеш, Султан Адыль-Гирей (Кешев), Магамет Бастэ, Кази-Бек Ахметуков, Хамид Тлецерук, Мишеост Ашинов. Либо, как известно, в третьем десятилетии века прошлого в силу некоторых жестоких идеологических мотивов мало упоминались, а, точнее, просто игнорировались строки одного из первых представителей адыгской литературы Ибрагима Цея. Или, также деталям творческих успехов другого адыгского автора первых десятилетий прошлого столетия Битлостана Кобле в науке присуждается мало внимания. Как можно обозначить отчетливо, в советской филологии имелось лишь единичное число научных трудов, частично раскрывающих вопросы словотворчества вышеназванных адыгских писателей-просветителей XIX в. Лишь только вследствие научных публикаций таких адыгских ученых, как Ш.Хут, Р.Хашхожева, М.Кунижев, А.Схаляхо, И.К.Брантова и некоторых прочих, упоминания о ряде просветителей начали появляться в научных и периодических кавказских публикациях.
Так, в частности, профессор филологии Абубачир Схаляхо в собственных работах одним из первых начал настойчиво анализировать слог вышеназванной группы творцов-просветителей. Это помогло ему вести содержательную мысль в одной из его стартовых монографий 1988 года («Идейно-художественное становление адыгейской литературы»), наметившей старт-up адыгейской литературы и придавшей внушительный авторитет его авторскому перу. Либо уже в новом веке в рамках той же тематики Абу Схаляхо подобрал в хрестоматии по адыгейской литературе для 9 класса, изданной в Майкопе в 2003 г., поэтические тексты Мишеоста Ашинова, Хусена Хамхокова, Алия Цеева.
Или именно вследствие его научной активности сегодняшнего читателя XXI века достигли творческие труды Ибрагима Цея, научным редактором публикаций коего выступал в свое время рассматриваемый нами исследователь. Что касается малоизученного адыгского автора Битлостана Кобле, Абубачир Схаляхо, как один из максимально деятельных тогда черкесских исследователей, не сумел проигнорировать подобную тематическую линию. В наши дни имеется только его распространенная, солидная научная статья «Об особенностях творчества Битлостана Кобле» в ВАК-журнале «Вестник АГУ. Филология и искусствоведение» (Майкоп, 2012 (1)), включающая следующий семантический ряд. Это эпизоды рождения, обучения, становления, влияющие на проявления не только карьерно- политической, но и патриотической энергичности рассматриваемого ученым адыгского словотворца.
Но еще более изучаемого нами литературоведа Абубачира Схаляхо интересовали вопросы жанровой систематизированности имеющихся текстовых ресурсов в адыгских литературах. Как известно, на протяжении первой половины прошлого века национальный рассказ опережал возвышенную новеллу, поскольку определялся мобильной злободневностью событий, а также характером ново- типового образа, находившегося на перепутье перед хроникальным выбором. Это прослеживалось, в частности, в словотворчестве таких тогдашних авторов, как И. Цей, Т. Керашев, Дм.Костанов, А. Шогенцуков, а также других. Сочетаемость слияний документальности очерков с лиричностью рассказов, новелл особенно заметна в «малой» прозе кавказских наций. Так, к примеру, непосредственно такими, злободневными для писателей и знаковыми для любого их земляка хроникальными явлениями оказывалась пронизана большая часть художественно-документальных изложений адыгского автора 40-х гг. ХХ в. Дмитрия Костанова, что Абубачир Схаляхо систематизирует так: «Из шести рассказов, вошедших в сборник Д.Костанова «Две высоты», четыре – непосредственно о войне, остальные – «Счастье» и «Две высоты» – на мирные темы, но и они насыщены мыслью и воспоминаниями о ней» [1: 61].
Соответственно цитируемой, военно-мирной классификации анализируемого ученого, обратимся далее к тональности, весьма приближенной к военной теме. Это частая в работах Абу Схаляхо тональность обязательного героического пафоса, идеологически требовавшаяся еще в советское время и, к тому же, энергетически подпитываемая тем этническим интересом, который был присущ ученому. Так, в частности, в его статье о стихотворных строках Цуга Теучежа достойно прослеживаются хроникально- и социально- выверенные источники поэмы об Урусбие. Либо порой рассматриваемый ученый справедливо ведет речь и о других персонажах кавказских хроник (Тугузуко Кизбече, Щырухуко Тугуже, Коджебердуко Мхамете), о которых в народной поэзии действительно было сложено ощутимое число песенных строк. Фабулу анализируемой А. Схаляхо поэмы об Урусбии, защищающем свою нацию от дворянской атаки, иллюстрирует то, насколько Ц. Теучеж в изложении подчиняется эпическим чертам, устоявшимся в адыгском фольклорном ресурсе. Внимание к реально жившим индивидам и их судьбам не могло не отразиться на солидной достоверности писателей, чье авторство анализирует рассматриваемый исследователь. Тем самым, изучаемые у Абу Схаляхо адыгские писатели применяли имеющиеся в эпосе сюжетно¬повествовательные компоненты. Это делалось с целью донести до читателя судьбоносные и военные детали фактически живших, авторитетных национальных героев. Таким образом, явная здесь романтика подвига весьма ощутимо прослеживается в научных изложениях рассматриваемого ученого, к чему и обратимся далее.
О подвигах, рисуемых на страницах произведений, как и о серьезных связях реализма с романтизмом, Абубачир Схаляхо рассуждал в вышеназванной своей монографии 1988 года, опираясь на своеобразные отважные факты, скопившиеся в фольклорной эстетике, в мифопоэтике, а также в русской литературе века позапрошлого. Так, в частности, стартовым (и стержневым в результате) элементом словотворчества Сафера Яхутля, вековой юбилей коего был отмечен уже в новом тысячелетии, считается подчеркиваемая многими, анализирующими его учеными (и А.Схаляхо – в их числе), непререкаемая склонность индивида к вере (отнюдь не религиозной, но партийной): «Охваченный атмосферой всеобщего духовного подъема страны, поэт в своих первых стихах говорит от имени сверстников, поднявшихся по зову сердца строить новую жизнь, от имени тех, кто поднял знамя труда в заснеженных далях, в безбрежной тайге, на Байкале, над гребнем Днепровской волны» [2: 244]. Здесь следует уточнить применительно к подвигу: романтический пафос, беззаветная верность персонажей Родине, а также прочие подобные черты всегда размещали посвященные им тексты на солидном пьедестале.
Ученый приравнивает таковых к заслуженным в планетарной романтике лицам, что позволяет А. Схаляхо обращаться к интересующей его не только в науке, но и в жизни социально-политической теме, а также – к общественно-исторической тематической линии. В рамках данной тематики в своей вышеназванной стартовой монографии Абу Схаляхо просматривает пару направлений в процессе становления адыгской литературы. Одним из них в произведениях он видит бытийное переоформление жизни, другим – ее религиозно-мистический дизайн. В соответствии с революционным настроем истории, а также с оглядкой на религиозную склонность среды ученым анализируются и обобщаются определенные новеллистические характеристики. Это явная приближенность социума к человеческим конфликтам, сопровождаемая выходом на первый план «маленького человека», а также – в той же роли – черкешенки. Но, порой, – и художественно-очерковая документальность. Как утверждает в автореферате своей диссертации современный доктор наук Нафсет Чуякова, акцентируя исследовательское внимание на песне народной, «Социально-политическая и общественно-историческая темы становятся объектом сатиры в «Песне о славном тфокотле»» [3: 14]. Обоснованность данного высказывания коллеги заключается в следующем. Подобные закономерности были относимы и ко всей северокавказской литературе, гораздо более поздней, на протяжении всего прошлого века.
Более того, также и в конце века минувшего, накануне советского развала, начала складываться представлявшаяся прогрессивной социально-идейная среда. Заметно активизировалась тогда подвижность общественно-политических течений, союзов, объединений, партий, блоков, фондов, клубов по интересам. Подобную активность допустимо не только просмотреть, но и доказать работой союзов, отражавших в тогдашней, еще юной республике, ментальные склонности адыгской, русской, но также прочих национальных образований. Тогда же, в момент видоизменения атмосферы преобразуются также некоторые устои, разрешившие представителям нации более свободно подойти к оценкам прошлого. Именно такое социальное образование, как «Адыгэ Хасэ», созывавшее нацию, появляется и в Адыгее, участие в чем принимал изучаемый нами активист науки Абу Схаляхо. Обращавшиеся к данному периоду гуманитарные ученые согласны в следующем. Начальная подобная общность, к тому же наиболее массивная в новом времени, появилась в столице Адыгеи 25 января 1989 г., на Учредительном съезде представителей трудящихся тогдашней ААО. Изначально организация «Адыгэ Хасэ» имела неофициальный статус. Как утверждают в своей монографии 2011 г. Д. Мекулов и Н. Женетль, анализируя институты гражданского общества в становлении республики 90-х гг., «На учредительном съезде общественной организации «Адыгэ Хасэ» присутствовало 920 делегатов, представляющих все районы области. Съезд обсудил три вопроса, а именно: 1) Создание общественной организации «Адыгэ Хасэ»; 2) Принятие Устава; 3) Избрание руководящих органов» [4: 28]. К тому же цитируемые авторы являются в данном случае достойными свидетелями инициатив рассматриваемого ученого. Они весьма доказательно погружают сегодняшнего читателя в происходившие тогда политические события, доказывая при этом заслугу нашего юбиляра. Приведем потому касающийся этого фрагмент их текста целиком: «С докладом по первому вопросу выступал руководитель инициативной группы А.А. Схаляхо, который предложил учредить общественную организацию «Адыгэ Хасэ» и призвал выступающих высказать отношение к этому вопросу. Из 31 участника, выступавших на съезде, все поддержали необходимость создания организации «Адыгэ Хасэ»» [4: 28]. И так все ясно с подобной плодотворной инициативой авторитета, не правда ли?
Вот удается ему как ежедневно на научном поприще, так даже и в острые моменты национальной истории убедить свою аудиторию, за что всегда оказывался он нужен и нам, как робким представителям последующих поколений. И это в полной мере, на радость благодарной публике, иллюстрирует риторический талант Абу Схаляхо как словотворца, всей душой отдававшегося продуцируемой им теме. На научной ниве он постоянно подвергал риторику своего этноса изучению, к примеру, в труде «Адыгские певцы-импровизаторы и писатели-публицисты XIX века». Однако и сам позволял себе художественность в авторском изложении, что помогало ему лично порой отдаваться прозаическому творчеству. Так, к примеру, к трагическим моментам, имевшимся в судьбах своих земляков, он обращается в пределах личных рассказов в прозаической книге «Огненный витязь» (1998). В рамках такой, казалось бы, грустной тематики, ему удается воспроизвести некоторую романтическую шутливость посредством поступков негативных образов, заимствованных у хроникально знакомых в народе лиц и с учетом обострения национального бытия. Также сохраняют верность святой боли некоторые, излагаемые им, более крупные по объему произведения средней прозы. Среди них в текущем веке – «Игла в сердце» (2004), принадлежащая художественному перу изучаемого нами сегодня филологического исследователя.
Тем самым, как позволяют нам высказаться проведенные наблюдения, рассматриваемый ученый старшего поколения адыгской науки Абубачир Адышесович Схаляхо сумел в свое время поработать настолько продуктивно, насколько того требовала национальная публичная мысль. Он, являя собой старшее литературоведческое поколение адыгов, продолжал тенденцию смыслового обогащения творческих методологий, а также, – последующего прогрессирования научных способов фиксации творческих объектов в культурах. Применительно к такому специалисту можно говорить о действительно серьезной степени исследования (как говорится, «от всей души»), которая была присуща ему как при работе, так и просто при общении с книгой. Профессиональный подход анализируемого нами юбиляра реально направлял стержневые курсы в сторону достижения требуемых этносом целей. Причем это происходило с адекватным учетом доминирующих компонентов национальной культуры. За такую гармонию нам остается только благодарить ушедшего аксакала и все больше сожалеть о его уходе.
Литература
1. Схаляхо А.А. На пути творческого поиска. – Майкоп: ГУРИПП «Адыгея», 2002.
2. Схаляхо А.А. Сафер Яхутль // История адыгейской литературы в 3-х тт. (АРИГИ) – Т. 2. – Майкоп: Адыг. респ. кн. изд-во, 2002. – С. 242-257.
3. Чуякова Н.М. Сатира и юмор в устном народном творчестве адыгов: Автореф. дисс. на соиск. уч. степ. д. филол.н. – Майкоп, 2009.
4. Мекулов Д.Х., Женетль Н.Х. Республика Адыгея в формате современной России (1991 – 2011 гг.). – Майкоп: ОАО «Полиграф-ЮГ», 2011. – 196 с.
