Процесс гуманизации, имевший место в общественной жизни тех лет, не мог не найти своего отражения в литературе, одна из социальных функций которой состоит в отображении всего того, что происходит с личностью и окружающим ее миром. И, как следствие этого, внимание авторов обращается к мыслям и чувствам героев и через них – к жизни народа. В то же время, усиление аналитического начала в совокупности с тенденцией к обобщенности в изучении социальных процессов и исторического смысла эпохи помогает более углубленному исследованию нравственных основ жизненного поведения изображаемых характеров, противоречий во внутреннем мире героев. Являясь объектом отображения художника и в эпосе, и в драме, и даже в сатире, внутренний мир личности представляет
собой не отдельное художественное целое, а используется как составляющее или в качестве аккомпанемента прозаического, драматического или сатирического образа, благодаря чему в этих литературных родах правомерно рассматривать не лирику, а лиричность или лиризм.
собой не отдельное художественное целое, а используется как составляющее или в качестве аккомпанемента прозаического, драматического или сатирического образа, благодаря чему в этих литературных родах правомерно рассматривать не лирику, а лиричность или лиризм.
В отличие от эпоса и драмы, в которых выступают определенные и законченные характеры, проявляющие себя в действии и взаимодействии и показанные в процессе своего развития в богатых и разносторонних жизненных обстоятельствах, лирика сосредоточена прежде всего на изображении внутреннего мира человека. Отсюда ее основные особенности: она рисует не законченные характеры, а отдельные состояния характера, не действия, не поведение человека, а его переживания и не процесс развития, а отдельный момент жизни, относительно законченный. Отсюда вытекает краткость – незначительный объем лирического произведения, одноголосность, то есть единство речевого строя (в отличие от эпоса и драмы, в которых многообразие характеров определяет многоголосность, передающую речевое своеобразие ряда характеров), эмоциональность, концентрированность речевых средств, передающих напряженность переживания.
Весь окружающий лирического героя мир и явления этого мира органично растворяются в ощущениях и чувствованиях героя, начинают кипеть в круговороте его эмоций, бить через край и, лишь только полностью став частью духовного мира персонажа, находят свое выражение в лирическом тексте. И именно поэтому лирический текст обычно лаконичен, насыщен и лапидарен. Сила воздействия лиризма не в развернутых подробностях и пространных деталях, а как раз в глубине и концентрированности содержания.
Эпосу присущ способ показа человеческой личности как элемента объективной действительности, впечатление о котором у читателя складывается в ходе происходящих событий, совершаемых им действий и развития сюжета. Лирике свойственнен внесюжетный способ изображения личности – в процессе и посредством переживаний, впечатлений и ощущений. Результат же растворения лиризма в эпосе являет собой неожиданное сочетание сюжетного и внесюжетного способов отображения действительности, с помощью авторского голоса, придающего повествованию субъективно-оценочный характер. Таким образом, в рассказ вкладывается уже определенное эмоциональное отношение к происходящему, и, даже ведя речь о своем герое в третьем лице, автор будто бы сам живет его ощущениями, берет их на себя и своим прочувствованным повествованием зажигает и читателя.
Творческой же целью автора является поиск таких речевых средств, которые бы с наибольшей достоверностью передали переживание во всей его эмоциональной пронзительности. Подобными речевыми средствами применительно к прозе в литературе признаются лексика, интонация, ритм, повторы.
В чистом виде эпическое произведение способно и призвано изложить последовательное развитие происходивших действий, отобразить хронику событий, приближенную порой к документальной. Эти контуры непрерывно видоизменяются, чутко реагируя на веяния времени. Но некоторые, наиболее традиционные и общие признаки прозаического повествования, такие, как событийность, хронологическая и причинная связь изображаемых явлений, остаются, в большинстве случаев, неизменными. Они присутствуют в прозе до тех пор, пока предметом ее изображения служит окружающая действительность (в том числе и психологическая, воплощенная в характерах), в которой всегда что-то происходит и имеет причинно-временную связь. Окрашенное же лиризмом эпическое повествование в состоянии преобразовать застывшую детальную хроникальность в стремления, мотивы, психологическую обусловленность происходящего, страсть и страдания его участников, самореализация и самовыражение которых в текущих событиях и составит основную преамбулу произведения. Субъективные восприятия и чувства героя, его радостное или печальное, бодрое или апатичное настроение проходят сквозь все объективно-активные события произведения.
Предметом непосредственного изображения прозы может стать и внутренний, духовный мир самого субъекта творчества, авторское сознание – реальность с совершенно особыми законами. Художественное претворение этого мира требует принципиально иной образной структуры, для которой сюжет, хронология, причинные и другие связи объективного характера становятся путами, вступают в противоречие с особенностями психологического процесса: ассоциативными «скачками» и мозаикой настроений и чувств, прерывистостью в развитии мысли и вольным полетом фантазии, воображения.
В другом случае лиризм может быть присущ не только эпическим действиям, но и развернутым внешним описаниям. Живописуемые автором картины ценны в данном случае не своей красочностью и колоритностью, а той субъективированной субстанцией, которая образуется в результате взаимодействия внешней природы с природой человеческой. Мотивированное наблюдаемым настроение, возбужденные им эмоции – все это и есть тот самый лирический элемент, способный вызвать у читателя чувства, аналогичные испытываемым лирическим героем.
И, наконец, цель, ради которой пишется такой текст, также принадлежит лирической сфере. Писатель стремится пробудить в душе читателя такое же переживание, в которое его самого погрузило рассказываемое им событие и которое он потому, целиком и не скупясь на подробности, вкладывает в свое повествование. Писатель собственное уныние и печаль или собственную радость и оптимизм выражает в соответствующей картине таким способом, что не само действие, а пронизывающее его настроение составляет суть эпизода. Таким образом, хотя содержание в тексте может быть эпически-событийным, реализация его в состоянии оставаться лирической.
Можно говорить и о таких особенностях лирического сюжета, которые отличают его от сюжета эпического: непоследовательность и неожиданная смена настроений в повествовании, а также отсутствие строгой логической связи между отдельными звеньями сюжета. Иными являются здесь и способы раскрытия главного героя. Его образ не развивается во времени, а обнаруживается перед читателем в различных своих гранях.
В лирической прозе присутствуют родовые черты как эпоса, так и лирики. От эпоса – определенная выраженность фабулы, персонажная многофигурность, элементы характерологии. От лирики – присутствие субъекта повествования (автор, рассказчик, герой), а также особая значимость лейтмотива, которая при ослабленности фабулы вносит в произведение структурирующее начало. В лирической прозе оказываются претворенными многие общие черты лирики. Общеизвестно, что лирика имеет дело с эмоциональной стороной человеческой жизни, с внутренними состояниями человеческой души, что в любом лирическом произведении изображение дается не как внешнее по отношению к повествователю, а как непосредственное его переживание. Лирическое содержание – чувства и ощущения, переживания, впечатления – может быть композиционно оформлено по-разному. Хотя наличие фабулы не является категорически противопоказанным лирической прозе, но фабульные конструкции лирических произведений часто отличаются своей простотой и однозначностью. Здесь нет сложного переплетения взаимоотношений героев, борьбы многих характеров. Отражение действительности происходит не с разных психологических плоскостей, а как бы в одном единственном постоянном ракурсе, в котором лирический герой воспринимает жизнь.
Что касается роли поэта в лирическом повествовании, то применительно к рассматриваемой нами жанровой разновидности прозы, обогащенной лирическим компонентом, во главу угла необходимо ставить именно эпический подход, а значит, ни в коем случае не отказывать действующему в произведении герою в праве на «собственное слово». Причем анализируемый в данном случае сплав эпоса и лирики (с преобладанием элементов эпоса), тем не менее не дает никаких оснований автору и герою состязаться в значимости, а просто порождает (в том то и состоит художественная неповторимость лирической прозы) некую неуловимую субстанцию, объединяющую в себе роль и автора, и рассказчика, и героя. И порой даже не требуется проводить каких-либо разграничений между ними, – настолько органично эти составляющие объединены в форме подобной активно действующей субстанции.
Автор неизменно выражает (конечно же, языком художественных образов, а не прямыми умозаключениями) свое отношение к позиции, установкам, ценностной ориентации своего героя. При этом образ персонажа (подобно всем иным звеньям словесно-художественной формы) предстает как воплощение писательской концепции, идеи, то есть как нечто целое, пребывающее, однако, в рамках иной, более широкой, собственно художественной целостности (произведения как такового). Он зависит от этой целостности и, можно сказать, по воле автора ей служит. При сколько-нибудь серьезном освоении персонажной сферы произведения читатель неотвратимо проникает и в духовный мир автора: в образах героев усматривает (прежде всего непосредственным чувством) творческую волю писателя.
Отношение автора к герою может быть по преимуществу либо отчужденным, либо родственным, но не бывает нейтральным. Литературные персонажи вместе с тем способны отделяться от произведений, в составе которых они появились на свет, и жить в сознании публики самостоятельной жизнью, не подвластной авторской воле. Герои становятся своего рода символами определенного рода мироотношения и поведения, сохраняя одновременно свою неповторимость. Таковы Гамлет, Дон Кихот, Тартюф, Фауст, Пер Гюнт в составе западноевропейской культуры; для русского сознания – Татьяна Ларина (в значительной мере благодаря трактовке ее образа Достоевским), Чацкий и Молчалин, Ноздрев и Манилов, Пьер Безухов и Наташа Ростова.
На наш взгляд, с помощью внутреннего «Я» героя, через его мировосприятие как раз и происходит пусть и личностное, индивидуальное, но, тем не менее, отображение действительности – отображение, в некоторой степени объективное, сопровождаемое элементом субъективности. Другое дело, какова степень этой субъективности.
Если эпическая проза строится на объективизации повествования, на сюжетно-хронологическом развертывании изображаемых событий и поступков людей, то в лирической прозе сюжету, как правило, отводится незначительная роль. Сюжет обычно несложен и прост, и не он определяет лирический характер целого. Фабула может прослеживаться с трудом: единство разрозненных картин, ассоциативных образов достигается благодаря единству отношения лирического субъекта, единству ведущей эмоциональной тональности. Здесь вступают в силу законы «лирической композиции и лирического выражения», то есть законы особой организации жизненного и словесного материала.
Итак, социальные и нравственные проблемы, волнующие современников, живые характеры, изображенные в их внутреннем движении, психологизированный взгляд на прошлое и лучшие надежды на будущее, – все это и многое другое в состоянии отразить и в полной мере отражает лирическая проза.
Весь окружающий лирического героя мир и явления этого мира органично растворяются в ощущениях и чувствованиях героя, начинают кипеть в круговороте его эмоций, бить через край и, лишь только полностью став частью духовного мира персонажа, находят свое выражение в лирическом тексте. И именно поэтому лирический текст обычно лаконичен, насыщен и лапидарен. Сила воздействия лиризма не в развернутых подробностях и пространных деталях, а как раз в глубине и концентрированности содержания.
Эпосу присущ способ показа человеческой личности как элемента объективной действительности, впечатление о котором у читателя складывается в ходе происходящих событий, совершаемых им действий и развития сюжета. Лирике свойственнен внесюжетный способ изображения личности – в процессе и посредством переживаний, впечатлений и ощущений. Результат же растворения лиризма в эпосе являет собой неожиданное сочетание сюжетного и внесюжетного способов отображения действительности, с помощью авторского голоса, придающего повествованию субъективно-оценочный характер. Таким образом, в рассказ вкладывается уже определенное эмоциональное отношение к происходящему, и, даже ведя речь о своем герое в третьем лице, автор будто бы сам живет его ощущениями, берет их на себя и своим прочувствованным повествованием зажигает и читателя.
Творческой же целью автора является поиск таких речевых средств, которые бы с наибольшей достоверностью передали переживание во всей его эмоциональной пронзительности. Подобными речевыми средствами применительно к прозе в литературе признаются лексика, интонация, ритм, повторы.
В чистом виде эпическое произведение способно и призвано изложить последовательное развитие происходивших действий, отобразить хронику событий, приближенную порой к документальной. Эти контуры непрерывно видоизменяются, чутко реагируя на веяния времени. Но некоторые, наиболее традиционные и общие признаки прозаического повествования, такие, как событийность, хронологическая и причинная связь изображаемых явлений, остаются, в большинстве случаев, неизменными. Они присутствуют в прозе до тех пор, пока предметом ее изображения служит окружающая действительность (в том числе и психологическая, воплощенная в характерах), в которой всегда что-то происходит и имеет причинно-временную связь. Окрашенное же лиризмом эпическое повествование в состоянии преобразовать застывшую детальную хроникальность в стремления, мотивы, психологическую обусловленность происходящего, страсть и страдания его участников, самореализация и самовыражение которых в текущих событиях и составит основную преамбулу произведения. Субъективные восприятия и чувства героя, его радостное или печальное, бодрое или апатичное настроение проходят сквозь все объективно-активные события произведения.
Предметом непосредственного изображения прозы может стать и внутренний, духовный мир самого субъекта творчества, авторское сознание – реальность с совершенно особыми законами. Художественное претворение этого мира требует принципиально иной образной структуры, для которой сюжет, хронология, причинные и другие связи объективного характера становятся путами, вступают в противоречие с особенностями психологического процесса: ассоциативными «скачками» и мозаикой настроений и чувств, прерывистостью в развитии мысли и вольным полетом фантазии, воображения.
В другом случае лиризм может быть присущ не только эпическим действиям, но и развернутым внешним описаниям. Живописуемые автором картины ценны в данном случае не своей красочностью и колоритностью, а той субъективированной субстанцией, которая образуется в результате взаимодействия внешней природы с природой человеческой. Мотивированное наблюдаемым настроение, возбужденные им эмоции – все это и есть тот самый лирический элемент, способный вызвать у читателя чувства, аналогичные испытываемым лирическим героем.
И, наконец, цель, ради которой пишется такой текст, также принадлежит лирической сфере. Писатель стремится пробудить в душе читателя такое же переживание, в которое его самого погрузило рассказываемое им событие и которое он потому, целиком и не скупясь на подробности, вкладывает в свое повествование. Писатель собственное уныние и печаль или собственную радость и оптимизм выражает в соответствующей картине таким способом, что не само действие, а пронизывающее его настроение составляет суть эпизода. Таким образом, хотя содержание в тексте может быть эпически-событийным, реализация его в состоянии оставаться лирической.
Можно говорить и о таких особенностях лирического сюжета, которые отличают его от сюжета эпического: непоследовательность и неожиданная смена настроений в повествовании, а также отсутствие строгой логической связи между отдельными звеньями сюжета. Иными являются здесь и способы раскрытия главного героя. Его образ не развивается во времени, а обнаруживается перед читателем в различных своих гранях.
В лирической прозе присутствуют родовые черты как эпоса, так и лирики. От эпоса – определенная выраженность фабулы, персонажная многофигурность, элементы характерологии. От лирики – присутствие субъекта повествования (автор, рассказчик, герой), а также особая значимость лейтмотива, которая при ослабленности фабулы вносит в произведение структурирующее начало. В лирической прозе оказываются претворенными многие общие черты лирики. Общеизвестно, что лирика имеет дело с эмоциональной стороной человеческой жизни, с внутренними состояниями человеческой души, что в любом лирическом произведении изображение дается не как внешнее по отношению к повествователю, а как непосредственное его переживание. Лирическое содержание – чувства и ощущения, переживания, впечатления – может быть композиционно оформлено по-разному. Хотя наличие фабулы не является категорически противопоказанным лирической прозе, но фабульные конструкции лирических произведений часто отличаются своей простотой и однозначностью. Здесь нет сложного переплетения взаимоотношений героев, борьбы многих характеров. Отражение действительности происходит не с разных психологических плоскостей, а как бы в одном единственном постоянном ракурсе, в котором лирический герой воспринимает жизнь.
Что касается роли поэта в лирическом повествовании, то применительно к рассматриваемой нами жанровой разновидности прозы, обогащенной лирическим компонентом, во главу угла необходимо ставить именно эпический подход, а значит, ни в коем случае не отказывать действующему в произведении герою в праве на «собственное слово». Причем анализируемый в данном случае сплав эпоса и лирики (с преобладанием элементов эпоса), тем не менее не дает никаких оснований автору и герою состязаться в значимости, а просто порождает (в том то и состоит художественная неповторимость лирической прозы) некую неуловимую субстанцию, объединяющую в себе роль и автора, и рассказчика, и героя. И порой даже не требуется проводить каких-либо разграничений между ними, – настолько органично эти составляющие объединены в форме подобной активно действующей субстанции.
Автор неизменно выражает (конечно же, языком художественных образов, а не прямыми умозаключениями) свое отношение к позиции, установкам, ценностной ориентации своего героя. При этом образ персонажа (подобно всем иным звеньям словесно-художественной формы) предстает как воплощение писательской концепции, идеи, то есть как нечто целое, пребывающее, однако, в рамках иной, более широкой, собственно художественной целостности (произведения как такового). Он зависит от этой целостности и, можно сказать, по воле автора ей служит. При сколько-нибудь серьезном освоении персонажной сферы произведения читатель неотвратимо проникает и в духовный мир автора: в образах героев усматривает (прежде всего непосредственным чувством) творческую волю писателя.
Отношение автора к герою может быть по преимуществу либо отчужденным, либо родственным, но не бывает нейтральным. Литературные персонажи вместе с тем способны отделяться от произведений, в составе которых они появились на свет, и жить в сознании публики самостоятельной жизнью, не подвластной авторской воле. Герои становятся своего рода символами определенного рода мироотношения и поведения, сохраняя одновременно свою неповторимость. Таковы Гамлет, Дон Кихот, Тартюф, Фауст, Пер Гюнт в составе западноевропейской культуры; для русского сознания – Татьяна Ларина (в значительной мере благодаря трактовке ее образа Достоевским), Чацкий и Молчалин, Ноздрев и Манилов, Пьер Безухов и Наташа Ростова.
На наш взгляд, с помощью внутреннего «Я» героя, через его мировосприятие как раз и происходит пусть и личностное, индивидуальное, но, тем не менее, отображение действительности – отображение, в некоторой степени объективное, сопровождаемое элементом субъективности. Другое дело, какова степень этой субъективности.
Если эпическая проза строится на объективизации повествования, на сюжетно-хронологическом развертывании изображаемых событий и поступков людей, то в лирической прозе сюжету, как правило, отводится незначительная роль. Сюжет обычно несложен и прост, и не он определяет лирический характер целого. Фабула может прослеживаться с трудом: единство разрозненных картин, ассоциативных образов достигается благодаря единству отношения лирического субъекта, единству ведущей эмоциональной тональности. Здесь вступают в силу законы «лирической композиции и лирического выражения», то есть законы особой организации жизненного и словесного материала.
Итак, социальные и нравственные проблемы, волнующие современников, живые характеры, изображенные в их внутреннем движении, психологизированный взгляд на прошлое и лучшие надежды на будущее, – все это и многое другое в состоянии отразить и в полной мере отражает лирическая проза.
(Публикуется в рамках Гранта Президента РФ МК-1144.2006.6)
Опубл.:
Хуако Ф.Н. К вопросу о лирическом начале в прозе // Образование-Наука-Творчество: Научн. журнал АМАН. – Армавир: изд-во АЛУ. – 2006. – № 4. – С. 37-40
Хуако Ф.Н. К вопросу о лирическом начале в прозе // Образование-Наука-Творчество: Научн. журнал АМАН. – Армавир: изд-во АЛУ. – 2006. – № 4. – С. 37-40