Фраза известного русского писателя А.Горького: «... писатель никогда не является случайностью, он всегда историческая необходимость, он явление, вызванное к жизни духовной работой нации, насыщенное ее творческой силой, оправданное ее потребностью видеть свою жизнь отраженной в искусстве» в полной мере может быть отнесена, да и относится современными отечественными критиками к многогранной творческой деятельности одного из наших авторов: «Такой исторической необходимостью явился Аскер Гадагатль, в творчестве которого во всем блеске проявился духовный потенциал адыгейского народа»[ii] (Р.Емтыль).
«Ученый Гадагатль не мешает поэту Гадагатлю, – поясняет известный писатель, ученый, общественный деятель, профессор Абу Схаляхо. – Наоборот, гармоничное соединение в одном человеке двух творческих начал способствует созданию крупных, насыщенных правдой жизни поэтических произведений».
А вот что об этом гармоничном сочетании прозаической науки и поэтической лирики говорит Николай Горохов – автор предисловия одного из недавно вышедших сборников ученого-поэта: «В творчестве А.Гадагатля счастливо соединились крылатость и романтическая приподнятость поэзии и кропотливый труд ученого-фольклориста»[iii]. И именно этот факт стройной сочетаемости обусловил отмечаемую все тем же А.Схаляхо индивидуальную авторскую специфику поэта: «Художественное творчество А.М.Гадагатля разнообразно по тематике, богато поэтическими красками, проникнуто теплым чувством гуманизма. В нем получили поэтическое освещение тема Родины, тема дружбы народов, тема прошлого народа, тема труда и быта современников. В своих произведениях с исторической меркой точности поэт разрабатывает многослойные пласты народного бытия: нравственно-этические, бытовые, национально-этнические»[iv].
Для более обоснованного вовлечения читателя в этот многослойный авторский мир поэта обратимся немного к творческой и чуть позже – к биографической статистике. Действительно, за 60 лет созидательной авторской деятельности А.М.Гадагатль издал более сорока поэтических книг на адыгейском и русском языках. Многие его произведения переведены на русский, грузинский, осетинский и другие языки. Книги его поэтических произведений издаются в Майкопе, Краснодаре, Нальчике, Москве. К примеру, в числе недавних – двухтомник избранных произведений на адыгейском языке (1993 – 1994) и однотомник на русском языке (1997). В то же время автору удалось привнести существенную лепту в становление и развитие национальной культуры, отдельные его поэтические произведения приобрели музыкальное звучание. Целый ряд стихов поэта был включен в школьную программу и, таким образом, стал хрестоматийным.
Гадагатль Аскер Магамудович родился 20 сентября 1922 года в ауле Хатукай Красногвардейского района Республики Адыгея в крестьянской семье. По свидетельству исследователей его творчества (А.Схаляхо), интересы к рисованию и сочинительству стихотворений у него обнаружились очень рано. Даже будучи школьником А.Гадагатль пытался сочинять стихи. Он писал постоянно и много, но дальше школьной стенной газеты результаты его творчества никуда не отправлялись.[v]
В 1938 г. будущий поэт поступил в Адыгейское педагогическое училище. Как одного из лучших студентов в 1940 году Аскера Гадагатля переводят с третьего курса училища в открывающийся Майкопский государственный учительский институт. Учась в училище и институте, он вплотную приобщается к поэзии и начинает принимать активное участие в работе литературного кружка, интенсивно овладевая секретами поэтического мастерства. Подобному авторскому развитию способствовала дружба с Хусеном Андрухаевым, который в то время был руководителем литературного кружка. Позже, после окончания X. Андрухаевым училища, А. Гадагатль возглавил этот литературный кружок. И он с гордостью вспоминает: «Адыгейское педагогическое училище – моя маленькая академия. Все, почти все кадры народного образования, науки и культуры – это выпускники АПУ! Я горжусь нашим училищем и от всей души радуюсь ее успехам»[vi].
Период творческого формирования и становления А.Гадагатля-поэта можно отнести к неистовым и тревожным 30 – 40-м гг. ХХ в., и именно в этом биографическом факте Абу Схаляхо видит причину некоего своеобразия его авторского стиля: «Увлеченность идеями новой жизни предрасполагала к особому восприятию окружающей среды, возбуждала к созданию художественного мира адекватно состоянию души. Это во многом определяло и законы, и своеобразие поэтического языка, лексико-синтаксическую организацию и ритмико-интонационное звучание стиха»[vii].
Начальные шаги А.М.Гадагатля на поэтическом поприще большинство исследователей датирует первой половиной 40-х гг. прошлого века. В литературу он вступил непосредственно перед войной, по следам старших и немного более опытных писателей и поэтов – Хусена Андрухаева, Киримизе Жане и других. А.М.Гадагатль издает первые стихи в газете и журнале литературного кружка, затем – в областной газете и в журнале Союза писателей Адыгеи «Тихахъо» («Наш рост»). «Символично, – пишет А.Схаляхо, – что первой его публикацией было стихотворение, а второй – литературно-критическая статья. Они и явились как бы знаковым явлением, обозначившим дальнейшее направление творческой деятельности А.Гадагатля. И с тех пор А.Гадагатль своим поэтическим творчеством и научными изысканиями неустанно и самозабвенно служит родной адыгейской литературе и науке о литературе, особенно, фольклористике»[viii].
Немалую роль в творческом становлении поэта сыграли последовавшие позже события Великой Отечественной войны. С 1942 по 1946 год А.Гадагатль находился в рядах Красной Армии. В военные годы он являлся курсантом, командиром взвода, начальником штаба. В этот период А.Гадагатлем написано немало патриотических стихов: «Лъэмыдж» («Мост»), «Штыкк1э к1этхэжьыгъэхэр» («Расписавшиеся штыком»), «Заом тыфаеп» («Мы не хотим войны»), поэма «Джэнэт лъыхъухэр» («Искатели рая») и др. Некоторые из этих произведений были опубликованы тогда же на страницах областной газеты «Социалистическэ Адыгей».
После войны, в январе 1946 г., Аскер Гадагатль возвращается на родину и с 15 марта 1946 года начинает работать в Адыгейском научно-исследовательском институте (ныне Адыгейский республиканский институт гуманитарных исследований), удачно совмещая тем самым и по сей день литературную и научную деятельность.
Обратимся далее от хронологии биографических к хронологии поэтических событий в судьбе автора.
Свой первый поэтический сборник «Гум иорэд» («Песня сердца») А.Гадагатль издал в 1948 году. В него вошли предвоенные, военные и некоторые послевоенные стихи, а также поэма «ЦIыфым ихъяр» («Радость человека»). Следует отметить, что обращение А.Гадагатля к жанру поэмы в этот период было неслучайным. Вообще в адыгейской литературе означенного послевоенного периода более или менее конструктивные процессы просматривались именно в эпической части поэзии – в жанре эпической, повествовательной поэмы (М.Паранук, А.Гадагатль, К.Жанэ), в сатирических поэмах и в поэмах-переложениях из народного устно-художественного творчества.
В дальнейшем, в начале 50-х гг. ХХ в. уже на уровне общесоюзной литературы происходит некая лиризация эпических жанров, что отмечает и У.Панеш: «В отношении структурно-стилевом адыгейская литература 50-х гг. обнаруживает характерную для всесоюзной литературы тенденцию развития эпических традиций за счет усиления лирического элемента и интеллектуального начала. <…> В поэзии данного периода также предпринимались подобные структурно-стилевые искания, о чем свидетельствуют лиро-эпическая поэма М.Паранука «Повесть счастливых» (1955), повести в стихах А.Гадагатля «Мой аул» (1956), «Дочь адыга» (1957)»[ix].
Вообще в 50-е годы существенно расширился круг творческих увлечений А.Гадагатля-поэта. Интерес к духовной культуре адыгов, к народной мудрости, к традициям, к истории обусловил ориентированность его научных изысканий, что не могло не отразиться на тематике создаваемых им художественных произведений. На протяжении нескольких лет выходят его поэтические сборники: «Мэфэ нэфхэр» («Светлые дни», 1952), «Сичыл» («Мой аул», 1953), «Гум ш1оигъор» («Желание сердца», 1959).
Вторая половина 50-х гг (время хрущевской «оттепели») для адыгейской поэзии явилась временем значительного усиления тенденций реализма, что можно доказать общепризнанными творческими успехами старшего поколения поэтов – М.Паранука, К.Жанэ, А.Гадагатля, С.Яхутля, в произведениях которых наметился уже явственно осязаемый поворот к человеку. Признавая это, современные исследователи порой обоснованно говорят о существовавших в тот период проблемах преодоления застоявшейся «бесконфликтности»: «Жизненные вопросы и конфликтные ситуации, поднимаемые писателями, имели, безусловно, общественную значимость. Но характер их разрешения во всех случаях оставлял двойственное впечатление. Трудности были связаны с тенденциями «бесконфликтности», которые шли от распространяемых в ту пору «сверху» вульгарно-социологических подходов. <…> Многие стихи А.Гадагатля, М.Паранука, С.Яхутля, К.Жанэ, как бы с трамплина, преодолев на лету военное лихолетье, на том же уровне, в той же тональности и торжественно-барабанной музыкальности воспевают «старые» темы и мотивы. В стихотворениях А.Гадагатля и К.Жанэ просматриваются внешние контуры реальности, авторам удаются отдельные наброски характеров, содержащих черты времени. Но сложная реальность, с ее противоречиями, многосторонностью все же остается невостребованной»[x].
В дальнейшем, в 60 – 70-е гг. из под пера А.Гадагатля выходят уже несколько менее пафосные и более приближенные к человеку и к его терзаниям книги стихов и поэм «Сихэку игъатх» («Весна моей Родины», 1961), «Гъогухэр» («Дороги», 1972), «Сердце адыга» (1963), «Ныбджэгъум икъэщэн» («Невеста друга», 1977) и др. Здесь уже можно говорить о явно просматриваемом поэтическом проявлении тех психологических источников, в которых, по мнению Руслана Мамия, черпает свое вдохновение Аскер Гадагатль: «Прежде всего это родной аул, отчий край, где прошло детство поэта, река Лаба, ставшая каким-то поэтическим символом в его творчестве. Второй источник – фольклорная нива, этот богатейший устно-поэтический пласт в духовной культуре народа, изучению которого он посвятил свою жизнь. Аскер Гадагатль – из того поколения писателей, которое никак не могло обойти тему Великой Отечественной войны. Часто возвращаясь к этой теме в своих стихах и поэмах, он не перестает восхищаться и гордиться героическим подвигом народа, разгромившего фашизм, вновь и вновь напоминает о неутихающей боли по поводу тяжелых утрат. Это третий источник, который питает его поэтическое мышление»[xi].
Именно этим, психологически точно выделяемым Русланом Мамием, источникам поэтического вдохновения и соответствует четко просматриваемая в произведениях А.Гадагатля тематическая типология: далекое трагическое прошлое адыгов, военные события недавних десятилетий и современная автору мирная реальность, жизнь родного аула и его земляков, – вот в общем плане та тематика, в рамках которой реализуется творческий принцип автора, изложенный в одном из его стихотворений: «Вот мой девиз: / Пока я жив, / Покуда сердце бьется, / Язык хочу отрезать лжи, / Со злом бороться. / Хочу вместить в руке своей / Пожатья тысяч рук, / Жить и работать для людей!»[xii] (Перевод Н. Олева). Попытаемся далее рассмотреть многогранное поэтическое творчество А.Гадагатля именно в контексте данной тематической схемы.
Одна из существенных особенностей, которая выделяет Аскера Гадагатля в числе других поэтов, – это нередкое и зачастую эффектное в творческом плане увлечение исторической тематикой. Судьбы народа, стезя, преодоленная им, драматические внутрисоциальные отношения и их последствия, психология борьбы соплеменника, – такие проблемы, волнующие ученого, столь же живо волнуют и поэта. Именно этим обусловлен столь частый и интенсивный художественный историзм в его произведениях. Эти строки посвящены проблеме борьбы адыгов против турецкого разбоя, против нашествий крымских ханов и работорговцев, а также проблеме судьбы адыгейки. В своих историко-патриотических произведениях автор, находясь в рамках советского идеологизма, не всегда, к сожалению, объективно пытается изображать высоконравственных героев, совершивших подвиг во имя защиты Родины и своего народа (поэмы «Подвиг Лящин», «Мать героев» и др.), во имя защиты чистой любви и высокой чести (поэмы «Шхагуаща», «Баймазуко оседлает коня» и др.).
Вообще, в 50-е гг. ХХ в. в разработке исторической темы во всей общесоюзной литературе наметился новый этап. Внимание к прошлому, к национальным истокам, усилившееся в военный период, не исчезло и в послевоенный период, являясь способом косвенного отклика на острые и злободневные вопросы современности. Частое обращение Гадагатля к исторической теме многие связывают с его деятельностью по изучению устного народного творчества, нартского эпоса. Как говорит Р.Мамий, «Возможно, это и так. Но я хотел бы подчеркнуть, что его лиро-эпические поэмы о прошлом не должны рассматриваться как переложение каких-то исторических событий, фольклорных материалов»[xiii]. Согласен с адыгским критиком в этом плане и Николай Горохов: «… исторические поэмы его меньше всего напоминают хрестоматийные иллюстрации. Всякий раз это философское осмысление материала, не утрачивающее при этом свободы и страстности чувства»[xiv]. Действительно, эти произведения повествуют о прошедших в истории народа мгновениях, насыщенных страданиями и варварскими обидами, они пропитаны печалью, на долгие века оставшейся в душах адыгов: «Аскеру Гадагатлю в глубокой степени свойствен историзм мышления. Я бы даже назвал это историзмом чувства. С этим надо родиться» (Н.Горохов).
Находясь в процессе поиска исторической правды, пытаясь объективно разобраться в драматическом многовековом прошлом своего народа А.Гадагатль использует классические художественные средства. Умело используя метод противопоставления он добивается максимального эффекта: к примеру, рядом с насыщенным совершенством окружающей природы в произведениях находится духовный вакуум некоторых героев, а мирный труд, сердечность и бесстрашие крестьянина оказываются в контрасте с преступлениями, беспощадностью и изуверствами отрицательных героев. Вот как тот же Н.Горохов оценивает умение А.Гадагатля работать в рамках исторической темы: «Поэт прекрасно владеет искусством перевоплощения, дух эпохи он передает порой двумя-тремя словами, но как метко и точно! Дело, конечно, не в одних этих деталях, даже хорошо выписанных: останавливает внимание прежде всего масштабность исторической картины, достоверность поведения героев. И естественно, мысль и чувство»[xv]. Попытаемся проследить эту тенденцию на примере некоторых исторических произведений автора.
Значительной творческой удачей А.Гадагатля считается его эпическая повесть в стихах «Дочь адыга», изданная на адыгейском и русском языках в 1957 году. Это, по мнению отечественных критиков, – одно из лучших произведений не только в творчестве поэта, но и всей адыгейской поэзии. Повесть, сразу же после выхода в свет, снискала немалую известность и была высоко оценена в обществе. Здесь А.Гадагатль строит свое изложение на фактах драматической судьбы достойной (традиционной для литературы послевоенного периода) героини по имени Карэ – нищей материально и богатой духовно. Полностью соответствует тем же советским требованиям к положительному герою и ее любимый, Бэч – молодой простолюдин, во главе отряда себе подобных воюющий с разбойниками и работорговцами.
Вообще в повести немалое число персонажей. При этом строгая заданность известных идеологических установок вынуждает А.Гадагатля регламентировано распределить их по сюжету. Однако время от времени он, как и многие другие советские авторы, старается выйти за рамки социально ограниченной доктрины. Так, по мнению А.Схаляхо, каждый из его героев «<…> узнаваем в своем неповторимо-индивидуальном качестве. Поэт находит такие художественные детали в обрисовке внешних примет, в создании характера героя, которые делают образ ярким, выразительным, надолго запоминающимся»[xvi]. Но, как в противовес этому замечает У.Панеш, «влияние идеологического диктата сказывается в появлении дозированных характеров, отличающихся однолинейностью построения, статичностью, отсутствием глубоких противоречий. Таковы Анчок, князь Болотоков, Мос в повести «Дочь шапсугов», Бэч, Батоко в поэме «Дочь адыга»»[xvii]. Соглашаясь с исследователем в части некоторой статичности позволим себе отметить, что верно подчеркнутая однолинейность не помешала автору если не изобразить многогранно, то хотя бы обозначить на примере героев черты национального характера, дать некоторое представление читателю об адыгэ хабзэ и составляющих его принципах.
Стремление к обширному временному охвату национальной истории обусловило обращение к более масштабной форме лиро-эпической поэмы, обозначаемой как «повесть в стихах». Повесть состоит из вступления, двух частей и эпилога. Ядро сюжета составляет трагическая история девушки из бедной адыгской семьи, ставшей живым товаром для иностранных покупателей. Во вступлении автор, искусно вводя читателя в мир своей поэмы, изображает живописное полотно Черноморского побережья. Прошлое, в которое погружается вместе с поэтом читатель, заставляет его пережить те же муки, которые испытывали продававшиеся здесь в турецкое рабство адыгские женщины.
Драматическая судьба Карэ явила собой отдельный пример, подтверждающий традиционное правило. Частый в художественной литературе сюжет о разбитой любви в изложении А.Гадагатля становится не столько лирическим, сколько остросоциальным, обнажающим проблемы тогдашнего общества. А.Гадагатль ознакомился с документальными историческими данными, характеризующими описываемый им период в истории народа и благодаря этому насыщенно и доказательно изобразил структуру адыгского социума первой половины XIX века. Как говорит по этому поводу У.Панеш, «автор действительно показывает расслоение нации на примере жизни аула, сосредоточив при этом внимание на движении народного сознания в сторону социального и национального освобождения»[xviii].
В первой части сюжет разворачивается на кавказских землях адыгов, в ауле Псыпэхабль, в котором начали пропадать приходящие к реке за водой девушки, становящиеся жертвой работорговцев и содействующих им местных разбойников. По законам «советского жанра» в ходе развития сюжета разгорается конфликт между представителями «благородных низов» (Бэч, Карэ, Осаб и др.) и «гнусных верхов» (глава разбойников Батко-орк, работорговец Турк-Мустаф и член банды Бот – брат Карэ). Противостояние Дэчко Бэча и его соратников настораживает и даже порой пугает разбойников, поднимая юношу на пьедестал почета и общественной славы. Именно эта борьба и помогла ему завоевать любовь желанной для многих аульских парней красавицы Карэ, выходящей замуж за народного героя. Оставшийся в данной ситуации «за бортом» Батко-орк злостно завидует счастью молодой пары и идет на подлость. Его жестокие и бессердечные помощники убивают безоружного Бэча, похищают Карэ и продают ее работорговцу-турку Мустафу, оставляя сиротой маленького сына молодоженов. Самое страшное в этой истории то, что одним из убийц и похитителей был родной брат Карэ Бот.
Стремясь в дальнейшем расширить географические рамки повествования А.Гадагатль переводит сюжетную нить в Турцию. Перенося худшее в доме работорговца Мустафа Карэ – достойная дочь адыгов – остается преданной памяти мужа, любви к сыну и к своему народу. И однажды ей удается спровоцировать ситуацию, когда жена хозяина выгоняет ее со двора: «Мысль озаряет мозг ее больной: / «Мне к морю, к морю... / На корабль... домой..» / И, словно кто-то указал ей дверь, / Навстречу ветру побрела Карэ. / Дождь, холод не страшат ее теперь. / «Сынок, сынок!.. корабль! …скорей, скорей!»[xix].
С трудом придя на берег, мокрая и замерзшая, Карэ испытывает некоторое ощущение свободы, связанное с ним духовное облегчение и предается счастливым воспоминаниям о жизни с мужем и сыном. В итоге эти видения заканчиваются реально произошедшим эпизодом – моментом, когда ее ребенок оказывается в руках жестоких бандитов. «<…> и подалась Карэ / На голос сына, и стремглав / В пучину сорвалась Карэ – / Крылом мелькнул сае рукав / Взлетел и тут же замер крик, / Казалось, неба он достиг»[xx]. Так героически, под стать своему мужу, практически в безнадежной борьбе погибла дочь адыгов.
Именно общественный дисбаланс, подразумевающий немало людской жестокости и злобы, является в данном случае предметом поэтического изображения А.Гадагатля. Подобного рода социальную специфику поэмы отмечают и исследователи: «Революционный историзм в подходе к прошлому обусловил в поэме А.Гадагатля ясно выраженные социально-классовые ориентиры и яркое отражение контрастов эпохи. Человек был представлен здесь прежде всего как явление общественное» (У.Панеш)[xxi]. Или мнение по этому поводу Т.Керашева: «И отличается он тем, что всегда поднимает темы с глубокими социальными корнями»[xxii].
Другие исследователи, анализируя поэму А.Гадагатля «Дочь адыга», отмечают удающийся автору, по их мнению, психологизм в обрисовке характеров. «Мне же хочется подчеркнуть, – пишет Р.Мамий, – что автор поэмы, воспроизведя события более чем двухвековой давности, сумел показать реалистические, колоритные картины жизни, быта и борьбы адыгов, создать психологически правдивые характеры»[xxiii]. Или аналогичное мнение А.Схаляхо: «Поэт психологически верно и художественно убедительно передает глубокие переживания дочери адыга, ее тоску по сыну, по Родине, тяжелую жизнь Карэ в неволе, на чужбине»[xxiv].
Действительно, в повести присутствуют единичные лирические вкрапления, психологические монологи героини, ее разговоры с самой собой, спасающие ее на чужбине: «О сердце! Сколько ты в себе / Таишь неизъяснимых сил! / И все, что рок тебе судил, / Одолеваешь ты в борьбе. / И в этой твердости твоей / Что в мире крепче, что сильней? / Будь камнем – ты распалось бы, / Будь сталью – ты б расплавилось, / Алмазом будь – сгорело бы, / А ты, глядишь, оправилось»[xxv]. «Сколько душевной боли, сколько страсти в этих словах, крике души! Кратко, ярко, предельно четко выражено умозаключение, вытекающее из сложных жизненных перипетий. В целом это – гимн крепости и стойкости человеческого сердца»[xxvi] (А.Схаляхо).
На наш взгляд, говорить о «психологической правдивости» и «художественной убедительности» образов в национальной литературе начала 50-х гг. немного преждевременно. Однако, если учитывать специфику послевоенного десятилетия, предполагавшую для литературных героев обязательное ощущение счастья, восторга и безграничного восхищения всем происходящим, то уже само обращение А.Гадагатля к теме трагической истории адыгов, развитие которой не могло обойтись без сцен душевных страданий героини, можно считать революционным. Тема драматической истории адыгов являлась потенциально перспективной, но на нее было наложен категорический запрет. Именно в упоминании возможности каких бы то ни было страданий и заключается проявление авторского интереса к внутреннему миру персонажа – тенденция, получившая свое полное и детальное развитие лишь впоследствии, в 60-е гг. прошлого века.
Полную трагизма историю своего народа А.Гадагатль живописует не только в исторических поэмах, но и в произведениях, посвященных не столь отдаленным событиям Великой Отечественной войны. Вообще разработка оборонной темы началась в адыгейской литературе с середины 30-х гг. и усилилась к началу 40-х гг. ХХ в. Специфической чертой литературы данного периода является мажорное представление происходящего без учета жестокой реальности. Так, 22 июня 1941 года областные газеты «Социалистическэ Адыгей» и «Адыгейская правда» были насыщены информацией о выдающихся достижениях советского социализма. И, соответственно, в предвоенные годы в адыгейской литературе было создано немало поэтических произведений с облегченным решением конфликтных военных ситуаций.
И потому настроение выходящих 23 июня 1941 г. публицистических материалов уже кардинально отличается от довоенного мажора. Изначально люди стали понимать, что все происходящее далеко от упрямо насаждавшейся социалистической сказки, что победа невозможна посредством высочайшего идеологического пафоса. Причем эта эмоциональная коррекция не могла не отразиться на литературе. И, начиная с этого момента, в адыгейской литературе 40 – 90-х гг., как и в любой национальной литературе, практически каждый действующий автор обращается к этой полыхающей теме. Причем, как утверждает А.Тхакушинов, «Каждый из адыгейских поэтов написал поэму о войне. Популярность этого жанра в раскрытии проблем войны и мира продиктована древними традициями военной поэмы в народном творчестве: сказать пафосным высоким словом о людях, которые совершили подвиг во имя родины»[xxvii].
Первыми откликнулись на военные события поэты – А.Гадагатль и А.Евтых, чьи гневные стихотворные отклики, осуждающие непрошенных «гостей», появились в периодической печати. 24 июня в газете «Социалистическэ Адыгей» было напечатано студенческое стихотворение А.Гадагатля «А «зиусхьанхэр» зэряфэшъуашэу джы «тхьакIэных» («Этих «господ» мы теперь достойно «угостим»»), 7-го же ноября газета публикует стихотворение А.Евтыха «Ащыщ тичIыгу къитынэнэп» («Ни одного из них мы не оставим на нашей земле»).
В своем произведении «Этих «господ» мы теперь достойно «угостим»» А.Гадагатль вскрывает сущность фашизма, объективно оценивая мощь врага, не пытаясь преуменьшить его силу, однако веря при этом в возможность решительной победы. Можно говорить о том, что с появлением подобных произведений наших авторов, уже не утверждающих безапелляционную мощь единственной в мире настоящей армии – советской – происходит появление в отечественной литературе мотива объективного уважения к силе врага.
Характерная для военной тематики героическая тональность обусловливает сюжет и слог стихотворения – жанра, наиболее распространенного в силу своей мобильности на этом этапе. А.Гадагатль рисует картину беспощадности войны: «Взорвавшись на части, черная бомба / Молнией огни рассыпает, / Обрызгав градом своим, / Человека она валит навзничь... / А там, немного дальше, / Убитого сына своего / Оплакивает, рыдая, / Мать родная. / Ручейком дорожку себе пробивая, / По пыли течет кровь невинная...»[xxviii]. Однако ужас, безжалостность, жестокосердие происходящего не задушили в защитниках жизнелюбия и веры в победу. При этом поэт сознательно абстрагирует образ, путем гиперболизации выделяя неадекватные черты характера рядового бойца. В результате стихотворение подытоживает уверенный тезис автора о том, что «мы достойно «угостим» этих господ».
Позже А.Гадагатль создаст целую книгу стихов о войне – «Память лет» (Краснодар, 1980). Поэма, давшая название сборнику, посвящена герою Советского Союза Абубачиру Чуцу и морякам Черноморского флота – участникам знаменитого десанта, высаженного в марте 1944 года в районе города Николаева. Вообще в годы войны писатели Адыгеи, часто находившиеся на фронтах, создавали произведения, запечатлевшие героические события героического времени. Писатели (М.Паранук, Ю.Тлюстен, Д.Костанов, А.Евтых, С.Яхутль, К.Жанэ, А.Гадагатль) уходили на фронт, воевали с оружием в руках, сотрудничали с дивизионными, армейскими, флотскими газетами, а их произведения составили отдельный период в развитии адыгейской литературы. При этом в условиях новой действительности в их творчестве усиливается внимание к человеческому характеру, что сообщает авторскому голосу каждого из писателей новую художественную мощь.
Что касается художественных средств, использовавшихся при освещении оборонной темы, то стараясь приумножить эмоциональную насыщенность своих строк, писатели используют художественный вымысел, иллюстрирующий сухие факты, благодаря чему синтез документальности и лиризма обогащает образ. Также авторы зачастую применяют фольклорные традиции нартского эпоса, героико-исторических песен, в которых патриотическая тема была превалирующей. Так, название стихотворения А.Евтыха «Мардж» – это народный боевой клич, сзывающих всех стоящих на ногах потенциальных защитников.
Вот как А.Схаляхо характеризует творчество воюющих писателей: «В них сильно присутствие чувства авторского «Я», они полны благородного чувства советского патриотизма. Они говорят о великой любви к матери-Родине и жгучей ненависти к фашистским разбойникам. В каждом их слове правда собственной жизни, и отсюда правда времени»[xxix]. Так и А.Гадагатль относится к поколению молодых людей, покинувших школьную скамью и возвратившихся поэтами, реально испытав фронтовые перипетии. С 1942 по 1946 гг. он служил в Московском военном округе. В дни лихолетья и позже он писал и пишет свои произведения о трагедии войны, о героизме защитников Родины, о горестях и радостях современников. Эти произведения вошли в его книги «Песнь сердца» (1948), «Сердце адыга» (1961), «Солдат и девочка» (1975), «Память лет» (1980), «Колокол памяти» (1986), «Песней возвратившиеся» (1986). К примеру, в поэме «Невеста друга», в стихотворении «Ныбжьырэ щытхъур оуй, Хъусен!» («Вечная слава тебе, Хусен!») Аскер Гадагатль смог изобразить собственное восприятие давно известных каждому школьнику Адыгеи эпизодов героической смерти Хусена Андрухаева. Либо небольшая повесть в стихах «Солдат и девочка», основанная на реальных событиях, написана тепло, с лирической проникновенностью. Основным героем ее выступает русский врач, который вернул зрение рядовому Мосу Советко. Или «Бегущий огонек» посвящен другому герою – Алию Делову, старшему машинисту, который мастерски водил эшелоны на фронт и спас железнодорожный состав с боеприпасами и танками во время ночного налета немецких самолетов.
Эти произведения А.Гадагатля повествуют о горестных боевых путях, о подвиге рядового, избавившего мир от фашизма. «Грозовые раскаты Великой Отечественной закалили его ранний поэтический дар, углубили и наполнили сдержанностью и мудростью стихи, вошедшие в первый послевоенный сборник «Песнь сердца»»[xxx] (Н. Горохов). Действительно, в этих военно-патриотических произведениях емко показал поэт самоотверженное мужество защитника, его готовность отдать за Родину самое дорогое – жизнь. Эти поэмы посвящены павшим и ныне живущим, посвящены людям большой судьбы.
И в послевоенный период в течение еще долгих десятилетий внимание многих писателей, вернувшихся с фронта, к оборонной теме было существенным, что отразилось на всех направлениях художественного творчества – прозе, поэзии, драматургии. Вместе с тем, как справедливо рассуждает о творчестве А.Гадагатля Н.Горохов, «Сердце поэта всезряче, и ему порой в сломанном хлебном колоске видятся причины грядущих бед людских, и он, аукаясь с памятью, обожженной огнем минувшей войны, глядит вперед сурово, и голос его музы исполнен мужества и боли»[xxxi].
Одновременно внимание А.Гадагатля к событиям прошлого не мешает ему раскрывать темы сегодняшние и злободневные, при этом автор выделяет современные личностные качества в духовном мире нашего современника, оценивает его моральный уровень. Так, в частности, одна из составляющих темы человека в литературе – это тема подвига женщины-труженицы, матери и жены. Образ горянки, в частности черкешенки, разработан многими адыгскими писателями. В качестве примера можно привести ставшие нарицательными у адыгских народов образы Ляцы из романа в стихах «Камбот и Ляца» Али Шогенцукова, Гулез и Ахмедхан из произведений Тембота Керашева, Бэллы из поэмы Абдулаха Охтова «Ущелье Бэллы» и др. У Гадагатля за «Дочерью адыга» последовали поэмы «Батметуковы», «Дочь Кудайнета», «Лящин», «Шхагуаще» и другие.
Чаще всего в основе этих поэм лежит героическая и трагическая судьба женщины-адыгейки, это видно даже по названиям поэм. Одному из основных женских чувств – материнскому – посвящено стихотворение «Твою я встретил мать». Поэт, обращаясь к Сыну Матери, утверждающему, что выполняет свой сыновний долг тем, что возит матери дрова, гневно осуждает его хладнокровие и взывает к совести: «Глядел ей вслед… / О, как печально шла / Она, как были горестны седины… / Скажи ты мне, ужели сердце сына / Тебе сейчас вина не обожгла?»[xxxii] (Перевод Н.Горохова).
При этом, по словам А.Схаляхо, «Он умеет передавать самые тонкие и затаенные вглубь души чувства с удивительной мягкостью, сердечностью. Теплые чувства, воспоминания, наполненные грустью о родном человеке, пронизывают стихотворение «Гостинцы»: «Протягивает друг мне узелок: / – Тебе гостинцы от твоей нэнэж... / А я улыбки удержать не мог: / Ах, бабушка, давно у внука плешь, / Но для тебя совсем неважно это – / Твой старый внук тебе, как прежде, мил ... / Два яблока, любимые конфеты – / Ты помнишь все, что я в детстве любил. / Приехать бы к тебе... Усесться возле... / Ты спросишь строго: – Все еще шалишь? – / Для всех давным-давно уже я взрослый, / А для тебя – по-прежнему малыш...» (Перевод Р. Заславского)»[xxxiii].
Одновременно через судьбу адыгской женщины автор проникает в вековые пласты истории народа, используя при этом легенды, а нередко и действительные события. Как раз здесь немалую художественную роль играют этнографические детали, специфика быта, род занятий, фон, на котором развивается действие. Такого рода произведения А.Гадагатля демонстрируют, как разнообразные явления современности получают особое взращивание на этнопочве, неповторимо реализуются в национальных фигурах. Однако при этом «любовь к родной земле, сыновняя привязанность к кровному аулу Хатукай не ограничивает, не сужает мир его лирического героя, напротив, она помогает утверждению в его характере высоких нравственных интернационалистских принципов, исполненных высокого гуманистического смысла»[xxxiv] (Н.Горохов).
Одновременно в 50-е гг. ХХ в. в адыгейской поэзии заняли серьезное место мотив возвращения, тема мирного, созидательного труда и связанные с ней коллизии. Об этом свидетельствуют стихотворения «Победа народных сил» (1950), «Мы укрепляем мир» (1951), «Плещется подобно океану» (1955), «МайГЭС» (1956) М.Паранука, вошедшие в сборники «Песнь счастливых», «Земля моих отцов». Сходны с ними в отношении общего содержания и стилевой направленности лирические произведения С.Яхутля, К.Жанэ. Показательны в этом плане поэтические книги А.Гадагатля «Светлые дни» (1950), «Мой аул» (1953). При этом основная идея, которая пронизывает все стихи и поэмы о современности – это прославление жизни и труда рядового труженика, созидающего красоту земли. Это постоянная, характерная черта всего творчества Аскера Гадагатля.
Другая, посвященная теме мирного труда, поэма А.Гадагатля «ЦIыфым ихъяр» («Радость человека) содержит в себе контрастные картины беспросветного существования адыгейской крестьянской семьи в дореволюционном прошлом и свободную жизнь в обновленном ауле. Здесь поэт соблюдает обязательный в советской литературе принцип противопоставления старого и нового, который доминировал не только в адыгейской литературе, но и во всех литературах народов Советского Союза. В первой части поэмы ее главный герой – Харун – в ужасе от всего происходящего в его безысходной жизни нищего. Однако тут же этот отчаявшийся пессимист резко становится оптимистом – строителем счастливого будущего. Причем еще не однажды А.Гадагатль будет использовать этот обязательный принцип в своем творчестве. Так, в поэме «Сиеджак1» («Моя учеба») автор вынужден говорить о том, что в былые времена «диким» адыгам было решительно недоступно какое бы то ни было образование, однако в советский период они смогли, наконец, стать «достойными людьми». Причем в данном случае контраст между двумя – старым и новым – «мирами» еще более выразителен, чем в поэме «Радость человека».
Одновременно в поэме «Радость человека» поэт действительно искренне боготворит свой аул и его жителей: «Встает и крепнет мой аул – его подъем вдохнул в меня всю силу молодую. Аул растет, – и я расту. Аул цветет, – и я цвету, и с ним я торжествую». Позже поэма была преобразована А.Гадагатлем в поэму «Мой аул», уже вызвавшую положительные отклики читателей и исследователей.
Вообще в поэмах А.Гадагатля «Мой аул» и «Моя учеба», которые написаны в первое десятилетие после войны изображены более широкие эпические картины современной автору действительности. Общественно мотивированный сюжет, материал социальной жизни – их стержневой элемент: «Аскеру Гадагатлю удаются эпические произведения»[xxxv]. Художественное отображение морального и физического существования земляка выказывается центральной задачей автора в поэмах «Мой аул», «Моя учеба» и в ряде других произведений А.Гадагатля. Так, А.Тхакушинов по этому поводу замечает: «Поэмы «Мой аул», «Моя учеба» составляют по сути дела одно произведение, построенное на основании показа социальных явлений в аульской действительности на сравнении социального прошлого («Моя учеба») с настоящим»[xxxvi].
И вновь здесь налицо художественная реализация того же обязательного идеологического контраста: один из героев – богатый религиозный служитель, другой – нищий крестьянин, и при этом эфенди непременно прожорлив и скуп («брюхан – паук»), а бедняк – добр и порядочен. Стремясь дать образование своему сыну второй приводит его к первому, который, в свою очередь, начинает издеваться над безответным учеником, но никак не обучать его. Таким образом, дает понять автор – обязательный для того времени атеист – образование получить можно, но никак не благодаря эфенди, а лишь с помощью государства: «Не редкость – грамота теперь. / И здесь, / В ауле нашем, / Любой с наукою знаком. / Тот – врач, / А этот – агроном. / С наукой жнем и пашем»[xxxvii]. Итак, здесь в центре повествования, по справедливому мнению А.Тхакушинова, «судьба молодого человека, через трудности и преодоление социальных конфликтов вышедшего к берегам новой действительности, и судьба родного аула (читайте – всего народа), строящего новую жизнь после долгих месяцев военного испытания»[xxxviii].
Аналогично контрастно выстроена А.Гадагатлем сюжетная линия другого произведения того же, послевоенного периода – поэмы «Мой аул»: исстрадавшийся в «темном прошлом» народ активно находит в «светлом настоящем» максимально возможное, идеальное счастье. Очерчивая детальные эпизоды современной ему действительности автор распределяет героев и строит композицию с соблюдением советских эстетических принципов. Дореволюционный, «старый мир» активно противопоставляется «новому» посредством множества, пусть и мелких, но заметных деталей. Так, в нищем и скудном аульском прошлом «над шумной, вспененной Лабой / Заметен был издалека / Убогий домик бедняка... / В высоких зарослях крапивы / Он жмется к речке сиротливо. / Над покосившейся стеной / Истлела шапка из соломы, / Сквозь дыры светит луч дневной»[xxxix]. Однако в постреволюционном ауле имеют место школа, клуб, радиоузел и новые дома. При этом упор автор старается делать не только на изображении материальных трансформаций, но и на переменах в мышлении человека: «Старое, уходящее не было представлено у А.Гадагатля в форме конкретных образов, но оно подразумевалось в обличии отражаемых национальных и общественно-бытовых отношений»[xl] (У.Панеш).
Происходящие таким образом перемены реализуются посредством плодотворного и активного труда аульчан, организаторами которого в поэме выступают центральные герои – молодая председатель Сарьет, мечтающая максимально поднять уровень жизни колхозников, и партийный лидер бригадир Амерзан. Стержневым персонажем здесь является Тлимаф Заков, немало пострадавший в «темном прошлом» и потому беззаветно доверяющий «светлому будущему».
В целях реализации традиционного для социалистической идеологии конфликта А.Гадагатль применяет форму эпического повествования, подразумевающего становление революционного настоящего на родной для поэта земле. При этом автор попытался нарисовать образы работящих аульчан, их самозабвенный труд, борьбу положительных героев с героями, однозначно отрицательными (пьяница Меджид, прозванный Валетом за картежничество), благодаря чему здесь уже можно говорить об авторском стремлении к объективному отображению противоречивой аульской действительности, – действительности, предполагающей конфликты и различные, как положительные, так и отрицательные характеры. Причем, к примеру, интеллектуальное развитие Тлимафа показано в некоторой эволюции, – он постепенно учится, приобретает новые знания, овладевает неизвестными ранее навыками и со временем убеждается в необходимости созидательного труда, результатом чего становится изобретенный им «Зерносушитель Закова». Еще не слишком достоверно, мало проблем и много позитива, однако, тем не менее, Тлимаф – это уже не тот, резко и неожиданно изменившийся в личностном плане Харун («Радость человека»). Так, по мнению А.Схаляхо, «В новом произведении виден творческий рост поэта, его умение строить сюжет, оттачивать диалог. Но отступление от жизненной правды в отдельных картинах, снижает художественное достоинство повести. Сказалась и господствовавшая тогда пресловутая теория бесконфликтности на повести: в ней все идеально. Эту гармонию жизни нарушает один-единственный Меджид-картежник»[xli].
Таким образом, постепенно, стараясь придать героям своих произведений оттенок реальной действительности, А.Гадагатль с годами все чаще и чаще использует исторический материал, особенности национального менталитета и в этом ракурсе обращается к одной из основных тем послевоенной жизни – к теме мирного труда, неизбежно приводящей к проблемам человеческой личности. Говоря о других произведениях, посвященных аульчанам, можно назвать поэтические книги, написанные Аскером Гадагатлем в последующие десятилетия. Это «Лаба поет» (1961) и «Свет над Лабой» (1981). Как верно замечает по поводу этих и других произведений А.Гадагатля Р.Мамий, «если подойти к ним только с позиций сегодняшних крупных перемен, понятных, а иногда и непонятных изломов, когда стираются привычные стереотипы и смываются границы идеологических рамок и схем, возможны какие-то уточнения в оценках». Согласимся с ученым и далее: «Очевидно, требуется новое прочтение многих произведений, и не только у Гадагатля»[xlii].
И попытаемся далее подытожить наш скромный литературоведческий обзор художественного творчества выдающегося адыгского ученого искренними и яркими словами его коллег и друзей.
А.Схаляхо: «У академика Гадагатля в любом деле, каким бы он ни занимался, свой поэтический почерк, своя интонация. Это характеризуется фольклористической основой многих его произведений. <…> Как в поэтических произведениях, так и в исследовательских трудах Аскера Гадагатля наблюдается одна и та же неизменная тема – это идеал мужества, храбрости и высокая человечность. Этот идеал присущ его поэтическому творчеству и научной деятельности»[xliii].
Н.Горохов: «Для народа гор, где почти каждый адыг от рождения поэт, писать стихи нелегко. Это и почетно, но и вдвойне ответственно. В нашей большой интернациональной литературе известный адыгейский поэт и ученый Аскер Гадагатль делает свое доброе подвижническое дело с сыновней совестливостью и несуетностью взыскательного к себе таланта»[xliv].
И, наконец, самое, на наш взгляд, основополагающее в творчестве Аскера Магамудовича Гадагатля: «В его поэзии, – как бы продолжая слово о нем, говорит Николай Велентурин из Краснодара, – подлинное чувство и душевная щедрость, и вся она согрета уважением и любовью к своему народу»[xlv].
Сноски по тексту:
[i] Публикуется в рамках проекта «Грант Президента РФ (1144-2006.6)»
[ii] Емтыль Р.Х. Аскер Гадагатль. – Майкоп, 2002. – С. 6.
[iii] Гадагатль А.М. Избранные сочинения в одном томе. – Майкоп, 1997. – С. 5.
[iv] Емтыль Р.Х. Аскер Гадагатль. – Майкоп, 2002. – С. 70.
[v] История адыгейской литературы. – Т. 2. – Майкоп, 2002. – С. 281.
[vi] Емтыль Р.Х. Аскер Гадагатль. – Майкоп, 2002. – С. 6.
[vii] История адыгейской литературы. – Т. 2. – Майкоп, 2002. – С. 281.
[viii] Там же.
[ix] История адыгейской литературы. – Т. 1. – Майкоп, 1999. – С. 294.
[x] Шаззо Ш. Художественное своеобразие адыгейской поэзии. – Майкоп, 2003. – С. 251.
[xi] Емтыль Р.Х. Аскер Гадагатль. – Майкоп, 2002. – С. 74.
[xii] Гадагатль А. Сердце адыга. – М., 1963. – С. 38.
[xiii] Емтыль Р.Х. Аскер Гадагатль. – Майкоп, 2002. – С. 76.
[xiv] Гадагатль А.М. Избранные сочинения в одном томе. – Майкоп, 1997. – С. 6.
[xv] Там же.
[xvi] История адыгейской литературы. – Т. 2. – Майкоп, 2002. – С. 296.
[xvii] Там же. – С. 297.
[xviii] История адыгейской литературы. – Т. 1. – Майкоп, 1999. – С. 296.
[xix] Гадагатль А.М. Избранные сочинения в одном томе. – Майкоп, 1997. – С. 279.
[xx] Там же. – С. 281.
[xxi] История адыгейской литературы. – Т. 1. – Майкоп, 1999. – С. 296.
[xxii] Емтыль Р.Х. Аскер Гадагатль. – Майкоп, 2002. – С. 6.
[xxiii] Там же. – С. 77.
[xxiv] История адыгейской литературы. – Т. 2. – Майкоп, 2002. – С. 294.
[xxv] Гадагатль А.М. Избранные сочинения в одном томе. – Майкоп, 1997. – С. 251.
[xxvi] История адыгейской литературы. – Т. 2. – Майкоп, 2002. – С. 297.
[xxvii] История адыгейской литературы. – Т. 1. – Майкоп, 1999. – С. 340.
[xxviii] Хьэдэгъал1 А. А «зиусхьанхэр» зэряфэшъуашэу джы «тхьак1эных1» // «Социалистическэ Адыгей». – 1941. – июным и 24. – Н. 2. = Гадагатль А. Этих «господ» мы достойно «угостим» // Социалистическая Адыгея. – 1941. – 24 июня. – С. 2.
[xxix] История адыгейской литературы. – Т. 2. – Майкоп, 2002. – С. 58.
[xxx] Гадагатль А.М. Избранные сочинения в одном томе. – Майкоп, 1997. – С. 5.
[xxxi] Гадагатль А.М. Избранные сочинения в одном томе. – Майкоп, 1997. – С. 7.
[xxxii] Там же. – С. 28.
[xxxiii] История адыгейской литературы. – Т. 2. – Майкоп, 2002. – С. 300.
[xxxiv] Гадагатль А.М. Избранные сочинения в одном томе. – Майкоп, 1997. – С. 6.
[xxxv] Чамоков Т. Аскер Гадагатль // Вопросы истории адыгейской советской литературы, в 2-х книгах, книга II – Майкоп, 1980. – С. 134.
[xxxvi] История адыгейской литературы. – Т. 1. – Майкоп, 1999. – С. 341.
[xxxvii] Гадагатль А. Моя учеба // Адыгея в цвету. – Краснодар. 1955. – С. 85.
[xxxviii] История адыгейской литературы. – Т. 1. – Майкоп, 1999. – С. 341.
[xxxix] Гадагатль А.М. Избранные сочинения в одном томе. – Майкоп, 1997. – С. 71.
[xl] История адыгейской литературы. – Т. 1. – Майкоп, 1999. – С. 294.
[xli] История адыгейской литературы. – Т. 2. – Майкоп, 2002. – С. 289.
[xlii] Емтыль Р.Х. Аскер Гадагатль. – Майкоп, 2002. – С. 74.
[xliii] Там же. – С. 50.
[xliv] Гадагатль А.М. Избранные сочинения в одном томе. – Майкоп, 1997. – С. 5.
[xlv] Емтыль Р.Х. Аскер Гадагатль. – Майкоп, 2002. – С. 5 – 6.
«Ученый Гадагатль не мешает поэту Гадагатлю, – поясняет известный писатель, ученый, общественный деятель, профессор Абу Схаляхо. – Наоборот, гармоничное соединение в одном человеке двух творческих начал способствует созданию крупных, насыщенных правдой жизни поэтических произведений».
А вот что об этом гармоничном сочетании прозаической науки и поэтической лирики говорит Николай Горохов – автор предисловия одного из недавно вышедших сборников ученого-поэта: «В творчестве А.Гадагатля счастливо соединились крылатость и романтическая приподнятость поэзии и кропотливый труд ученого-фольклориста»[iii]. И именно этот факт стройной сочетаемости обусловил отмечаемую все тем же А.Схаляхо индивидуальную авторскую специфику поэта: «Художественное творчество А.М.Гадагатля разнообразно по тематике, богато поэтическими красками, проникнуто теплым чувством гуманизма. В нем получили поэтическое освещение тема Родины, тема дружбы народов, тема прошлого народа, тема труда и быта современников. В своих произведениях с исторической меркой точности поэт разрабатывает многослойные пласты народного бытия: нравственно-этические, бытовые, национально-этнические»[iv].
Для более обоснованного вовлечения читателя в этот многослойный авторский мир поэта обратимся немного к творческой и чуть позже – к биографической статистике. Действительно, за 60 лет созидательной авторской деятельности А.М.Гадагатль издал более сорока поэтических книг на адыгейском и русском языках. Многие его произведения переведены на русский, грузинский, осетинский и другие языки. Книги его поэтических произведений издаются в Майкопе, Краснодаре, Нальчике, Москве. К примеру, в числе недавних – двухтомник избранных произведений на адыгейском языке (1993 – 1994) и однотомник на русском языке (1997). В то же время автору удалось привнести существенную лепту в становление и развитие национальной культуры, отдельные его поэтические произведения приобрели музыкальное звучание. Целый ряд стихов поэта был включен в школьную программу и, таким образом, стал хрестоматийным.
Гадагатль Аскер Магамудович родился 20 сентября 1922 года в ауле Хатукай Красногвардейского района Республики Адыгея в крестьянской семье. По свидетельству исследователей его творчества (А.Схаляхо), интересы к рисованию и сочинительству стихотворений у него обнаружились очень рано. Даже будучи школьником А.Гадагатль пытался сочинять стихи. Он писал постоянно и много, но дальше школьной стенной газеты результаты его творчества никуда не отправлялись.[v]
В 1938 г. будущий поэт поступил в Адыгейское педагогическое училище. Как одного из лучших студентов в 1940 году Аскера Гадагатля переводят с третьего курса училища в открывающийся Майкопский государственный учительский институт. Учась в училище и институте, он вплотную приобщается к поэзии и начинает принимать активное участие в работе литературного кружка, интенсивно овладевая секретами поэтического мастерства. Подобному авторскому развитию способствовала дружба с Хусеном Андрухаевым, который в то время был руководителем литературного кружка. Позже, после окончания X. Андрухаевым училища, А. Гадагатль возглавил этот литературный кружок. И он с гордостью вспоминает: «Адыгейское педагогическое училище – моя маленькая академия. Все, почти все кадры народного образования, науки и культуры – это выпускники АПУ! Я горжусь нашим училищем и от всей души радуюсь ее успехам»[vi].
Период творческого формирования и становления А.Гадагатля-поэта можно отнести к неистовым и тревожным 30 – 40-м гг. ХХ в., и именно в этом биографическом факте Абу Схаляхо видит причину некоего своеобразия его авторского стиля: «Увлеченность идеями новой жизни предрасполагала к особому восприятию окружающей среды, возбуждала к созданию художественного мира адекватно состоянию души. Это во многом определяло и законы, и своеобразие поэтического языка, лексико-синтаксическую организацию и ритмико-интонационное звучание стиха»[vii].
Начальные шаги А.М.Гадагатля на поэтическом поприще большинство исследователей датирует первой половиной 40-х гг. прошлого века. В литературу он вступил непосредственно перед войной, по следам старших и немного более опытных писателей и поэтов – Хусена Андрухаева, Киримизе Жане и других. А.М.Гадагатль издает первые стихи в газете и журнале литературного кружка, затем – в областной газете и в журнале Союза писателей Адыгеи «Тихахъо» («Наш рост»). «Символично, – пишет А.Схаляхо, – что первой его публикацией было стихотворение, а второй – литературно-критическая статья. Они и явились как бы знаковым явлением, обозначившим дальнейшее направление творческой деятельности А.Гадагатля. И с тех пор А.Гадагатль своим поэтическим творчеством и научными изысканиями неустанно и самозабвенно служит родной адыгейской литературе и науке о литературе, особенно, фольклористике»[viii].
Немалую роль в творческом становлении поэта сыграли последовавшие позже события Великой Отечественной войны. С 1942 по 1946 год А.Гадагатль находился в рядах Красной Армии. В военные годы он являлся курсантом, командиром взвода, начальником штаба. В этот период А.Гадагатлем написано немало патриотических стихов: «Лъэмыдж» («Мост»), «Штыкк1э к1этхэжьыгъэхэр» («Расписавшиеся штыком»), «Заом тыфаеп» («Мы не хотим войны»), поэма «Джэнэт лъыхъухэр» («Искатели рая») и др. Некоторые из этих произведений были опубликованы тогда же на страницах областной газеты «Социалистическэ Адыгей».
После войны, в январе 1946 г., Аскер Гадагатль возвращается на родину и с 15 марта 1946 года начинает работать в Адыгейском научно-исследовательском институте (ныне Адыгейский республиканский институт гуманитарных исследований), удачно совмещая тем самым и по сей день литературную и научную деятельность.
Обратимся далее от хронологии биографических к хронологии поэтических событий в судьбе автора.
Свой первый поэтический сборник «Гум иорэд» («Песня сердца») А.Гадагатль издал в 1948 году. В него вошли предвоенные, военные и некоторые послевоенные стихи, а также поэма «ЦIыфым ихъяр» («Радость человека»). Следует отметить, что обращение А.Гадагатля к жанру поэмы в этот период было неслучайным. Вообще в адыгейской литературе означенного послевоенного периода более или менее конструктивные процессы просматривались именно в эпической части поэзии – в жанре эпической, повествовательной поэмы (М.Паранук, А.Гадагатль, К.Жанэ), в сатирических поэмах и в поэмах-переложениях из народного устно-художественного творчества.
В дальнейшем, в начале 50-х гг. ХХ в. уже на уровне общесоюзной литературы происходит некая лиризация эпических жанров, что отмечает и У.Панеш: «В отношении структурно-стилевом адыгейская литература 50-х гг. обнаруживает характерную для всесоюзной литературы тенденцию развития эпических традиций за счет усиления лирического элемента и интеллектуального начала. <…> В поэзии данного периода также предпринимались подобные структурно-стилевые искания, о чем свидетельствуют лиро-эпическая поэма М.Паранука «Повесть счастливых» (1955), повести в стихах А.Гадагатля «Мой аул» (1956), «Дочь адыга» (1957)»[ix].
Вообще в 50-е годы существенно расширился круг творческих увлечений А.Гадагатля-поэта. Интерес к духовной культуре адыгов, к народной мудрости, к традициям, к истории обусловил ориентированность его научных изысканий, что не могло не отразиться на тематике создаваемых им художественных произведений. На протяжении нескольких лет выходят его поэтические сборники: «Мэфэ нэфхэр» («Светлые дни», 1952), «Сичыл» («Мой аул», 1953), «Гум ш1оигъор» («Желание сердца», 1959).
Вторая половина 50-х гг (время хрущевской «оттепели») для адыгейской поэзии явилась временем значительного усиления тенденций реализма, что можно доказать общепризнанными творческими успехами старшего поколения поэтов – М.Паранука, К.Жанэ, А.Гадагатля, С.Яхутля, в произведениях которых наметился уже явственно осязаемый поворот к человеку. Признавая это, современные исследователи порой обоснованно говорят о существовавших в тот период проблемах преодоления застоявшейся «бесконфликтности»: «Жизненные вопросы и конфликтные ситуации, поднимаемые писателями, имели, безусловно, общественную значимость. Но характер их разрешения во всех случаях оставлял двойственное впечатление. Трудности были связаны с тенденциями «бесконфликтности», которые шли от распространяемых в ту пору «сверху» вульгарно-социологических подходов. <…> Многие стихи А.Гадагатля, М.Паранука, С.Яхутля, К.Жанэ, как бы с трамплина, преодолев на лету военное лихолетье, на том же уровне, в той же тональности и торжественно-барабанной музыкальности воспевают «старые» темы и мотивы. В стихотворениях А.Гадагатля и К.Жанэ просматриваются внешние контуры реальности, авторам удаются отдельные наброски характеров, содержащих черты времени. Но сложная реальность, с ее противоречиями, многосторонностью все же остается невостребованной»[x].
В дальнейшем, в 60 – 70-е гг. из под пера А.Гадагатля выходят уже несколько менее пафосные и более приближенные к человеку и к его терзаниям книги стихов и поэм «Сихэку игъатх» («Весна моей Родины», 1961), «Гъогухэр» («Дороги», 1972), «Сердце адыга» (1963), «Ныбджэгъум икъэщэн» («Невеста друга», 1977) и др. Здесь уже можно говорить о явно просматриваемом поэтическом проявлении тех психологических источников, в которых, по мнению Руслана Мамия, черпает свое вдохновение Аскер Гадагатль: «Прежде всего это родной аул, отчий край, где прошло детство поэта, река Лаба, ставшая каким-то поэтическим символом в его творчестве. Второй источник – фольклорная нива, этот богатейший устно-поэтический пласт в духовной культуре народа, изучению которого он посвятил свою жизнь. Аскер Гадагатль – из того поколения писателей, которое никак не могло обойти тему Великой Отечественной войны. Часто возвращаясь к этой теме в своих стихах и поэмах, он не перестает восхищаться и гордиться героическим подвигом народа, разгромившего фашизм, вновь и вновь напоминает о неутихающей боли по поводу тяжелых утрат. Это третий источник, который питает его поэтическое мышление»[xi].
Именно этим, психологически точно выделяемым Русланом Мамием, источникам поэтического вдохновения и соответствует четко просматриваемая в произведениях А.Гадагатля тематическая типология: далекое трагическое прошлое адыгов, военные события недавних десятилетий и современная автору мирная реальность, жизнь родного аула и его земляков, – вот в общем плане та тематика, в рамках которой реализуется творческий принцип автора, изложенный в одном из его стихотворений: «Вот мой девиз: / Пока я жив, / Покуда сердце бьется, / Язык хочу отрезать лжи, / Со злом бороться. / Хочу вместить в руке своей / Пожатья тысяч рук, / Жить и работать для людей!»[xii] (Перевод Н. Олева). Попытаемся далее рассмотреть многогранное поэтическое творчество А.Гадагатля именно в контексте данной тематической схемы.
Одна из существенных особенностей, которая выделяет Аскера Гадагатля в числе других поэтов, – это нередкое и зачастую эффектное в творческом плане увлечение исторической тематикой. Судьбы народа, стезя, преодоленная им, драматические внутрисоциальные отношения и их последствия, психология борьбы соплеменника, – такие проблемы, волнующие ученого, столь же живо волнуют и поэта. Именно этим обусловлен столь частый и интенсивный художественный историзм в его произведениях. Эти строки посвящены проблеме борьбы адыгов против турецкого разбоя, против нашествий крымских ханов и работорговцев, а также проблеме судьбы адыгейки. В своих историко-патриотических произведениях автор, находясь в рамках советского идеологизма, не всегда, к сожалению, объективно пытается изображать высоконравственных героев, совершивших подвиг во имя защиты Родины и своего народа (поэмы «Подвиг Лящин», «Мать героев» и др.), во имя защиты чистой любви и высокой чести (поэмы «Шхагуаща», «Баймазуко оседлает коня» и др.).
Вообще, в 50-е гг. ХХ в. в разработке исторической темы во всей общесоюзной литературе наметился новый этап. Внимание к прошлому, к национальным истокам, усилившееся в военный период, не исчезло и в послевоенный период, являясь способом косвенного отклика на острые и злободневные вопросы современности. Частое обращение Гадагатля к исторической теме многие связывают с его деятельностью по изучению устного народного творчества, нартского эпоса. Как говорит Р.Мамий, «Возможно, это и так. Но я хотел бы подчеркнуть, что его лиро-эпические поэмы о прошлом не должны рассматриваться как переложение каких-то исторических событий, фольклорных материалов»[xiii]. Согласен с адыгским критиком в этом плане и Николай Горохов: «… исторические поэмы его меньше всего напоминают хрестоматийные иллюстрации. Всякий раз это философское осмысление материала, не утрачивающее при этом свободы и страстности чувства»[xiv]. Действительно, эти произведения повествуют о прошедших в истории народа мгновениях, насыщенных страданиями и варварскими обидами, они пропитаны печалью, на долгие века оставшейся в душах адыгов: «Аскеру Гадагатлю в глубокой степени свойствен историзм мышления. Я бы даже назвал это историзмом чувства. С этим надо родиться» (Н.Горохов).
Находясь в процессе поиска исторической правды, пытаясь объективно разобраться в драматическом многовековом прошлом своего народа А.Гадагатль использует классические художественные средства. Умело используя метод противопоставления он добивается максимального эффекта: к примеру, рядом с насыщенным совершенством окружающей природы в произведениях находится духовный вакуум некоторых героев, а мирный труд, сердечность и бесстрашие крестьянина оказываются в контрасте с преступлениями, беспощадностью и изуверствами отрицательных героев. Вот как тот же Н.Горохов оценивает умение А.Гадагатля работать в рамках исторической темы: «Поэт прекрасно владеет искусством перевоплощения, дух эпохи он передает порой двумя-тремя словами, но как метко и точно! Дело, конечно, не в одних этих деталях, даже хорошо выписанных: останавливает внимание прежде всего масштабность исторической картины, достоверность поведения героев. И естественно, мысль и чувство»[xv]. Попытаемся проследить эту тенденцию на примере некоторых исторических произведений автора.
Значительной творческой удачей А.Гадагатля считается его эпическая повесть в стихах «Дочь адыга», изданная на адыгейском и русском языках в 1957 году. Это, по мнению отечественных критиков, – одно из лучших произведений не только в творчестве поэта, но и всей адыгейской поэзии. Повесть, сразу же после выхода в свет, снискала немалую известность и была высоко оценена в обществе. Здесь А.Гадагатль строит свое изложение на фактах драматической судьбы достойной (традиционной для литературы послевоенного периода) героини по имени Карэ – нищей материально и богатой духовно. Полностью соответствует тем же советским требованиям к положительному герою и ее любимый, Бэч – молодой простолюдин, во главе отряда себе подобных воюющий с разбойниками и работорговцами.
Вообще в повести немалое число персонажей. При этом строгая заданность известных идеологических установок вынуждает А.Гадагатля регламентировано распределить их по сюжету. Однако время от времени он, как и многие другие советские авторы, старается выйти за рамки социально ограниченной доктрины. Так, по мнению А.Схаляхо, каждый из его героев «<…> узнаваем в своем неповторимо-индивидуальном качестве. Поэт находит такие художественные детали в обрисовке внешних примет, в создании характера героя, которые делают образ ярким, выразительным, надолго запоминающимся»[xvi]. Но, как в противовес этому замечает У.Панеш, «влияние идеологического диктата сказывается в появлении дозированных характеров, отличающихся однолинейностью построения, статичностью, отсутствием глубоких противоречий. Таковы Анчок, князь Болотоков, Мос в повести «Дочь шапсугов», Бэч, Батоко в поэме «Дочь адыга»»[xvii]. Соглашаясь с исследователем в части некоторой статичности позволим себе отметить, что верно подчеркнутая однолинейность не помешала автору если не изобразить многогранно, то хотя бы обозначить на примере героев черты национального характера, дать некоторое представление читателю об адыгэ хабзэ и составляющих его принципах.
Стремление к обширному временному охвату национальной истории обусловило обращение к более масштабной форме лиро-эпической поэмы, обозначаемой как «повесть в стихах». Повесть состоит из вступления, двух частей и эпилога. Ядро сюжета составляет трагическая история девушки из бедной адыгской семьи, ставшей живым товаром для иностранных покупателей. Во вступлении автор, искусно вводя читателя в мир своей поэмы, изображает живописное полотно Черноморского побережья. Прошлое, в которое погружается вместе с поэтом читатель, заставляет его пережить те же муки, которые испытывали продававшиеся здесь в турецкое рабство адыгские женщины.
Драматическая судьба Карэ явила собой отдельный пример, подтверждающий традиционное правило. Частый в художественной литературе сюжет о разбитой любви в изложении А.Гадагатля становится не столько лирическим, сколько остросоциальным, обнажающим проблемы тогдашнего общества. А.Гадагатль ознакомился с документальными историческими данными, характеризующими описываемый им период в истории народа и благодаря этому насыщенно и доказательно изобразил структуру адыгского социума первой половины XIX века. Как говорит по этому поводу У.Панеш, «автор действительно показывает расслоение нации на примере жизни аула, сосредоточив при этом внимание на движении народного сознания в сторону социального и национального освобождения»[xviii].
В первой части сюжет разворачивается на кавказских землях адыгов, в ауле Псыпэхабль, в котором начали пропадать приходящие к реке за водой девушки, становящиеся жертвой работорговцев и содействующих им местных разбойников. По законам «советского жанра» в ходе развития сюжета разгорается конфликт между представителями «благородных низов» (Бэч, Карэ, Осаб и др.) и «гнусных верхов» (глава разбойников Батко-орк, работорговец Турк-Мустаф и член банды Бот – брат Карэ). Противостояние Дэчко Бэча и его соратников настораживает и даже порой пугает разбойников, поднимая юношу на пьедестал почета и общественной славы. Именно эта борьба и помогла ему завоевать любовь желанной для многих аульских парней красавицы Карэ, выходящей замуж за народного героя. Оставшийся в данной ситуации «за бортом» Батко-орк злостно завидует счастью молодой пары и идет на подлость. Его жестокие и бессердечные помощники убивают безоружного Бэча, похищают Карэ и продают ее работорговцу-турку Мустафу, оставляя сиротой маленького сына молодоженов. Самое страшное в этой истории то, что одним из убийц и похитителей был родной брат Карэ Бот.
Стремясь в дальнейшем расширить географические рамки повествования А.Гадагатль переводит сюжетную нить в Турцию. Перенося худшее в доме работорговца Мустафа Карэ – достойная дочь адыгов – остается преданной памяти мужа, любви к сыну и к своему народу. И однажды ей удается спровоцировать ситуацию, когда жена хозяина выгоняет ее со двора: «Мысль озаряет мозг ее больной: / «Мне к морю, к морю... / На корабль... домой..» / И, словно кто-то указал ей дверь, / Навстречу ветру побрела Карэ. / Дождь, холод не страшат ее теперь. / «Сынок, сынок!.. корабль! …скорей, скорей!»[xix].
С трудом придя на берег, мокрая и замерзшая, Карэ испытывает некоторое ощущение свободы, связанное с ним духовное облегчение и предается счастливым воспоминаниям о жизни с мужем и сыном. В итоге эти видения заканчиваются реально произошедшим эпизодом – моментом, когда ее ребенок оказывается в руках жестоких бандитов. «<…> и подалась Карэ / На голос сына, и стремглав / В пучину сорвалась Карэ – / Крылом мелькнул сае рукав / Взлетел и тут же замер крик, / Казалось, неба он достиг»[xx]. Так героически, под стать своему мужу, практически в безнадежной борьбе погибла дочь адыгов.
Именно общественный дисбаланс, подразумевающий немало людской жестокости и злобы, является в данном случае предметом поэтического изображения А.Гадагатля. Подобного рода социальную специфику поэмы отмечают и исследователи: «Революционный историзм в подходе к прошлому обусловил в поэме А.Гадагатля ясно выраженные социально-классовые ориентиры и яркое отражение контрастов эпохи. Человек был представлен здесь прежде всего как явление общественное» (У.Панеш)[xxi]. Или мнение по этому поводу Т.Керашева: «И отличается он тем, что всегда поднимает темы с глубокими социальными корнями»[xxii].
Другие исследователи, анализируя поэму А.Гадагатля «Дочь адыга», отмечают удающийся автору, по их мнению, психологизм в обрисовке характеров. «Мне же хочется подчеркнуть, – пишет Р.Мамий, – что автор поэмы, воспроизведя события более чем двухвековой давности, сумел показать реалистические, колоритные картины жизни, быта и борьбы адыгов, создать психологически правдивые характеры»[xxiii]. Или аналогичное мнение А.Схаляхо: «Поэт психологически верно и художественно убедительно передает глубокие переживания дочери адыга, ее тоску по сыну, по Родине, тяжелую жизнь Карэ в неволе, на чужбине»[xxiv].
Действительно, в повести присутствуют единичные лирические вкрапления, психологические монологи героини, ее разговоры с самой собой, спасающие ее на чужбине: «О сердце! Сколько ты в себе / Таишь неизъяснимых сил! / И все, что рок тебе судил, / Одолеваешь ты в борьбе. / И в этой твердости твоей / Что в мире крепче, что сильней? / Будь камнем – ты распалось бы, / Будь сталью – ты б расплавилось, / Алмазом будь – сгорело бы, / А ты, глядишь, оправилось»[xxv]. «Сколько душевной боли, сколько страсти в этих словах, крике души! Кратко, ярко, предельно четко выражено умозаключение, вытекающее из сложных жизненных перипетий. В целом это – гимн крепости и стойкости человеческого сердца»[xxvi] (А.Схаляхо).
На наш взгляд, говорить о «психологической правдивости» и «художественной убедительности» образов в национальной литературе начала 50-х гг. немного преждевременно. Однако, если учитывать специфику послевоенного десятилетия, предполагавшую для литературных героев обязательное ощущение счастья, восторга и безграничного восхищения всем происходящим, то уже само обращение А.Гадагатля к теме трагической истории адыгов, развитие которой не могло обойтись без сцен душевных страданий героини, можно считать революционным. Тема драматической истории адыгов являлась потенциально перспективной, но на нее было наложен категорический запрет. Именно в упоминании возможности каких бы то ни было страданий и заключается проявление авторского интереса к внутреннему миру персонажа – тенденция, получившая свое полное и детальное развитие лишь впоследствии, в 60-е гг. прошлого века.
Полную трагизма историю своего народа А.Гадагатль живописует не только в исторических поэмах, но и в произведениях, посвященных не столь отдаленным событиям Великой Отечественной войны. Вообще разработка оборонной темы началась в адыгейской литературе с середины 30-х гг. и усилилась к началу 40-х гг. ХХ в. Специфической чертой литературы данного периода является мажорное представление происходящего без учета жестокой реальности. Так, 22 июня 1941 года областные газеты «Социалистическэ Адыгей» и «Адыгейская правда» были насыщены информацией о выдающихся достижениях советского социализма. И, соответственно, в предвоенные годы в адыгейской литературе было создано немало поэтических произведений с облегченным решением конфликтных военных ситуаций.
И потому настроение выходящих 23 июня 1941 г. публицистических материалов уже кардинально отличается от довоенного мажора. Изначально люди стали понимать, что все происходящее далеко от упрямо насаждавшейся социалистической сказки, что победа невозможна посредством высочайшего идеологического пафоса. Причем эта эмоциональная коррекция не могла не отразиться на литературе. И, начиная с этого момента, в адыгейской литературе 40 – 90-х гг., как и в любой национальной литературе, практически каждый действующий автор обращается к этой полыхающей теме. Причем, как утверждает А.Тхакушинов, «Каждый из адыгейских поэтов написал поэму о войне. Популярность этого жанра в раскрытии проблем войны и мира продиктована древними традициями военной поэмы в народном творчестве: сказать пафосным высоким словом о людях, которые совершили подвиг во имя родины»[xxvii].
Первыми откликнулись на военные события поэты – А.Гадагатль и А.Евтых, чьи гневные стихотворные отклики, осуждающие непрошенных «гостей», появились в периодической печати. 24 июня в газете «Социалистическэ Адыгей» было напечатано студенческое стихотворение А.Гадагатля «А «зиусхьанхэр» зэряфэшъуашэу джы «тхьакIэных» («Этих «господ» мы теперь достойно «угостим»»), 7-го же ноября газета публикует стихотворение А.Евтыха «Ащыщ тичIыгу къитынэнэп» («Ни одного из них мы не оставим на нашей земле»).
В своем произведении «Этих «господ» мы теперь достойно «угостим»» А.Гадагатль вскрывает сущность фашизма, объективно оценивая мощь врага, не пытаясь преуменьшить его силу, однако веря при этом в возможность решительной победы. Можно говорить о том, что с появлением подобных произведений наших авторов, уже не утверждающих безапелляционную мощь единственной в мире настоящей армии – советской – происходит появление в отечественной литературе мотива объективного уважения к силе врага.
Характерная для военной тематики героическая тональность обусловливает сюжет и слог стихотворения – жанра, наиболее распространенного в силу своей мобильности на этом этапе. А.Гадагатль рисует картину беспощадности войны: «Взорвавшись на части, черная бомба / Молнией огни рассыпает, / Обрызгав градом своим, / Человека она валит навзничь... / А там, немного дальше, / Убитого сына своего / Оплакивает, рыдая, / Мать родная. / Ручейком дорожку себе пробивая, / По пыли течет кровь невинная...»[xxviii]. Однако ужас, безжалостность, жестокосердие происходящего не задушили в защитниках жизнелюбия и веры в победу. При этом поэт сознательно абстрагирует образ, путем гиперболизации выделяя неадекватные черты характера рядового бойца. В результате стихотворение подытоживает уверенный тезис автора о том, что «мы достойно «угостим» этих господ».
Позже А.Гадагатль создаст целую книгу стихов о войне – «Память лет» (Краснодар, 1980). Поэма, давшая название сборнику, посвящена герою Советского Союза Абубачиру Чуцу и морякам Черноморского флота – участникам знаменитого десанта, высаженного в марте 1944 года в районе города Николаева. Вообще в годы войны писатели Адыгеи, часто находившиеся на фронтах, создавали произведения, запечатлевшие героические события героического времени. Писатели (М.Паранук, Ю.Тлюстен, Д.Костанов, А.Евтых, С.Яхутль, К.Жанэ, А.Гадагатль) уходили на фронт, воевали с оружием в руках, сотрудничали с дивизионными, армейскими, флотскими газетами, а их произведения составили отдельный период в развитии адыгейской литературы. При этом в условиях новой действительности в их творчестве усиливается внимание к человеческому характеру, что сообщает авторскому голосу каждого из писателей новую художественную мощь.
Что касается художественных средств, использовавшихся при освещении оборонной темы, то стараясь приумножить эмоциональную насыщенность своих строк, писатели используют художественный вымысел, иллюстрирующий сухие факты, благодаря чему синтез документальности и лиризма обогащает образ. Также авторы зачастую применяют фольклорные традиции нартского эпоса, героико-исторических песен, в которых патриотическая тема была превалирующей. Так, название стихотворения А.Евтыха «Мардж» – это народный боевой клич, сзывающих всех стоящих на ногах потенциальных защитников.
Вот как А.Схаляхо характеризует творчество воюющих писателей: «В них сильно присутствие чувства авторского «Я», они полны благородного чувства советского патриотизма. Они говорят о великой любви к матери-Родине и жгучей ненависти к фашистским разбойникам. В каждом их слове правда собственной жизни, и отсюда правда времени»[xxix]. Так и А.Гадагатль относится к поколению молодых людей, покинувших школьную скамью и возвратившихся поэтами, реально испытав фронтовые перипетии. С 1942 по 1946 гг. он служил в Московском военном округе. В дни лихолетья и позже он писал и пишет свои произведения о трагедии войны, о героизме защитников Родины, о горестях и радостях современников. Эти произведения вошли в его книги «Песнь сердца» (1948), «Сердце адыга» (1961), «Солдат и девочка» (1975), «Память лет» (1980), «Колокол памяти» (1986), «Песней возвратившиеся» (1986). К примеру, в поэме «Невеста друга», в стихотворении «Ныбжьырэ щытхъур оуй, Хъусен!» («Вечная слава тебе, Хусен!») Аскер Гадагатль смог изобразить собственное восприятие давно известных каждому школьнику Адыгеи эпизодов героической смерти Хусена Андрухаева. Либо небольшая повесть в стихах «Солдат и девочка», основанная на реальных событиях, написана тепло, с лирической проникновенностью. Основным героем ее выступает русский врач, который вернул зрение рядовому Мосу Советко. Или «Бегущий огонек» посвящен другому герою – Алию Делову, старшему машинисту, который мастерски водил эшелоны на фронт и спас железнодорожный состав с боеприпасами и танками во время ночного налета немецких самолетов.
Эти произведения А.Гадагатля повествуют о горестных боевых путях, о подвиге рядового, избавившего мир от фашизма. «Грозовые раскаты Великой Отечественной закалили его ранний поэтический дар, углубили и наполнили сдержанностью и мудростью стихи, вошедшие в первый послевоенный сборник «Песнь сердца»»[xxx] (Н. Горохов). Действительно, в этих военно-патриотических произведениях емко показал поэт самоотверженное мужество защитника, его готовность отдать за Родину самое дорогое – жизнь. Эти поэмы посвящены павшим и ныне живущим, посвящены людям большой судьбы.
И в послевоенный период в течение еще долгих десятилетий внимание многих писателей, вернувшихся с фронта, к оборонной теме было существенным, что отразилось на всех направлениях художественного творчества – прозе, поэзии, драматургии. Вместе с тем, как справедливо рассуждает о творчестве А.Гадагатля Н.Горохов, «Сердце поэта всезряче, и ему порой в сломанном хлебном колоске видятся причины грядущих бед людских, и он, аукаясь с памятью, обожженной огнем минувшей войны, глядит вперед сурово, и голос его музы исполнен мужества и боли»[xxxi].
Одновременно внимание А.Гадагатля к событиям прошлого не мешает ему раскрывать темы сегодняшние и злободневные, при этом автор выделяет современные личностные качества в духовном мире нашего современника, оценивает его моральный уровень. Так, в частности, одна из составляющих темы человека в литературе – это тема подвига женщины-труженицы, матери и жены. Образ горянки, в частности черкешенки, разработан многими адыгскими писателями. В качестве примера можно привести ставшие нарицательными у адыгских народов образы Ляцы из романа в стихах «Камбот и Ляца» Али Шогенцукова, Гулез и Ахмедхан из произведений Тембота Керашева, Бэллы из поэмы Абдулаха Охтова «Ущелье Бэллы» и др. У Гадагатля за «Дочерью адыга» последовали поэмы «Батметуковы», «Дочь Кудайнета», «Лящин», «Шхагуаще» и другие.
Чаще всего в основе этих поэм лежит героическая и трагическая судьба женщины-адыгейки, это видно даже по названиям поэм. Одному из основных женских чувств – материнскому – посвящено стихотворение «Твою я встретил мать». Поэт, обращаясь к Сыну Матери, утверждающему, что выполняет свой сыновний долг тем, что возит матери дрова, гневно осуждает его хладнокровие и взывает к совести: «Глядел ей вслед… / О, как печально шла / Она, как были горестны седины… / Скажи ты мне, ужели сердце сына / Тебе сейчас вина не обожгла?»[xxxii] (Перевод Н.Горохова).
При этом, по словам А.Схаляхо, «Он умеет передавать самые тонкие и затаенные вглубь души чувства с удивительной мягкостью, сердечностью. Теплые чувства, воспоминания, наполненные грустью о родном человеке, пронизывают стихотворение «Гостинцы»: «Протягивает друг мне узелок: / – Тебе гостинцы от твоей нэнэж... / А я улыбки удержать не мог: / Ах, бабушка, давно у внука плешь, / Но для тебя совсем неважно это – / Твой старый внук тебе, как прежде, мил ... / Два яблока, любимые конфеты – / Ты помнишь все, что я в детстве любил. / Приехать бы к тебе... Усесться возле... / Ты спросишь строго: – Все еще шалишь? – / Для всех давным-давно уже я взрослый, / А для тебя – по-прежнему малыш...» (Перевод Р. Заславского)»[xxxiii].
Одновременно через судьбу адыгской женщины автор проникает в вековые пласты истории народа, используя при этом легенды, а нередко и действительные события. Как раз здесь немалую художественную роль играют этнографические детали, специфика быта, род занятий, фон, на котором развивается действие. Такого рода произведения А.Гадагатля демонстрируют, как разнообразные явления современности получают особое взращивание на этнопочве, неповторимо реализуются в национальных фигурах. Однако при этом «любовь к родной земле, сыновняя привязанность к кровному аулу Хатукай не ограничивает, не сужает мир его лирического героя, напротив, она помогает утверждению в его характере высоких нравственных интернационалистских принципов, исполненных высокого гуманистического смысла»[xxxiv] (Н.Горохов).
Одновременно в 50-е гг. ХХ в. в адыгейской поэзии заняли серьезное место мотив возвращения, тема мирного, созидательного труда и связанные с ней коллизии. Об этом свидетельствуют стихотворения «Победа народных сил» (1950), «Мы укрепляем мир» (1951), «Плещется подобно океану» (1955), «МайГЭС» (1956) М.Паранука, вошедшие в сборники «Песнь счастливых», «Земля моих отцов». Сходны с ними в отношении общего содержания и стилевой направленности лирические произведения С.Яхутля, К.Жанэ. Показательны в этом плане поэтические книги А.Гадагатля «Светлые дни» (1950), «Мой аул» (1953). При этом основная идея, которая пронизывает все стихи и поэмы о современности – это прославление жизни и труда рядового труженика, созидающего красоту земли. Это постоянная, характерная черта всего творчества Аскера Гадагатля.
Другая, посвященная теме мирного труда, поэма А.Гадагатля «ЦIыфым ихъяр» («Радость человека) содержит в себе контрастные картины беспросветного существования адыгейской крестьянской семьи в дореволюционном прошлом и свободную жизнь в обновленном ауле. Здесь поэт соблюдает обязательный в советской литературе принцип противопоставления старого и нового, который доминировал не только в адыгейской литературе, но и во всех литературах народов Советского Союза. В первой части поэмы ее главный герой – Харун – в ужасе от всего происходящего в его безысходной жизни нищего. Однако тут же этот отчаявшийся пессимист резко становится оптимистом – строителем счастливого будущего. Причем еще не однажды А.Гадагатль будет использовать этот обязательный принцип в своем творчестве. Так, в поэме «Сиеджак1» («Моя учеба») автор вынужден говорить о том, что в былые времена «диким» адыгам было решительно недоступно какое бы то ни было образование, однако в советский период они смогли, наконец, стать «достойными людьми». Причем в данном случае контраст между двумя – старым и новым – «мирами» еще более выразителен, чем в поэме «Радость человека».
Одновременно в поэме «Радость человека» поэт действительно искренне боготворит свой аул и его жителей: «Встает и крепнет мой аул – его подъем вдохнул в меня всю силу молодую. Аул растет, – и я расту. Аул цветет, – и я цвету, и с ним я торжествую». Позже поэма была преобразована А.Гадагатлем в поэму «Мой аул», уже вызвавшую положительные отклики читателей и исследователей.
Вообще в поэмах А.Гадагатля «Мой аул» и «Моя учеба», которые написаны в первое десятилетие после войны изображены более широкие эпические картины современной автору действительности. Общественно мотивированный сюжет, материал социальной жизни – их стержневой элемент: «Аскеру Гадагатлю удаются эпические произведения»[xxxv]. Художественное отображение морального и физического существования земляка выказывается центральной задачей автора в поэмах «Мой аул», «Моя учеба» и в ряде других произведений А.Гадагатля. Так, А.Тхакушинов по этому поводу замечает: «Поэмы «Мой аул», «Моя учеба» составляют по сути дела одно произведение, построенное на основании показа социальных явлений в аульской действительности на сравнении социального прошлого («Моя учеба») с настоящим»[xxxvi].
И вновь здесь налицо художественная реализация того же обязательного идеологического контраста: один из героев – богатый религиозный служитель, другой – нищий крестьянин, и при этом эфенди непременно прожорлив и скуп («брюхан – паук»), а бедняк – добр и порядочен. Стремясь дать образование своему сыну второй приводит его к первому, который, в свою очередь, начинает издеваться над безответным учеником, но никак не обучать его. Таким образом, дает понять автор – обязательный для того времени атеист – образование получить можно, но никак не благодаря эфенди, а лишь с помощью государства: «Не редкость – грамота теперь. / И здесь, / В ауле нашем, / Любой с наукою знаком. / Тот – врач, / А этот – агроном. / С наукой жнем и пашем»[xxxvii]. Итак, здесь в центре повествования, по справедливому мнению А.Тхакушинова, «судьба молодого человека, через трудности и преодоление социальных конфликтов вышедшего к берегам новой действительности, и судьба родного аула (читайте – всего народа), строящего новую жизнь после долгих месяцев военного испытания»[xxxviii].
Аналогично контрастно выстроена А.Гадагатлем сюжетная линия другого произведения того же, послевоенного периода – поэмы «Мой аул»: исстрадавшийся в «темном прошлом» народ активно находит в «светлом настоящем» максимально возможное, идеальное счастье. Очерчивая детальные эпизоды современной ему действительности автор распределяет героев и строит композицию с соблюдением советских эстетических принципов. Дореволюционный, «старый мир» активно противопоставляется «новому» посредством множества, пусть и мелких, но заметных деталей. Так, в нищем и скудном аульском прошлом «над шумной, вспененной Лабой / Заметен был издалека / Убогий домик бедняка... / В высоких зарослях крапивы / Он жмется к речке сиротливо. / Над покосившейся стеной / Истлела шапка из соломы, / Сквозь дыры светит луч дневной»[xxxix]. Однако в постреволюционном ауле имеют место школа, клуб, радиоузел и новые дома. При этом упор автор старается делать не только на изображении материальных трансформаций, но и на переменах в мышлении человека: «Старое, уходящее не было представлено у А.Гадагатля в форме конкретных образов, но оно подразумевалось в обличии отражаемых национальных и общественно-бытовых отношений»[xl] (У.Панеш).
Происходящие таким образом перемены реализуются посредством плодотворного и активного труда аульчан, организаторами которого в поэме выступают центральные герои – молодая председатель Сарьет, мечтающая максимально поднять уровень жизни колхозников, и партийный лидер бригадир Амерзан. Стержневым персонажем здесь является Тлимаф Заков, немало пострадавший в «темном прошлом» и потому беззаветно доверяющий «светлому будущему».
В целях реализации традиционного для социалистической идеологии конфликта А.Гадагатль применяет форму эпического повествования, подразумевающего становление революционного настоящего на родной для поэта земле. При этом автор попытался нарисовать образы работящих аульчан, их самозабвенный труд, борьбу положительных героев с героями, однозначно отрицательными (пьяница Меджид, прозванный Валетом за картежничество), благодаря чему здесь уже можно говорить об авторском стремлении к объективному отображению противоречивой аульской действительности, – действительности, предполагающей конфликты и различные, как положительные, так и отрицательные характеры. Причем, к примеру, интеллектуальное развитие Тлимафа показано в некоторой эволюции, – он постепенно учится, приобретает новые знания, овладевает неизвестными ранее навыками и со временем убеждается в необходимости созидательного труда, результатом чего становится изобретенный им «Зерносушитель Закова». Еще не слишком достоверно, мало проблем и много позитива, однако, тем не менее, Тлимаф – это уже не тот, резко и неожиданно изменившийся в личностном плане Харун («Радость человека»). Так, по мнению А.Схаляхо, «В новом произведении виден творческий рост поэта, его умение строить сюжет, оттачивать диалог. Но отступление от жизненной правды в отдельных картинах, снижает художественное достоинство повести. Сказалась и господствовавшая тогда пресловутая теория бесконфликтности на повести: в ней все идеально. Эту гармонию жизни нарушает один-единственный Меджид-картежник»[xli].
Таким образом, постепенно, стараясь придать героям своих произведений оттенок реальной действительности, А.Гадагатль с годами все чаще и чаще использует исторический материал, особенности национального менталитета и в этом ракурсе обращается к одной из основных тем послевоенной жизни – к теме мирного труда, неизбежно приводящей к проблемам человеческой личности. Говоря о других произведениях, посвященных аульчанам, можно назвать поэтические книги, написанные Аскером Гадагатлем в последующие десятилетия. Это «Лаба поет» (1961) и «Свет над Лабой» (1981). Как верно замечает по поводу этих и других произведений А.Гадагатля Р.Мамий, «если подойти к ним только с позиций сегодняшних крупных перемен, понятных, а иногда и непонятных изломов, когда стираются привычные стереотипы и смываются границы идеологических рамок и схем, возможны какие-то уточнения в оценках». Согласимся с ученым и далее: «Очевидно, требуется новое прочтение многих произведений, и не только у Гадагатля»[xlii].
И попытаемся далее подытожить наш скромный литературоведческий обзор художественного творчества выдающегося адыгского ученого искренними и яркими словами его коллег и друзей.
А.Схаляхо: «У академика Гадагатля в любом деле, каким бы он ни занимался, свой поэтический почерк, своя интонация. Это характеризуется фольклористической основой многих его произведений. <…> Как в поэтических произведениях, так и в исследовательских трудах Аскера Гадагатля наблюдается одна и та же неизменная тема – это идеал мужества, храбрости и высокая человечность. Этот идеал присущ его поэтическому творчеству и научной деятельности»[xliii].
Н.Горохов: «Для народа гор, где почти каждый адыг от рождения поэт, писать стихи нелегко. Это и почетно, но и вдвойне ответственно. В нашей большой интернациональной литературе известный адыгейский поэт и ученый Аскер Гадагатль делает свое доброе подвижническое дело с сыновней совестливостью и несуетностью взыскательного к себе таланта»[xliv].
И, наконец, самое, на наш взгляд, основополагающее в творчестве Аскера Магамудовича Гадагатля: «В его поэзии, – как бы продолжая слово о нем, говорит Николай Велентурин из Краснодара, – подлинное чувство и душевная щедрость, и вся она согрета уважением и любовью к своему народу»[xlv].
Сноски по тексту:
[i] Публикуется в рамках проекта «Грант Президента РФ (1144-2006.6)»
[ii] Емтыль Р.Х. Аскер Гадагатль. – Майкоп, 2002. – С. 6.
[iii] Гадагатль А.М. Избранные сочинения в одном томе. – Майкоп, 1997. – С. 5.
[iv] Емтыль Р.Х. Аскер Гадагатль. – Майкоп, 2002. – С. 70.
[v] История адыгейской литературы. – Т. 2. – Майкоп, 2002. – С. 281.
[vi] Емтыль Р.Х. Аскер Гадагатль. – Майкоп, 2002. – С. 6.
[vii] История адыгейской литературы. – Т. 2. – Майкоп, 2002. – С. 281.
[viii] Там же.
[ix] История адыгейской литературы. – Т. 1. – Майкоп, 1999. – С. 294.
[x] Шаззо Ш. Художественное своеобразие адыгейской поэзии. – Майкоп, 2003. – С. 251.
[xi] Емтыль Р.Х. Аскер Гадагатль. – Майкоп, 2002. – С. 74.
[xii] Гадагатль А. Сердце адыга. – М., 1963. – С. 38.
[xiii] Емтыль Р.Х. Аскер Гадагатль. – Майкоп, 2002. – С. 76.
[xiv] Гадагатль А.М. Избранные сочинения в одном томе. – Майкоп, 1997. – С. 6.
[xv] Там же.
[xvi] История адыгейской литературы. – Т. 2. – Майкоп, 2002. – С. 296.
[xvii] Там же. – С. 297.
[xviii] История адыгейской литературы. – Т. 1. – Майкоп, 1999. – С. 296.
[xix] Гадагатль А.М. Избранные сочинения в одном томе. – Майкоп, 1997. – С. 279.
[xx] Там же. – С. 281.
[xxi] История адыгейской литературы. – Т. 1. – Майкоп, 1999. – С. 296.
[xxii] Емтыль Р.Х. Аскер Гадагатль. – Майкоп, 2002. – С. 6.
[xxiii] Там же. – С. 77.
[xxiv] История адыгейской литературы. – Т. 2. – Майкоп, 2002. – С. 294.
[xxv] Гадагатль А.М. Избранные сочинения в одном томе. – Майкоп, 1997. – С. 251.
[xxvi] История адыгейской литературы. – Т. 2. – Майкоп, 2002. – С. 297.
[xxvii] История адыгейской литературы. – Т. 1. – Майкоп, 1999. – С. 340.
[xxviii] Хьэдэгъал1 А. А «зиусхьанхэр» зэряфэшъуашэу джы «тхьак1эных1» // «Социалистическэ Адыгей». – 1941. – июным и 24. – Н. 2. = Гадагатль А. Этих «господ» мы достойно «угостим» // Социалистическая Адыгея. – 1941. – 24 июня. – С. 2.
[xxix] История адыгейской литературы. – Т. 2. – Майкоп, 2002. – С. 58.
[xxx] Гадагатль А.М. Избранные сочинения в одном томе. – Майкоп, 1997. – С. 5.
[xxxi] Гадагатль А.М. Избранные сочинения в одном томе. – Майкоп, 1997. – С. 7.
[xxxii] Там же. – С. 28.
[xxxiii] История адыгейской литературы. – Т. 2. – Майкоп, 2002. – С. 300.
[xxxiv] Гадагатль А.М. Избранные сочинения в одном томе. – Майкоп, 1997. – С. 6.
[xxxv] Чамоков Т. Аскер Гадагатль // Вопросы истории адыгейской советской литературы, в 2-х книгах, книга II – Майкоп, 1980. – С. 134.
[xxxvi] История адыгейской литературы. – Т. 1. – Майкоп, 1999. – С. 341.
[xxxvii] Гадагатль А. Моя учеба // Адыгея в цвету. – Краснодар. 1955. – С. 85.
[xxxviii] История адыгейской литературы. – Т. 1. – Майкоп, 1999. – С. 341.
[xxxix] Гадагатль А.М. Избранные сочинения в одном томе. – Майкоп, 1997. – С. 71.
[xl] История адыгейской литературы. – Т. 1. – Майкоп, 1999. – С. 294.
[xli] История адыгейской литературы. – Т. 2. – Майкоп, 2002. – С. 289.
[xlii] Емтыль Р.Х. Аскер Гадагатль. – Майкоп, 2002. – С. 74.
[xliii] Там же. – С. 50.
[xliv] Гадагатль А.М. Избранные сочинения в одном томе. – Майкоп, 1997. – С. 5.
[xlv] Емтыль Р.Х. Аскер Гадагатль. – Майкоп, 2002. – С. 5 – 6.
Опубл.:
Хуако Ф.Н. Лирическая ... // Лит. Адыгея. – 2007. – № 3. – С. 100-107.
Хуако Ф.Н. Лирическая ... // Лит. Адыгея. – 2007. – № 3. – С. 100-107.