Поиск по этому блогу

ТЕНДЕНЦИИ ИСТОРИЗМА В СОВРЕМЕННОЙ АДЫГСКОЙ (ЧЕРКЕССКОЙ) РОМАНИСТИКЕ

Объем анализируемых исторических произведений, творческие традиции их авторов (А.Кешоков, А.Евтых, И.Машбаш, Х.Теунов, Э.Мальбахов, Т.Адыгов, Х.Бештоков, Ю.Чуяко, Н.Куек, А.Х.Псигусов и др.) и их склонность к большим многосюжетным творениям, несомненно, можно косвенно объяснить особенностями исторического развития черкесского (адыгского) народа. Через сложную систему интенсивно развитых сюжетов, сложную палитру созданных образов они оказывают непосредственное, существенное влияние на формирование социально-политического и нравственно-духовного статуса своего народа не только на Кавказе, но и за его пределами. Обусловлено это наличием национального материала, на котором созидаются данные произведения, обращением к жизни и к истории адыгского (черкесского) народа.


Именно в результате реальных в свое время судьбоносных для адыгского (черкесского) народа событий в центре творческой мысли писателя оказывается многолинейное историческое повествование, охватывающее многовековую жизнь и художественную практику родного для автора этноса. Наличие обоснованного такой множественностью немалого числа сюжетных линий, возможно, хотя и усложняет восприятие эпического произведения и сосредоточенных в нем идей, однако не может быть сурово и безапелляционно расценено как художественный изъян. Приоритетным показателем здесь является то, насколько искусно писателю удается сблизить воедино настоящие направления, сцементировав их вокруг  ключевой мысли, – идеи, с которой он полагал обязательным познакомить читательское сознание, созидая в итоге необычный тип исторического повествования. Таким образом, роман оказывается занимательным, субъективно-интимным, со множеством привлекательных сцен и романтичных обстоятельств, и, в то же время, исследовательским, аналитическим, с раскрытием новых сторон жизни личности и эпохи, как в романе отечественного автора Даниила Гранина «Вечера с Петром Великим». Исторические тексты анализируемых авторов вновь доказывают, что исключительно искусно взвешенная по¬этика сюжета, могущая сосредоточить в себе многогранность бытия, явлений, людских фатумов, нравов и жизненных условий, формирует полноценный исторический роман.

Традиционно известно, что историзм излагаемого народным сказителем хабара являет собой давние истоки литературно-художественного историзма, передаваемый испокон веков в виде некоего достижения художественной литературе, в частности, роману, и ставший для него обязательным условием создания романных форм. Очерчиваемое писателем художественное полотно неизменно располагается в непосредственной зависимости от исторического периода, в границах которого реализуются события. Всякое сюжетное явление в авторских романах сопоставимо с фактами, представленными в исторической судьбе народа. Можно сказать, что историческая наука, исторические реалии выступают в роли своеобычного «контролера» писательской фантазии. Причем научная история фиксирует то, чтобы фантазия не выбивалась за разрешенные границы и была вхожа в историческую ситуацию. Другими словами,  реальность выдумки отвечает реальности истории, а изображая на широком эпическом полотне глобальные изменения в обществе и в государстве, каждый из авторов продолжает, к примеру, традиции исторического романиста А.Толстого, реализованные в его классическом «Хождении по мукам».

Одновременно в художественном развитии сюжетных компонентов автор профессионально применяет безупречный писательский навык завивать и продолжать завитые сюжетные узлы событий, действий, а также активизирующих их обстоятельств, причин и условий. Так, к примеру,   дилогия А.Кешокова «Вершины не спят», романы И.Машбаша «Тропы из ночи», «Раскаты далекого грома», «Жер¬нова», «Два пленника», «Хан-Гирей», «Из тьмы веков», дилогия А.Евтыха «Баржа» и «Бычья кровь», а также циклы исторических романов А.Х.Псигусова 2000-х гг. («Жизнеописания тридцати хеттских царей», тт. 1-5 либо «Меоты», тт. 1-3 и др.) замышлены как развернутые во всю даль истории повествования о появлении исторических обстоятельств формирования того или иного адыгского государства. Направления вырабатывания нравов и созревания персонажных фатумов представлены не только на фоне исторических явлений, они обусловлены данными явлениями. В течение всей своей истории как античной, так и более поздней, черкесский (адыгский) народ располагался в фокусе пересечения не только крупных торговых путей, но и политических пристрастий большинства немалых государств старины, что заставляло его проводить продолжительную и непреклонную войну за собственное суверенное присутствие. В данных сложнейших условиях надо было не только выжить, но как можно быстрее и конструктивнее сформировать цельную державу, имеющую возможность противостоять неприятелям.

Несомненно, жанровая проблематика и поэтика романа направляют сюжет на вырабатывание просторных повествовательных полей. Классик отечественной исторической прозы А.Толстой («Хождение по мукам») в глобальном движении героев и эпохи в их единстве к новому социально-политическому и духов¬но-философскому содержанию пытается сформулировать новую методику художественного исследования национальных типов в их историческом движении. Так, к примеру, и А.Х.Псигусов, базируясь в своих художественных произведениях на широком, развернутом и иногда подлинном историческом веществе обрисовывает красноречивые картины гнетущего существования и отважной схватки древнеадыгского народа за цивилизованность с действительностью.

Традиционно далекая история (доистория) вообще не документирована. Поэтому наше постижение истории постоянно считается неточным, то есть приблизительным, как в исторической науке, так и в художественном творчестве. Однако последнее располагает, в противовес науке, явным  стержневым свойством: оно постигает и очерчивает историю в живых фигурах, зрелищах, событиях, фактах и даже песнях. Это формирует устойчивое ощущение достоверности случающегося в ходе развития сюжета.  Одновременно с народной песней структурообразующую роль играет в исторических романах А.Х.Псигусова и некоторого рода публицистика. Все эти, поистине временами достоверные, страницы задействуют воспоминания иногда настоящих кавказцев, усиливая запас сведений читателя о размахе и течении войны, передавая ее трагические ощущения, но воспламеняя грандиозным и, вместе с тем, повседневным общенародным достижением.

Сюжет романов анализируемых писателей обнаруживается и на пространном бытовом фоне. Здесь изображены не только военные баталии и кампании, но просматривается и существование этноса во всем его колоритном и насыщенном своеобычии. Причем живет он и в безмятежные времена, в битве с дикой природой, в трудных общественных отношениях. Традиционно классическое литературоведение считает, что тягостная сложность исторического художественного творчества именно в этом и заключается. В том, что художник, стремящийся к тому, чтобы продуцированное им творение было и искусством, и историей, обязан быть синхронно в полной мере и художником, и историком. Иначе такое творение  не станет ни искусством, ни историей.

Аналогичная закономерность замечена давно еще тем же Гегелем: «историческое содержание является нашим лишь в том случае, если оно принадлежит тому народу, к которому мы сами принадлежим, или, если мы вообще можем рассматривать на¬стоящее как следствие тех событий, в цепи которых изображаемые харак¬теры или деяния составляют существенное звено» (1; С. 279). И потому анализируемые писатели предъявляют  массу действующих лиц, в той или иной степени участвующих в созревании сюжета, – поддерживающих его и путающих, боготворящих и презирающих.  Они включают нас в сферу трудностей времени, на наше мышление воздействуют античные соображения и убеждения, которые складываются в ходе функционирования адыгского (черкесского) общества. Причем стержневые герои данной романистики, как, впрочем, и центральные персонажи родственного писателям нартского эпоса, – персоны могучие, величественные. В большинстве случаев они немного эпически идеализированы, но, тем не менее, вырастают в живописные и внятно обрисованные фигуры, каждая из коих имеет в собственном распоряжении как мощные, так и болезненные личностные качества.

Образы, персонажи и события, воспроизводимые авторами на страницах данных исторических циклов, оказываются живописной художественной демонстрацией принужденного, часто обусловленного войной обострения вероятных внутренних возможностей адыгских (черкесских) народов. Как принято в исторической литературе, преобладающее большинство таких персонажей является выдуманным. Представляемые авторами как реально жившие люди, они, входя в художественное пространство, изменяются под воздействием реализуемой писателем концепции, подчиняются ей, а не подчиняют ее себе. Однако при этом они настолько реалистичны, что переживший описываемые  события на несколько веков читатель уверенно убеждает себя в их «невыдуманности». Судя по всему, писатель преждевременно обстоятельно освоил существующую сегодня информацию о самой древности, о нраве и мировоззрении бывших в ту пору соплеменников.

Традиционно принято считать, что история нужна для того, кто живет и думает о завтрашнем дне. И потому представленный И.Ш.Машбашем, А.Х.Псигусовым и др. объемный исторический материал, сосредоточивший в себе многочисленные конфликты столь же многочисленных героев и их судьбы, исполняет конструктивную функцию в течении обширного общественного устройства, преподнося читателю возможность полнее познать составляющие той поры. Так, художественные резолюции по проблемам исторической памяти, которые выносят настоящие авторы, исполняют стержневую роль в сотворении многогранной изобразительности и обнаруживаются как некая общность в доступе к человеку, в частности, в ракурсах его постижения и в конфигурациях отображения. Для художественного познания этнического прошлого в той степени, которая прослеживается в адыгской (черкесской) литературе на сегодняшний день, обязательным можно считать существование именно такого весьма значимого фактора: последовательно-объективное постижение наукой монолита адыгской судьбы и адыгской истории во времени и в пространстве.

Вообще в отечественной литературе в числе характерных аспектов фигуры человека, к которому непосредственно выводили авторские поиски, всегда оказывалось изучение памяти как деятельного коэффициента моральной, общественной и идеологической точек зрения личности. Исходя из этого посыла историческая наука обязана была вести изучение всех трудностей и изгибов народной участи в течение ряда веков трагического бытия. Как утверждают современные исследователи (Н.А.Приймакова), «в советское время (особенно до 60-70-х гг. ХХ в.) это было почти невозможно, но и тогда вышла в 1962 г. книга Касумовых «Геноцид адыгов». Объективные исторические исследования стали выходить в конце 70-х, начале 80-х гг. ХХ в. <…> Это, с одной стороны, облегчает работу писателей (появилось множество материалов, фактов, суждений и концепций)», с другой же, – осложняет и «онаучивает» непосредственное писание художественного текста (необходимо придерживаться точных исторических данных и свидетельств), с третьей же, сужает возможность обращения исторических повествователей к так называемому «вымыслу», вымышленному герою, обстоятельству, возможному, но реально не существующему, факту и т.д.» (2; С. 91).

Здесь мы присоединимся к мнению коллеги лишь по первой позиции об обогащении материала. По двум другим позициям Н.А.Приймаковой об усложнении и сужении художественности в случае «онаучивания» осмелимся поспорить. Фактически выделяемые нами именно в качестве преимуществ жанрово-композиционные особенности представленной исторической прозы анализируемых авторов (И.Ш.Машбаш, А.Х.Псигусов, Ю.Г.Чуяко, А.Е.Евтых и др.) заключаются как раз в следующем: возможное соответствие действительности, историзм, определенное документальными фактами выковывание сюжета и приближенность национально-специфических художественно-изобразительных приемов к изображаемой реальности, к выявлению конфликтов, к организации типических образов и т.д. К примеру, в ряде научных исторических источников часто выступающее в романах А.Х.Псигусова в роли художественного объекта хеттское государство считается крупнейшей державой, соперничавшей с Египтом и Ассирией. Долгое время о существовании хеттов было известно лишь из отрывочных сведений Библии и их считали одним из семитских народов, но в 1887 г. было обнаружено существование Хеттской державы, не уступающей по силе тогдашнему Египту, а в 1915 г. было открыто отношение хеттского языка к индоевропейским.

Рассматриваемые писатели, тем самым, зачастую демонстрируют широчайшую и удивительную для нашего современника осведомленность, явно доказывающую неоднократное и основательное обращение к разнообразным соответствующим историко-техническим архивам. Подобного рода исторически обусловленная информативность позволяет автору закономерно, основываясь на факте нахождения в гавани судов соответствующей категории, строить и продолжать линию дальнейшего изложения. Данное повествование подразумевает описание зависящих от таких деталей сторон жизни общества, а вместе с тем, – и сторон жизни конкретных социальных представителей, оказывающихся далее конкретными персонажами выводимой сюжетной линии. Современность адыгского (черкесского) писателя, таким образом, можно находить заключающейся в предпочтении темы и в отборе исторических фактов, в беспристрастном взгляде на них, в умудренном вековым опытом и нынешним знанием  суждении об истории и, конечно, в стремлении осваивать ее уроки.

ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА:
1.    Гегель. Лекции по эстетике. Соч. – Т. XII. – Кн. I. – М.: Наука, 1938.
2.    Приймакова Н.А. Жанрово-стилевое богатство адыгского романа об историческом прошлом (поэтика сюжета): Дисс. … канд. филол. наук. – Майкоп, 2003

Опубл.:
Хуако Ф.Н. Тенденции историзма в современной адыгской романистике // Современные технологии в сфере сервиса, туризма и связей с общественностью: Сборник ст. и тезисов. – Вып. 3. – Майкоп: ИП Магарин, 2012. – С. 241-245.Для заказа см. на текущем блоге "Перо горца" (http://adyglit.blogspot.com/2013/04/blog-post.html) материалы об авторе Асланбеке Псигусове