Автор Николай Милиди, однажды в минувшем году издавший сборник стихов, поэм и переводов «У вечности любви» (Майкоп, 2011), несколько погорячился с названием. Исполняя роль критики, с первых же строк возьмем на себя смелость упрекнуть поэта в очевидном ограничении. Такое название располагает к определенному, но весьма зауженному тематическому сужению, на которое настраивается берущий в руки сборник читатель. Ну вот, думает он, сейчас придется упиваться беспрерывными любовными излияниями несчастного (или счастливого) романтика, не знающего ничего, кроме чувств к своей половине. Но нет, уже с первых стихов книги наступает раскол в подобных ожиданиях. Тематическое содержание сборника по своей широте оказывается абсолютно противоположным, – стихи охватывают целую многогранную череду бытовавших и бытующих в нашем мире событий, явлений и действ с непременной возможной реакцией человека на них. Приоритетным направлением построения композиции и структуры изложения поэт априори избирает движение мысли. Отсюда – многообразие эмоциональных оттенков, гибкость стиля, приближенность языка произведения к живой разговорной речи. Психологические особенности процесса взросления и возмужания человека, богатые нюансы его логики и настроения выразительно отражены в анализируемой лирике.
Уже первые стихи поэта разом расширяют любовную тематику. Тот объект, которому Ник.Милиди в любви признается с первых же строк, – это объект святой: РОДИНА (первые несколько стихов рукописи – «Россия», «Отечество», «Я вернусь, Россия» и т.д.). Вся подборка стихов этого начального (и, можно сказать, – головного) блока славит и восхваляет данный непререкаемый объект. К примеру, название одного из стихотворений «Святость вечной России» или такие строки: «Для нас Россия – образно – Святыня! / И это изначально все мое!». Автор страстно, эмоционально и, главное, – искренне – обожествляет Россию, не забывая в роли благодарного сына поклоняться ей («Признание», «Я стражду по тебе, Россия», «Песни России» и т.д.): «Мне Русь нужна не по Садовое кольцо, / Ее величие я вижу прежним. / Великий Петр в Европу прорубил окно, / Просторы ее вечны и безбрежны!». Мало того, верный и благодарный сын готов отправиться в дорогу по любому ее призыву, вынося свою готовность в заглавие одного из стихотворений («Ты позови меня в дорогу»…) и излагая в тексте эмоции именно в ключе настоящего (действующего) времени. Тональность поклонения и обожествления родных просторов остается в силе на протяжении всего сборника, вплоть до междустрочных пространств. Пусть косвенно, в посвященном совсем другой теме тексте, но подсознательно она просматривается. Эта нотка остается всегда, ее можно считать тематически приоритетной для всей поэзии Николая Милиди.
В анализируемых стихотворных текстах автор часто использует форму изложения от первого лица, что помогает более выразительно высказать контекст переживаний и ощущений действующего персонажа. Подобный лирический текст воспринимается, прежде всего, как определенного типа монолог, яркий, эмоционально окрашенный. Это выражено в том, что на первый план выдвигаются именно те элементы речи, которые передают субъективно-оценочное, индивидуальное отношение говорящего к интересующим его сторонам жизни. Причем тематика изображаемых эпизодов и мысленных, поэтически окрашенных монологов навеяна безграничной любовью к родной природе и патриотической преданностью к взрастившей его родной земле. И не однажды одновременно как лирические, так и эпические сцены, моменты самоанализа, часы самокопания героя будут сопровождаться благодарным для рассказчика слушателем или внимательным его собеседником – родной природой.
При этом в определенный момент в данных стихах само понятие «Родина» начинает искриться новыми гранями, оно фактически приобретает «региональный компонент». Наравне со страной в целом в данный понятийный аппарат можно включить и родной Николаю Милиди Северный Кавказ, и республику Адыгея, в т.ч. аул Тахтамукай, в котором он родился, вырос и стал поэтом. Именно это не могло, в свою очередь, не отразиться на жизненных и творческих приоритетах автора. Не обходя вниманием всю сложность как истории, так и нынешней сложной обстановки в границах родного Кавказа, Ник.Милиди активно, искренне, убедительно воспевает и его («Живет Кавказ многострадальной жизнью, / Кавказ – наш дом, а мы его сыны»), и еще менее внушительную по размерам, но от того не менее боготворимую его часть – Адыгею (см. одноименное стихотворение): «Моя страна! Родная Адыгея! / Свети звездою вечные года! / И нет на свете ничего милее / Тебя, моя любимая земля!». Национальная специфика повествования заключается в частой и интенсивной передаче особенностей горского быта, традиций и обычаев, но не только в этом. Этические и моральные нормы адыгского (черкесского) народа, во многом схожие с менталитетом других северокавказских народов, законы человечности, понятия мужественности и преданности родине, – все эти достаточно серьезные аспекты органично перекликаются с добрым юмором, беззлобной иронией, сопровождающими описание быта горского аула.
Более того, в этом (региональном) отношении в творчестве Ник.Милиди еще больше конкретики. Отчетливо прослеживается в стихах поэта маленький, но оттого не менее любимый уголок Родины – родной аул Тахтамукай. Сравнивая его с Грецией, в которой «красивые гречанки», автор приходит к непререкаемому выводу, вполне обоснованному на фоне общих эмоций рассказчика. «Смыться бы скорей отсюда прочь» говорящий решает относительно Греции и «Возвратиться в край родной, любимый» – относительно аула, где «В каждом доме я почти что свой». Здесь можно уточнить и то, что аул, как составной элемент Родины поэта, является фактически живым действующим лицом лирики Ник. Милиди, – лицом дружественным, уважаемым и оправдывающим ожидания ссылающегося на него поэта. Ждущий от него той или иной реакции рассказчик в тех или иных ситуациях преимущественно гордится, а никак не разочаровывается произошедшим. Это превалирование благодарный читатель с радостью относит к реальным жизненным предпочтениям выросшего в таком ауле автора, отнюдь не однажды поющего в собственных стихах и поэмах песни своей маленькой Родине, не жалея для этих целей ни слов, ни эмоций: «Мой аул Тахтамукай – / Колыбель – родное детство. / Словно сказка, дивный рай! / Мой аул Тахтамукай».
Либо, к примеру, обратимся к доказательству благородства аула в целом на примере населяющих его аульчан в поэме «Зеленый поезд». Упомянутый в заглавии спасительный транспорт везет эвакуированную в разгар войны детвору (детдомовских детей Ленинграда) из подвергшегося фашистскому нападению Крыма. И тогда аул Бесленей единым позывом жителей распределяет по семьям детей, оставшихся сиротами, что не может не восторгать реального уроженца этих мест («И в каждом доме теплится очаг. / Тепло, уют, улыбка на устах – / Таков обычай жизненный в горах»), не восторгать реального земляка этих сельчан: «Черкесский дом – приют для всех ребят! / Родного дома теплится очаг». Из подобного страстного изложения рассказчик делает глобальные общенациональные выводы, радующие его и являющиеся предметом его неизбывной гордости: «О, мой народ, ты дружбой верной свят! / Гостеприимством славишься с веках!».
Такие слова в начальных пунктах поэмы уже являются неким заделом автора всему происходящему. И действительно, убедительно они подпитываются случающимися далее событиями, когда жители аула неоднократно оказываются реальным спасением для сиротливых детских душ. Детдомовцы фактически приобретают родные семьи, становятся членами семей аульчан. Происходит так, что перед лицом опасности седовласый старик яростно спасает не только свою родную внучку, но и ставшую такой же родной девочку удочеренную. Да и не может быть иначе на фоне соответствующих реплик героя: «Кто не знает?! Она моя внучка! / Нам славянка ее родила! / В ее ясных глазах отсвет сини, / Но черкесская кровь в ней течет». И после таких поступков героев и такого развития событий, уже ближе к итогу, автор делает вполне закономерные выводы о прижившемся в ауле Бесленей немалом количестве ребят, ставших достойными черкесами по имени «бесленейцы». В подобном развитии сюжета когда-то лишенные всего детдомовцы с сердцами, полными заветной дружбой, фактически приобрели (не только по воле судьбы, но и по воле духа благородных аульчан) и Родину, и даже семью. Здесь можно осмелиться заявить, что в этом отношении в ходе войны они даже выиграли в значительной степени, сменив статус «сирот» на столь желанный для них статус «сыночка» или «доченьки», воплощая в своем лице для родственников «семейную радость».
Однако обозначаемая нами в стихах Ник.Милиди многогранность любви ни в коей мере не ограничивается вышеописанной благородной любовью к Родине (разнообразной в своих проявлениях). Все-таки живому и современному автору свойственны и естественные любовные посылы, в полной мере обнаруживающиеся в целом ряде стихотворений («Прошу тебя», «Прошу…», «Тебе», «Только верь…» и др.). В каждой из подобных поэтичных строк сквозит уважение и любовь автора к женщине, к такому прекрасному и удивительному из созданий. В этом случае душевные излияния повествователя напрямую адресованы любимой, признающейся «ангелом, источником вдохновения» для поэта и «венцом» для супруга, – то есть тою, кого нельзя никогда покидать; и автор призывает мужчину оставаться готовым поглощать ради чистой любви и страдания, и муки: «Любите вечно и не отвергайте, / И не носите на душе оков». В стихах такого рода складывается твердое ощущение, что поэзия эта, – о любви, о верности человека себе и своему чувству, о долге и ответственности за сделанное, – основана на категориях и вопросах, мучающих и радующих самого автора. И потому она столь автобиографична в своей искренности и столь убедительна в своей лиричности.
Как уже отмечалось, внутренний мир главного героя раскрывается в стихотворении благодаря избранной автором форме повествования от первого лица, – форме, которая способствует созданию впечатления о произведении именно как о произведении, являющемся лирическим текстом. Однако эта форма успешно сочетается здесь и с описаниями. Красота окружающей природы, живописного горного местечка воспринимается читателем через впечатления и ощущения рассказчика, – повествователь как нельзя лучше передает в своих мыслях все, что он видит вокруг и чем искренне восхищается. Такого рода психологически насыщенная палитра в описаниях поэтизирует их, придавая им лирические оттенки. Той же цели – лиризации стиля – способствуют и используемые в тех же эпических изображениях слова-восклицания и целые восклицательные предложения, сообщающие ровному течению авторской мысли эмоциональный, глубоко личностный оттенок.
Подобные поэтические описания с оттенком психологизма производят на читателя живое впечатление неповторимой реальности происходящего. Так, например, при восприятии воспроизведенного устами рассказчика описания зеленой дубравы действительно ощутим человеческий восторг от зреющей в поле янтарной ржи или «синих-синих глаз», включающих «безбрежную синь Селигера». Либо понятны не менее впечатляющие красоты перед взором поэта, любующегося белоликой березкой, красу которой он осмеливается сравнить с девичьей красой и по секрету, шепотом, обещает ей после собственного выхода в поле подарить ей свои страстные объятия: «Хоть в жару, хоть в злую вьюгу, / От беды спасу, / И тебя, мою подругу, / Сердцем позову». Именно подобные метафорические описания помогают понять говорящего в его эмоциях, когда он признается в своих чувственных предпочтениях: «Кто хоть раз повстречался с Россиею, / Тот навеки ее Паладин».
Вообще, обычно лирический пейзаж может отвечать душевному настрою героя или контрастировать с ним. Но вместе с тем функции пейзажа в анализируемой поэзии значительно расширяются. Художник не только воссоздает картины окружающей природы, но и использует образы природы для решения важных социальных проблем, для раздумий о жизни и ее назначении, вкладывает в них глубокий философский подтекст. Образность и символичность, просматривающиеся в ряде пейзажей и описаний лирики, иногда выходят на первый план в декларируемых прямым авторским текстом аналогиях. Иногда эти пейзажи непосредственно не связаны с событиями в жизни героев, в других случаях они нарочито подчеркивают их настроения и чувства. Данная тональность пейзажных предпочтений рассказчика в ходе его коммуникации имеет место также в целом блоке стихотворений («Край мой тополиный», «Весенний напев», «В деревне», «Закат», «Вечер», «Вечерний этюд», «Золотая осень» и т.д.).
Язык повествования, при существующей в произведениях социальной обусловленности, предполагающей некоторую сдержанность, тем не менее, красочен, эмоционален, насыщен эпитетами и метафорами. В этих образах кроется нечто большее, чем просто картины. Помимо своего основного – описательного – предназначения они призваны выразить настроение рассказчика, и посредством этого воздействуют на читателя своей живописной и музыкальной структурой. Эта система речи обусловлена стоящим за ней переживанием, состоянием характера лирического героя, создает его целостный образ, т.е. живое изображение определенного момента духовной человеческой жизни. Оно неотрывно от духовной жизни поэта, но вместе с тем имеет и обобщенное значение. Все это необычайно дорого и автору, и массовому читателю, волнует и увлекает некоей историчностью, – своею незримой исторической связью. Причем историческая связь с реальными событиями, предшествовавшими современным цивилизациям, – реальна. Но она имеет место не только с тысячелетними событиями древних римлян. Часто автору достаточно близка историческая биография соседних горцев.
Здесь следует обратиться к одному из стержневых настроев Ник.Милиди в его поэзии – именно к доброму и уважительному отношению говорящего к своему соседу, в данном случае – к адыгу (черкесу). Помимо постоянно возникающих по мере повествования адыго- (черкесо-) расположенных мотивов в анализируемом сборнике имеет место целый комплекс стихотворений на эту тему («Черкесы», «Шичепшина», «Аул Ходзь», «Тахтамукай», «Черкешенка» и т.д.). Они являются фактически здоровыми и дружественными дифирамбами в адрес соседнего этноса: часто объективные, но порой субъективные. Последнее неизбежно для человека, родившегося и выросшего в соответствующей этносреде (аул Тахтамукай РА), и потому объяснимо, вполне простительно для автора. Рассуждая о деталях того или иного событии, подробностях того или иного факта, поведении того или иного человека, главный герой зачастую проводит аналогию с общепринятыми, общенациональными особенностями народного характера.
Действительно, порой Николаю Милиди, видимо, духовно сроднившемуся с этим народом, удается полностью вести повествование от лица одного из представителей черкесов («Черкесы»). Начинает изложение здесь автор, возможно, не очень скромно для ведущего изложение и обязанного отличаться этнической скромностью черкеса (но читатель-то знает, что восхваляющий себя рассказчик фактически олицетворяет автора, относящегося к другой этнической группе, и потому это не самомнение, а все-таки мнение со стороны. – Ф.Х.): «Наши подвиги славят века, / Наше братство, политое кровью. / Мы в боях побеждали врага, / Мы кормили друзей хлебом-солью». Подобная «Я»-позиция помогает автору более убедительно передать весь пласт общенациональных ощущений, возникающих в народе и в его представителях по ходу беспощадной истории и по мере развития настигающих их жестоких событий («Пусть нас всех разбросала судьба / По далеким ухоженным странам. / У черкеса отчизна одна! / Все мы дети седого Кавказа!»).
Заключением такого повествования вполне закономерно оказывается четко сформулированное героем, заверяющим отцов и детей в неизбывной народной потребности – в единственном и обязательном для народа счастье: «Дети Равенства, Братства, Любви / Соберемся все вместе, черкесы! / Нашей славной, прекрасной страны, / Здесь, под небом священной Отчизны!». Живое общенациональное стремление, подобным образом изложенное современным поэтом Николаем Милиди, сегодняшний адыг (черкес) осмелится счесть желанным пророчеством, и тогда вполне убедительно, с благодарностью скажет автору при встрече: «Твоими бы устами – да мед пить! Спасибо на добром слове, друг!». Вот она, простая человеческая радость, подаренная простому человеку весьма человечным современным автором Николаем Милиди.
Опубл.:
Хуако Ф.Н. Множество граней современной лирики // Социально-гуманитарные науки: Приложение к журналу «Вестник МГОУ» (продолжающееся издание). – Вып. 55. – М.: изд-во МГОУ, 2013. – С. 9-15.