В статье анализируется период проживания В.И.Лихоносова на юге России, совпавший с этапом творческого становления автора. Ф.Н.Хуако, начиная с момента студенчества писателя, просматривает его творческие проявления на примере романа «Наш маленький Париж. Ненаписанные воспоминания». Рассмотрение текста в статье выстраивается с двух сторон – романные описания природы (южные земли) и человека (южные нации). Упоминаются и анализируются при этом конкретные общественные и профессиональные реакции на творчество писателя.
The article analyzes the period of residence of V.I. Likhonosov in the south of Russia, coinciding with the stage of the author's creative development. F.N.Кhuako, starting from the moment of the writer's student life, looks through his creative manifestations on the example of the novel «Our little Paris. Unwritten memories». Review of the text in the article is built from two sides - novel descriptions of nature (southern lands) and man (southern nations). Mentioned and analyzed at the same time, specific social and professional reactions to the writer's work.
В.И.Лихоносов, проза, лиризм, роман, Краснодар, Екатеринодар, Анапа, черкес
VI Likhonosov, prose, lyricism, big novel, Krasnodar, Ekaterinodar, Anapa, Circassians
Родившийся и выросший в Сибири (г.Новосибирске) писатель В.И.Лихоносов в конце 50-х – начале 60-х гг. ХХ в. оказался в ряду студентов Краснодарского пединститута (сегодня – КубГУ). Оставшись после его окончания на юге, он проживает здесь уже более полувека. Считает этот край буквально продолжением своих родных краев. Время обучения и профессиональной подготовки на этих региональных землях исследователи расценивают как период творческого формирования в судьбе писателя. Согласен с ними и сам автор, образно называющий свое переселение на российский юг «знаком судьбы». Когда будучи двадцатилетним юношей он оставил исконную Родину, передвигаясь по российским полям и пастбищам, он обрел на Кавказе фактически дополнение к первой. Причем вполне закономерно тогда студент, поступивший на историко-филологическое отделение отечественного вуза, предпочитаемым для себя видом деятельности называет чтение, на которое он не жалел времени, проводимого в читальном зале советского общежития. Закономерным продуктом такого деятельностного интереса можно назвать разработанное и изданное В.И.Лихоносовым на протяжении 80-х гг. ХХ в. романное произведение «Ненаписанные воспоминания. Наш маленький Париж» (М., 1986). Его исследователи фактически признают «литературным памятником» [6], поскольку оно ощутимо связано с базовыми для человека истинами – время и память.
Выдвигавшийся на Государственную премию роман В.И.Лихоносова «Ненаписанные…» был отмечен данной наградой. Однако предварительно ни профессиональных, ни общественных обсуждений не удалось. При этом даже факт малого обращения к нему читателя выделяет современный нам аналитик Е.Беда: «Само его «нечитание» выставлялось как похвала или признак высокого художественного уровня» [1]. Однако другие наши современники называют социальную реакцию на роман «поистине всенародной известностью» [6]. Относительно произведения мнение экспертов может быть и созвучным: роман есть исключительное, неповторимое в некотором отношении отечественное литературное событие. Соединяя прошлое с настоящим он обладает хроникально разнообразной описательной атрибутикой. Имеются здесь и столичные исторические факты разных социальных уровней (императорские семьи, дворяне, генералы), и повседневная бытовая среда в провинциальном Екатеринодаре.
Стремление поведать эмоциональную истину о территориях, о народах, об их представителях, с коими познакомила его реальность, направляет и мотивирует писателя. Однако еще более ощутим у него стимул воспроизвести былое сквозь призму настоящего. Элементы изложения в романе пропитаны интонацией памятного хронотопа, помогающего выстроить постраничную эпоху на постраничных территориях. Подобный временной подход конструктивно устраивает персонажные посулы, вымышленные образы либо реальные полотна. Вполне закономерно анализируемый автор, обозначая суть собственной деятельности, подчеркивал: «Деятельность писателя – отражение времени. Когда пишешь, думай, что ты оставляешь в творчестве следы своей жизни и жизни народа. Недопустимо, чтобы на страницах зияла пустота, по которой невозможно будет определить, как жили добрые люди когда-то. Страстное желание запечатлеть самое дорогое и сущее – основа творчества» [4, с. 76].
Причем в своем романе В.И.Лихоносов действительно способен условно сблизить дореволюционный Екатеринодар с сегодняшним Краснодаром. К тому же делает это писатель разными способами, в том числе и путем соответствующей топонимики. Названия площадей, рынков и улиц неизменно задевают внимание и память читателя, хотя бы немного знающего город сегодня. Так, к примеру, частое применение описаний центральной улицы Красной не может не отозваться в восприятии любого человека, хоть однажды побывавшего в городе. Такой прием настраивает читателя и позволяет писателю войти к нему в доверие. Причем в зачине (на С. 33), в описании периода начала прошлого века город писатель считает пока еще станичным прототипом, мало отличающимся от села. Однако настрой городских описаний постепенно, уже в следующем пункте романного действия (С. 40), меняется на противоположный. Здесь сопоставляются в авторском описательном анализе города Екатеринодар и Париж. Кавказская глубинка находит параллели с мировым центром культуры: и по рекламным блокам различных заведений (и по их заглавиям, и по их «размаху»), и по площадям, и по памятникам, и по дворцам. Подобное сопоставление выводит автора на образное сравнение «Париж в миниатюре» [4, с. 41], семантически выступившее ключевым сочетанием в заглавии произведения («Наш маленький Париж»).
Однако из числа южно-российских населенных пунктов в число авторского внимания попадает и Анапский район, в поселке Виноградном которого В.И.Лихоносов в свое время опробовал полученные в вузе учительские навыки, причем в ходе работы занялся и творческим продуцированием. Не забывает он и в романе упомянуть в своих пейзажах эти прибрежные натюрморты. Рассказывая о посещениях Анапы своими героями, автор подчеркивает нацеленность богатой публики здесь на наряды и роскошь. Главного персонажа это принципиально раздражает, и тогда в кадре того же абзаца появляется под сенью одного из садов внешне схожая с ведьмой старушка. Она поддерживает мрачное настроение героя, отображаемое в мрачных описаниях, – природа сиротеет, зияя пустырями. Однако уже скоро окружающая природа благоговеет. Строгие горы «курчавятся», непререкаемая сирень цветет, а это не может не порадовать стоящего здесь. Ведущий изложение рассказчик воплощает эту радость, функционируя в качестве эмоционального посредника между любящим эти пейзажи автором и читателем. Более того, доходящий до восклицаний повествователь буквально счастлив: «Как далека сюда дорога из Екатеринодара! Как бесконечен скрип колес! После дорожной тряски легко воспаляется чувство бирюзовой ласкою моря, белыми парусами, фигурками в сандалиях, в синих капотах» [5, с. 72]. Ощутимо просматривается в таких кадрах личная заинтересованность говорящего, самого вкушавшего эти прелести и явно не равнодушного к ним. По собственной экспрессивной насыщенности такие кадры предопределяют некоторые комментарии автора, каковые, в свою очередь, расширяются как реакция на образную природную символику.
Но проникается и делится внимательный, отзывчивый автор не только природными, но и человеческими эпизодами. Человек здесь на первом плане присутствует неизменно, поскольку эта проза нередко признается достоверным образцом лирического типа. Такая отнесенность обусловила технику повествования от первого лица подобно пережитым воспоминаниям лирического персонажа. Прослеживают в лирической тональности некоторые исследователи (к примеру, В.Ф.Горецкий в диссертации) «те особенности творчества, которые связывают писателя с лучшими традициями русской классической литературы и, в частности, с лирической прозой, с произведениями И.А.Бунина и других мастеров «свободной прозы»» [3, с. 6]. Проникновение в личностный мир производят здесь созвучно и повествователь, и персонажи. Вторым известно многое, поскольку оно же известно и первому.
В своем художественном творчестве В.И.Лихоносов нацелен на постижение обширного пространства. Этим обусловлена его увлеченность этническими приоритетами и ценностными истинами народов. Как верно отмечает по этому поводу современный писателю исследователь В.Васильев, «Без умения крупно и предельно честно размышлять о своей жизни как части народной судьбы с глубоким и точным анализом собственного психологического состояния в каждой конкретной ситуации, выведенной на общественно-значимый уровень, нет серьезной лирической прозы, и именно это обстоятельство выгодно выделяет В.Лихоносова среди его собратьев по манере письма» [2, с. 161]. При этом автору удается подходить к работам коллег по цеху именно в данном этно- ключе, что позволяет ему утверждать обидное отсутствие национального чувства в большинстве произведений. Основным фоном в романе выстелены порой возбужденные думы и реакции, несомые центральным в конкретном эпизоде персонажем. Причем действующими объектами его тактичных изложений выступают проходящие рядом соседи. Буквально национальный характер просматривается не только на примере родного В.И.Лихоносову казачьего этноса, представителем которого он является. Есть здесь и этно-примеры черкесов.
Как отмечают по этому поводу цитировавшиеся выше участники студенческого научного форума, «Произведения Лихоносова явились лишь самым предварительным подходом к осмыслению национального характера» [6]. Несомненно, авторы этой работы имеют в виду родную писателю нацию, но мы продолжим такую мысль, расширяя сферу авторского внимания и функции его текста наличием характера черкесского, также затрагиваемого в романе. Естественно, не мог объективный прозаик, воспевая кварталы Екатеринодара, не увидеть и не упомянуть испокон веков проживавший здесь народ, что вполне заставляет нас уважить его объективность. Мало того, в романе имеет место быть не только спокойное уважение, но и восхваление. Этот ракурс подносит на таких добрых эмоциях В.И.Лихоносова к любому, читающему его адыгу. Стартово интригует автор образом черкеса уже на первых десятках страниц. При представлении читателю одного из генералов Бабыча оказывается находящимся рядом с ним «высокий, красивый черкес» [4, с. 15]. Имеет место быть в данном случае частый для прозы В.И.Лихоносова и обязательный для лиризма принцип скрытого психологизма в сочетании с недоговоренностью. Подробностей по поводу этого спутника здесь нет никаких, но задана интрига, и уже по прилагательным можно предположить – автор любуется представителем соседней нации. Часто прослеживается в описаниях и событийных эпизодах адыгская национальная атрибутика, как то: черкеска, папаха, бурка и т.д., ставшие верным атрибутом образа жизни другой нации. С помощью бурок казачьи представители похищают себе невест, с помощью черкесок и папах те же всадники воюют, с помощью башлыка прикрывают коня.
Правда, вражеские черкесы (в т.ч. и шапсуги (С. 21)) могут и «пробраться» [4, с. 16], могут и испугаться одного из военоначальников (С. 28). А нравы их не всегда порядочные, – считает одна из девушек, которую увез влюбленный в нее казак. Плачущая девушка, на которую наброшена кавказская бурка, конечно, возмущена: «Что за черкесские нравы!» [4, с. 34]. Она и не могла бы остаться в такой ситуации спокойной. А ярость обиженной женщины перебрасывается на адыгские ментальные законы, реализуемые неудачливым женихом. Однако есть у одного из героев свои друзья в числе черкесов, возможна на этой ниве и полноценная дружба семьями, с обязательными посещениями и визитами.
В целом, многие произведения автора названы современной критикой поэмами в прозе, с учетом их активной экспрессии, базирующей очевидную лиричность изложений. Хотя звучали и жесткие наветы в адрес писателя на предмет наличия так называемой «поэтизации быта». Но это уже субъективный подход к экспрессии в прозе, расцениваемой одними как яркая лиричность, а другими – как ненужная поэтизация. Согласимся в этом случае с первой версией, придающей данному прозаическому признаку статус положительного. И используем для заключения эмоциональную цитату уже цитировавшейся нами Екатерины Беды: «Виктору Лихоносову Бог даровал талант лирического, элегического повествователя. И он кое-что сделал в согласии с этим дарованием. Но талант, как и всегда, остается не правом, а обязанностью. Обязанностью перед людьми. И – ответственностью перед народом и Родиной» [2]. И уже в этих пяти цитируемых предложениях четко перечислен широкий возможный задел для дальнейшего изучения прозы Виктора Ивановича Лихоносова, но с некоторой нашей конкретизацией, – вдохновляемой и подпитываемой землями его второй родины.
Использованная литература
1. Беда Е. Несчастье Лихоносова [Электронный ресурс] // http://www.ngkub.ru/kultura/neschaste-likhonosova
2. Васильев В. Сопричастность жизни. Лирическое постижение Родины. – М.: Современник, 1981.
3. Горецкий В.Ф. Творчество Виктора Лихоносова в контексте лирической прозы: Автореф. дисс. …к.филол.н.. – Нальчик, 1999.
4. Лихоносов В.И. Наш маленький Париж. Ненаписанные воспоминания. – М., 1990.
5. Лихоносов В.И. Необходимо душе! // Собеседник: Литературно-критический ежегодник. – М.: Современник, 1987. – Вып. 8. – 319 с.
6. Мартиросян А.А. Удивительная жизнь удивительного человека (по материалам жизни и творчества Виктора Ивановича Лихоносова) [Электронный ресурс] / Мартиросян А.А., Бекова Е.А., Баландина Е.В., Чмиль С.Н. // VII Международная студенческая электронная научная конференция «Студенческий научный форум-2015», 2016.
Опубл.: Хуако Ф.Н. Южные земли как ... // Наследие В.И.Лихоносова и актуальные проблемы развития языка, литературы, журналистики, истории: Материалы II Междунар. научно-практ. конференции (1-2 июня 2018 г.). – Краснодар: Кубанский гос. ун-т, 2018. – 448 с. – С. 95-99.