Как подчеркивает по этому поводу свидетель тогдашних событий Абу Схаляхо, уже к началу 1939 г. Дм. Костанов сформировал табличную хронику. Она содержала биографические события, которые привели горячего адыгского революционера к героическому свершению. К тому же именно этот костановский текст воодушевил профессора Казбека Шаззо на яркую и мощную аналитическую оценку, вошедшую в авторскую статью «Роман и эпоха». Как свидетельствует уже в 1989 году Халид Тлепцерше по поводу этой критической работы профессора, здесь имеет место быть весьма значимый критический подъем, наглядно иллюстрируемый оценками, текстовыми знаками и свидетельствами К. Шаззо по поводу прозы Дм. Костанова. Полемический накал в профессорском изложении поддерживается стилистикой. Как считает Х. Тлепцерше и как было характерно вообще в мыслях о боевой прозаике, лирическая струя в статье К. Шаззо отсутствует, ее языковые единицы проявляют мощность, однако отнюдь не агрессию, они являют собой соответствующий тематике источник света.
С приходом на адыгские земли военных дивизий, участвовавших в ВОВ- планах, и словотворческие, и типографские проекты здесь замедляют свое прогрессивное развитие. Рожденные на боевой ниве художественные тексты адыгских авторов содержат порой стандартизированную мысль социума, которая касалась присутствующего навыка выживаемости. Цепляться за жизнь и выстаивать в борьбе и на пути к победе народ научился сразу. Его не смутили и не оттолкнули типографские недочеты, проявившиеся в книгах, которые, как утверждает современный профессор книгоиздания из Краснодара Заур Хуако, были «напечатаны на серой оберточной бумаге, в примитивном полиграфическом исполнении». Боевыми источниками, порождающими национальную отвагу, выступила центральная прозаическая тематика 40-х – 50-х гг.
Вбираемая писателями в достоверной реальности она уже тогда насыщена такой тональностью: оттенок ненависти, драматизм начальных военных дней, массовое мужество, итоговый победный восторг, и так далее. На тематической линии чаще выступают творения, которые очерчивают факты ВОВ. Большая часть действующих авторов выступает в роли пришедших с фронта защитников отечества. В частности, таковыми считаем боевые наблюдения, содержащиеся у Дмитрия Костанова в очерковых произведениях (к примеру, «Девушка-воин», «Бессмертие героя», «Завещание» и др.), либо в его художественной новеллистике в адыгоязычном сборнике рассказов «IошъхьитIу» (= «Две высоты»). Освещающие действительные военные факты, они произведены по острым событийным следам. В аналогичных ресурсных ключах функциональная роль прошлого состоит в следующем. Она воспроизводит героические достижения бойцов, которые безапелляционно понимали фронт как борьбу за жизненное присутствие. В частности, одноименная с названием в данном сборнике новелла, хотя и развивает свой сюжет на мирной земле, весьма ярко и подробно детализирует происходящее на фронте. Прибывший уже в послевоенное время на родную землю Каплан, осваивая здесь карьеру бригадира и выстраивая личную жизнь, не забывает вспоминать ратное поле, делясь с читателем теми впечатлениями и тогдашними мыслями. Пережитые им на фронте передвижения по позициям боевого поля преподнесены Дм. Костановым с максимальной подробностью: вплоть до перечислений типов оружия, приведения их количества, скоростей передвижения и других, дающих подробности, цифр. Подобный личный позыв приближает нас к персонажу, настраивая на понимание и уважение. Передвигающийся по родной земле герой уже в зачине повести обнаруживает в каждом штрихе окружающего его пейзажа неизгладимый и четкий след войны. Именно это и побуждает Каплана уже с таких шагов приступать к выстраиванию мысленных конкретных планов модификации родного поселения.
Анализ посвященной войне прозы Д. Костанова позволяет зафиксировать новую для первой половины предыдущего столетия струю, это вознесение желанных героев и желанной идеологии в перспективе. Появляется совокупное слияние стандарта, фактичности с определенным, не слишком активным, рядом лиризации, заметным в момент представления эмотивной сферы. Читатель знакомится с построенной на таком слиянии авторской повести «Батыр». Конструированная в очерковой форме, часто содержащей факт и документ, она даже окрашена достоверностью. Стержневая грань сюжетных узлов такова: воспроизведены заметные в своем разнообразии и насыщенности духовно-моральные качества индивида в боевых условиях.
Но тематика мирная в период послевоенного конструирования все больше набирает силу в умах и душах уставших от боя жителей. В данном русле появляются прозаические тексты: эпика – романы Ю. Тлюстена («Свет в горах»), А. Евтыха («Солнце над нами», «Превосходная должность», «У нас в ауле»), а также тематически конкретная новеллистика Дм. Костанова – сборник рассказов «Труд славит человека». Своеобразие свежей тогда (после войны) мирной и трудовой тематики обусловило интенсивное внедрение в прозу документально изложенных размышлений говорящего о происходящем, замечаний по этнографии, экспериментальных материалов и проч., то есть способствовало некоторой документализации изложения. Тем самым непосредственно очерк (кроме того, – фельетон) выступили в жанровом отношении стержневыми формами прозы середины прошлого века национальных литератур Северного Кавказа.
Трудовая тематика проявилась и в редакторской деятельности Дм. Костанова. В момент его работы в должности редактора издательства в Майкопе (Краснодарское отделение адыгейского книжного издательства) была подготовлена и вышла собранная Шамсутдином Хутом уникальная книжка адыгских пословиц («Адыгэ гущыIэжхэр»), которая также содержала преимущественно трудовую нить. Труду отводились здесь целые разделы адыгских пословиц и поговорок, почитав которые, читатель получал весьма объемное и многостороннее впечатление о представлениях этноса по поводу мирной темы. Тем самым обрели свое развитие государственные тенденции исследований, посвященных нартскому эпосу и народному слогу, которые оказались обширно распространены и были развиты уже в науке позже. В этом отношении писатель первой половины прошлого века Дм. Костанов весьма созвучно перекликался с общей тогда в кавказских литературах тенденцией – этническое своеобразие. Рассматриваемые эпические тексты его авторских произведений оказались направлены как сюжетно, персонажно, так и стилистически к единому объекту описания. Это была адыгская действительность, аульские реалии, адыгская среда, а также – манера обитания, вплоть до народной психологии. Тем самым по мере развития повествования у Д. Костанова периодически детально воспроизводится конкретный колхозный квартал либо огород, профессионально передается читателю впечатление от присутствия определенных некоторых лиц.
Пытаясь выступать в унисон с партийной идеологической политикой, многие писатели тогда не страшились хвататься за превознесение образов доблестных, высоко летящих героев, а также – приземленных, но не менее активных трудовых ратников. Причем южные типографии здесь наглядно предпочитали отдавать в печать рукописи, содержавшие агитацию быть так называемым «передовиком производства» либо обширно рассеивать какую-либо аграрную технологию. Такой пафос, развившийся еще в трудах керашевских современников, оказался некоторой тенденцией адыгской прозы прошлого столетия. Приближенные тогда к реальности прозаики-очеркисты часто использовали портретные кадры в эпизодах. При этом и Д. Костанов выступил в такой группе своих земляков и ровесников, которая смогла украсить собственных слог бесконечно действующим унисоном разнообразного в его тональности этнического бытия, когда народный духовный посыл держится в «хабзэ».
Действительно, любые времена в любых землях способны заметить, выделить и превознести собственных активистов (в том числе не только интеллектуальных, но и физически талантливых, и трудовых). Как известно, в 1972 г. оказался печатно вышедшим малообъемный, не слишком заметный тогда прозаический сборник под названием «Рабочие руки». В нем некоторые бывшие аульчане (П. Кошубаев, С.Панеш, Ю.Чуяко, Д. Костанов), занявшиеся писательством (очерки, рассказы), подали голос на данной ниве. Однако более заметным образ трудящегося оказался представлен у Д. Костанова уже в романистике. В частности, в своих «Белых кувшинках», условно соотнося двух главных героев, он проводит параллель: между категоричным, острым, безапелляционным Камболетом и рассудительным, думающим, терпеливым, но все равно атакующим Даутом. В итоге именно такие характерологические признаки помогли первому потерять и уважение, и работу (первый секретарь райкома), и жену. Второй из названных, будучи председателем колхоза («Новый путь») разумно внедряет новации, осмысленно берется за новое и умеет услышать собеседника. Фактически культивируя умение услышать как обязательное качество, обязанное сопровождать руководителя, Дм. Костанов присуждает его героям и других своих произведений. В частности, в его рассказе «Две высоты» Каплан, недавно избранный бригадиром, быстро осознает необходимость прислушаться к пожеланиям собирающихся на улице земляков и, особенно, – старцев. Способный провести с ними в дискуссии около полуночи, он разрешает выставленные жизнью противоречия и отвечает на имеющиеся перед ним вопросы.
Достоверность образа руководителя у Дм. Костанова в этом случае, наряду со стремлением автора отобразить четкую реальность, время от времени скрывала лирические тенденции и скрадывала возможность погружения читателя во внутренний мир персонажа. Однако при этом необходимо уточнить такую деталь: адыгские авторы минувшего столетия нередко выступают как реальные носители хроникальных, бытовых, культурных сведений о своем этносе. Эти данные интересовали только приобретший письменность народ, серьезно приоткрывая его представителям глаза на свою национальную отнесенность.
В художественных трудах середины прошлого века, принадлежащих адыгским писателям (X. Хавпачев, А. Шортанов, А. Евтых, К. Жане и др.), часто задействованы тайм- (то есть временные) промежутки. Аналогично и у Д. Костанова в его «Белых кувшинках» воспроизводятся возможные кадр и период случившегося. Либо, весьма глубоко опускаясь в корни конфликтов, встающих и на военной, и на колхозной ниве, писатель уверенно применяет воспоминания своих персонажей. Действительно, участники боевых сражений часто и всесторонне воссоздавали трудности событийных хронологий, а также – памяти, закрепившейся в социуме. Действующие персонажи нередко перемещаются в наиболее неожиданные фрагменты своих судеб. Благодаря этому последовательно очерчиваются схемы, по коим те или иные фигуры приближаются к тем или иным конфликтам. Так, к примеру, в «Белых кувшинках» Дм. Костанова конфликтуют два сегодняшних руководителя, считающие друг друга друзьями детства. Ростки вероятных разногласий писатель прослеживает в их давнем прошлом, в пределах такой спокойной, мирной совместной деятельности, как лов рыбы. Здесь «Даут быстро привык к тому, что его друг не любил дела, которые нельзя было закончить одним рывком» (С. 75).
Вообще внутри- сюжетное столкновение в посвященном мирному труду романе Дм. Костанова «Белые кувшинки» включает острую борьбу двух начальственных тактик, не желающих и не способных слышать друг друга. Первой можно выделить тактику спонтанного правления, ведомую первым секретарем райкома Камболетом. Она предполагала сугубо волевую манеру общения, без учета людских замечаний и с игнорированием массовых позиций. Вторая, более осмысленная и логически обоснованная, принадлежала председателю колхоза «Новый путь» Дауту. Волевой и рассудительный, способный прислушаться к сельчанам и позаботиться о них, он не боится трудностей и добивается реальных успехов в своих инновациях. Предпосылки к наращиванию данного конфликта состояли в момент острых недочетов хрущевского руководства. В частности, ими оказались такие государственные шаги: ликвидация частного сектора, повлекшая за собой голод и болезни; спонтанные реформы без учета региональных специфик; позывы местных начальников «идеально нарисоваться» перед руководителем и проч.
Тем самым, рассматриваемая нами в прозе Дмитрия Костанова мирная тематика основала и гарантировала разнообразный и уверенный ряд как художественных, так и документально-окрашенных авторских трудов. Так, апробировав в своем более раннем романе («Слияние рек») задумку, касающуюся самоличной ценности любого индивида, писатель в другом своем эпическом произведении – романе «Белая кувшинка» – выступил уже в более явном личностном ключе. Еще более наглядно распахивая персональное противостояние индивида – «властного эгоиста» – с индивидом думающим, проза Дмитрия Костанова распахивала в свое время многовековой конфликт. Это устрашающий (для растерянных перед хроникальными событиями жителей страны) тогда выбор между кардинально разными образами жизни и мыслей. Явная разница между грубым, захватническим нахрапом и спокойным, последовательным размышлением помогала получателю повернуться к реальному гуманизму. Соответственно этому проза на сопровождающую его мирную тематику у нашего юбиляра Дмитрия Костанова сумела, начиная со своего старта и продолжая позже, обнаружить и зафиксировать фактически прогрессивные элементы не только в воспроизведении реальности, но и в тогдашнем становлении личностного подхода в литературе.
Опубл.: Хуако Ф.Н. Военная тематика в адыгской мирной прозе ХХ века (к 110-летию со дня рождения Д. Костанова) // Литературная Адыгея. – 2022. – № 2. – СС. 125-129