Подробностям жизненного пути черкесского словотворца первой половины ХХ в. Битлостана Кобле в науке уделяется не слишком много внимания. Это только пункты в критико-биографическом справочнике «Писатели Республики Адыгея» (Майкоп, 2004). Однако наиболее активные наши литературоведы все же не могли упустить данную тематику из своего поля зрения. В этом плане, несомненно, остается только благодарить нашего филологического аксакала Абу Схаляхо, к сожалению, покинувшего этот мир, но успевшего в свое время сделать серьезную публикацию. На сегодняшний день есть лишь его обширная и внушительная статья «Об особенностях творчества Битлостана Кобле» в «Вестнике АГУ» (Майкоп, 2012 (1)). И, несомненно, – обширная и внушительная биографическая газетная статья Хаджеретбия Тлехусежа под названием «Билъэустэн» (= «Битлостан») в «Адыгэ макъ» от 5 апреля 2005 года (за доступ к ней – благодарность коллеге по МГТУ доценту Зурет Коблевой). Правда, имеются еще некоторые упоминания творчества и биографии Б. Кобле в посвященных прочим темам работах современных литературоведов и гуманитариев. Это: некоторые фактические капли данной струи в монографии другого нашего (тоже ушедшего) научного аксакала Халида Тлепцерше «Критерий – взыскательность» (Майкоп, 2008), а также в трудах покинувшего нас доктора социологии Туркубия Афасижева. Другой исследователь нашего времени, Юлия Яхутль, рассматривает в своей статье 2012 года («Вестник АГУ», Майкоп) плеяду адыгских писателей просветителей старшего поколения и, тем самым, лишь упоминает наш объект при перечислении авторов данной группы. Как можно заметить, в советское время интересующая нас тематика не пользовалась исследовательской популярностью, причины чего попытаемся отметить ниже. Но только в 2007 году оказался опубликован в Майкопе на адыгейском языке однотомник драматических произведений Б.Х. Кобле. И лишь его нам удалось обнаружить в Национальной библиотеке республики. А постсоветское восстановление интереса к автору осмелимся обозначить как констатацию качества творчества Битлостана Кобле на ниве черкесской литературы. И потому обобщаем рассмотрение изученности мыслью о реальной актуальности нашего предмета.
Биография, в частности, моменты рождения, обучения, становления, факты как профессиональной, политической, так и патриотической активности последовательно приведены Абу Схаляхо и Хаджиретбием Тлехусежем в вышеуказанных статьях. И потому не будем заниматься повторением карьерной биографии. Лишь попытаемся несколько дополнить официальную версию. Обратимся к биографической стороне, неизвестной в науке прошлого века и фактически запрещенной тогда, но хранившейся устно и озвученной в новом столетии. Это родовое происхождение. Решаемся коснуться данной грани применительно к фамилии Кобле, поскольку не однажды доводилось встречать в этой связи хроникальные сведения и даже некоторые аналитические попытки. Родовые древа черкесов в исторических исследованиях имеют свою возрастную градацию. Причем фамилия Кобле причисляется учеными к числу наиболее зрелых. Такое старшинство подтверждала еще в 30-е гг. прошлого века Большая Советская Энциклопедия: «...К старшему поколению писателей принадлежит: ...Битлостан Кобле, автор исторической пьесы «Хымсад» из эпохи наступления на Кавказ царского империализма (на русском и адыгейском языках)...» [1, с. 254].
Вообще данный род Кобле уже веками признается у черкесов одним из наиболее мощных шапсугских кланов, несших и несущих серьезную социальную роль при охвате многого числа поколений. По информации, представленной в «Записках о Черкесии» признанным просветителем XIX в. Султаном Хан-Гиреем, история данного семейного клана такова. Малоизвестный выходец из Аравии, некогда уходя от случайно приобретенного наказания, оставив родину, настроил своих потомков на Тавриду, расположенную на берегах реки Кабарта. Позже его потомки одновременно с кабардинцами покинули Тавриду и дошли в своем переселении до р. Шххакоаше. Здесь они оставили кабардинцев и явили собой пять родов, в число которых входили Кобле. Причем, как свидетельствует уже в новом веке В.А. Дмитриев, «Современные Коблевы – это несколько семейных объединений, базирующихся на отдельном населенном пункте или квартале, т.е. несколько тляко, родственных объединений, охватывающих порядка трех-четырех поколений по восходящей линии» [2, с. 303]. (Вот, к примеру, см. на картинке внизу: "Билъэустэн иIахьлъ бзылъфыгъэхэм ахэс" (= "Битлостан Кобле сидит в окружении женщин своей семьи").
В пору своей творческой деятельности Битлостан Кобле, родившийся в феврале 1897 г. в ауле Хакуринохабль, непрестанно производил драмы или лирику, а также научные труды на эстетические темы. Приходившийся на начало прошлого века момент творческой активности Б. Кобле оказался неким моментом, ставшим в стране переходным между дореволюционным просветительским и революционно-просветительским, сковавшим коллективную, нацеленную на массы, культурообразующую активность с сооружением социализма. Образовательная агитация, каковую внедряли с начала XX в. в адыгской среде Ибрагим Цей и Сафербий Сиюхов, приобретала свежие красочные оттенки.
Творческая активность Б. Кобле как словотворца зародилась еще в детские годы, и интеллектуальная нацеленность на художественное слово проявилась уже тогда. Воспроизводя в своей памяти далеко ушедшие детские лета, он отмечает собственную реактивную восприимчивость и интерес к выразительному слову: «С детских лет я интересуюсь художественной литературой. Еще на школьной скамье я писал стихи, и, когда они выходили коряво, я плакал» [3, с. 83]. И, как делится в своих воспоминаниях о знакомстве с ним вышеупоминавшийся адыгский журналист Хаджиретбий Тлехусеж, будучи мальчиком, Битлостан особенно любил речку Фарз: «Выходила порой яростная духота, сгонявшая их всех туда, когда возвращались они домой лишь с темнотой» [5]. Однако, – делает оговорку Х. Тлехусеж, – такое предпочтение не мешало ребятам добегать и до холодной Лабы. Проведем здесь ассоциацию: отмеченная в детстве активность ко всему окружающему его не снизила своего заряда. Как раз ее растущий юноша проявляет и в других своих порывах. Так, в частности, в обучавшей Б. Кобле уже позже темиргоевской гимназии обычно организовывались всевозможные литературные программы и проекты, именно в которых он позволял себе проявить настойчивую активность.
Однако формированием этой личности занималось не только учебное заведение. Отнюдь не менее интенсивное воздействие получал Б. Кобле в качестве социального активиста нового времени. Таковой личностно формируется на прогрессивной базе, оказываясь привлеченным к производству свежей действительности на узлах революции. Во время стартового, интенсивного советского периода Б. Кобле успевал совмещать социально-политическую, административную активность с книжными трудами. В то время боевая и послереволюционная агитация ввела в социум и утвердила интеллектуальные трудности, воодушевлявшие тогда очерковое и художественное слово. Становившаяся тогда адыгская литература интересовалась судьбами таких приобретавших новую структуру объектов, как нация, родина, женщина-горянка, рабочий класс и проч., являвших собой свеже- прибывшую убежденность этнической интеллигенции. Одновременно в 20-е гг. ХХ в., исполняя обязанности руководителя на том или ином посту в Адыгейской автономной области, Б. Кобле проявлял устойчивую активность в становлении адыгской литературы. Наиболее требуемыми выступали тогда практические действия, способствовавшие взаимному превращению «сло¬в» в «дела». Позже, на протяжении уже военных лет в 40-е гг. участвующий в боевых событиях Б. Кобле получал правительственные награды (4 шт.). После войны стержневая проблематика состояла в сложности материально-физического плана, и непосредственно с ней поэт честно боролся, находясь в должности ревизора ставропольского крайпотребсоюза (1945 – 1949 гг.). Причем позже, уже в 1950 – 1958 гг. доносил наработанные знания, умения и навыки ревизора до юношества, проводя учебные занятия в Пятигорском кооперативном техникуме.
Вообще возобновление и активизация творческой деятельности на областном пространстве ААО после войны оказались обусловлены массовым перераспределением возможных зарядов, сопровождавших ликвидацию стресса при налаживании печатного производства. Такие зарядные пункты, как разработка алфавитной письменности, новой методической литературы для учебных заведений, а также воодушевление художественной литературы, прививающей тогдашнюю идеологию, требовали к себе внимания специалистов и активистов. Однако не исключались в социуме порывы предложить вновь имевшиеся ранее социальные макеты. Могли печататься двуязычные (русско-адыгские) газетные издания, нередко механически повторявшие переводной текст. Подобная трансляция нуждалась не просто в идеолого-философской наполненности, ей необходима была и фактически практическая налаженность изданий. В результате уже в 1946 г. начал выходить двуязычный (и действующий сегодня только на адыгейском как «Зэкъошныгъ») общественно-политический и литературно-художественный альманах «Дружба», который также неоднажды предоставлял свою арену для публикаций активно работавшему с пером Битлостану Кобле.
На завоеванном русским империализмом кавказском пространстве образ интеллектуала, несущего культуру в народ, формировался нередко под воздействием русской культуры, соседствовавшей с местной. Соответственно этому в становлении творческих доминант черкесских молодых поэтов, обучавшихся в русскоязычных образовательных учреждениях, существенную роль можно отвести именно русской плеяде творцов: «Ведь именно они, первыми познав жестокость раз¬вязанной русским самодержавием войны, стали создавать свободолюбивый гордый образ Черкеса, защищающего свою землю от поработителей и при этом остающегося гуманистом» [6, с. 25]. И, как удостоверяет по поводу своих художественных предпочтений сам Б. Кобле, «Особенно увлекался я произведениями гениального Лермонтова – «предвестника свободы», «жертвы интриг и опалы», полюбившего Кавказ и черкесов, ставшего неповторимым «певцом Кавказа»» [3, с. 83]. Действительно, именно лермонтовские строки на эту тему могли и могут утешить душу юного кавказского жителя в груде школьных учебников по стандартной программе: только у него в строках появится очаровательный горский рыцарь. И лишь тогда, находя здесь черкеса, мы можем победно взглянуть на одноклассников, вновь обретая гордость за имеющихся и у нас достойных предков. Именно поэтому нередко некоторые утешения адыгские словотворцы в ситуациях предреволюционных и послереволюционных войн приобретали в строках русских классиков. Иллюстрацией такому предпочтению у Б. Кобле можно считать то, что ему удавалось выразительно читать наизусть практически все, что было у М. Лермонтова, «Евгения Онегина» из А. Пушкина и кое-что из некрасовской лирики, а также некоторую классику зарубежных авторов. И именно Лермонтову посвящена отдельная пьеса («М.Ю. Лермонтов»), вошедшая в майкопский сборник его драматургии 2007 года.
Однако есть у Б. Кобле и искреннее возмущение адыгской долей, что уже более наглядно просматривается в его пьесе «Къунчукрэ Гулэрэ» (= «Кунчук и Гуля»). Здесь можно было бы остановиться на более подробном литературоведческом анализе этих, достаточно известных, поэм Б. Кобле. Тем не менее, такой весьма интересный материал требует и ожидает более тщательного подхода, а сегодняшний обзорный характер статьи не позволяет нам сделать это, и мы смело оставим себе данную целевую установку на будущее.
Как признает в своем исследовании А. Схаляхо, что продолжаем констатировать и мы, судьба Б. Кобле испытала весьма ощутимый, порождаемый социально-политической обстановкой в стране, негатив. Непосредственно патриотическая мотивация, пафос на тему родины, уважение к Всевышнему и романтическая нотка на поле боя, – все данные признаки, расценивавшиеся социалистическим реализмом как постыдные изъяны, сегодня выглядят весьма оправданно, причем даже на постмодернистской ниве нового тысячелетия это – достоинства. И потому сегодня нам остается только позитивно воспринимать и с удовольствием читать содержащие их труды. Как свидетельствует в наши годы вышецитируемый Х. Тлехусеж, успешно занимавшийся ручным и полевым трудом дом Кобле (отца которых он относит к числу людей, буквально «родившихся ради работы») обладал немалым достатком. У членов семьи имелось несколько своих магазинов. И, возможно, именно это материальное имущество можно счесть условной причиной для не совсем открытого отношения наших литературных аксакалов к появлению в 30-х гг. ХХ в. на творческом поле молодого талантливого поэта. Ведь именно так натянуто выглядят совершенные на Первом писательском съезде (1936 г.) в ААО доклады А. Хаткова и Т. Керашева, относившие повествования Б. Кобле к «национал-демократическому песнопенью» [4, с. 29]. Любое из трех ключевых слов, приведенных в данном выражении, могло бы сегодня стать выразительным комплиментом творческому человеку. Однако, увы, тогда такое качество считалось резким отступлением от строго заданного норматива. Непосредственно такое определение фактически ставило негативный штамп на всю дальнейшую карьеру индивида и помечало этой заданностью любые его попытки вновь сказать свое авторское слово. И, еще – такой странный факт, весьма неожиданный и жестокий для молодого автора. По свидетельству А. Схаляхо, «Готовившиеся чуть раньше к изданию его поэтические сборники «Адыгейская зурна» и «Этнографическая поэма» были изъяты из типографии и исчезли бесследно» [3, с. 86]. Тем не менее Б. Кобле смело не отчаивался. Порой, хотя далеко и не в полном объеме, ему удавалось опубликовать свои стихи и отдать в театр свои пьесы, более подробное рассмотрение которых задаем себе в дальнейшем. И в заключение вновь обратимся к цитате из статьи Хаджиретбия Тлехусежа, свидетельствующего о моменте рождения мальчика в семействе Кобле как о неком, весьма особенном моменте. Не было тогда во всем Хакуринохабле никого, кто бы не знал о таком славном труженике, как отец Битлостана Хаджирет Кобле. Именно в таком прославленном семействе в 1897 году родился на свет мальчик, названный Битлостаном. «Мужчина прибавляется в семье, число обогащающих род добавляется, это тоже укрепляет семейное древо» [5, с. 5], – так говорил Хаджирет. И немного продолжим мысль мудрого отца: укрепляется при этом не только семейная, но и вся национальная нива, что действительно случилось в процессе творческой активности Битлостана Кобле.
Использованная литература
1. Большая советская энциклопедия. – Т. 61. – М.: Сов. энциклопедия, 1934.
2. Дмитриев, В.А. Личность в социокультурном окружении // Северный Кавказ: человек в системе социокультурных связей. – Ч. 3. – СПб.: Петербургское востоковедение, 2004. – 364 с. – С. 267-337.
3. Схаляхо, А.А. Об особенностях творчества Битлостана Кобле // Вестник науки АГУ. – 2012. – № 1. – С. 83-86.
4. Тлепцерше, Х.Г. Критерий – взыскательность. – Майкоп: Адыгейское республиканское книжное издательство, 2008. – 448 с.
5. Тлехусеж, Х. Битлостан (на адыг. яз.) // Адыгэ макъ. – 2005. – № 5. – С. 4-7.
6. Шиков К.М. Закономерности развития русскоязычной адыгейской литературы XIX – начала XX века: автореф. дис. ... д-ра филол наук. – Нальчик, 2006. – 25 с.