Адыгская проза постсоветского времени, базируясь на новоприобретенной доктрине мироздания и индивида, расширила круг творческого осмысления реалий. Так, в частности, прямая и концентрированная ритмичность нового времени с параллельным своеобразным, детализированным освоением событий ощутимо предопределила сердечную расположенность прозы 90-х гг. (Н.Куек «Гум истафэхэр» («Пепел сердца», 1995), М.Емиж «Тхьалъэ1у» («Молитва», 1992) и т.д.). Появилась вероятность (и потребность) излагать о хронике предков истину, располагавшуюся прежде в стране под обязательным табу. Начинают выстраиваться художественные тексты о пришествии русской армии на Кавказ, о драматическом переселении местных этносов в восточно-арабский сектор планеты. Подобная художественная направленность прогрессирует, усугубляется и приобретает духовную «подпитку» от участников поэтического действа, функционирующих и на сегодняшних просторах. Как говорит об этой исторической стадии Р.Мамий, тогда «адыгейская поэзия, уйдя от декларативности, хвалебно-восторженного стиля, наполнилась философской мыслью, тонким всепроникающим лиризмом, раздумьями о человеке и окружающем его мире в их нераздельной его совокупности» [1: 326].
По аналогии и сегодняшний автор в Адыгее Мугдин Тлехас в своем недавнем (2016) новом русскоязычном сборнике «Избранное» соблюдает ту же установку. Предстать на суд читателю стиху, родившемуся в душе и слоге автора, начавшего творить еще в школьном возрасте, помогает также лиричность.. К примеру, говорящий в сборнике на С. 7 встает с большими людьми, «большими» их зовет по жизни, желает быть похожим на них. Рассказчик тем самым предстает человеком, имеющим определенную позитивную нацеленность. Очень заметна в этом безыменном стихотворении творческая привычка автора, нередко перекликающаяся еще с целым рядом других его стихов. Имеет место также и дублирование начальных строф в итоговых позициях, образуя в таком случае буквальный дословный звуковой и лексический дистанционный повтор. Кроме указанной седьмой страницы тенденция таких приемов выстраивается и далее: на СС. 6, 9, 12 авторского стихотворного сборника. Ее можно обозначить как один из распространенных приемов стихотворного продуцирования. Однако имеются здесь линии, теряющие тематическую активность в новом времени. Одной из таковых можно считать аграрную расположенность. И именно с ней не устает постоянно соприкасаться анализируемый автор, уверенно ведущий сельскую линию и проявляющий себя активно действующим сельчанином, родным и близким землям, их просторам.
К подобному, плодотворно созидающему, творческому словотворчеству национальные исследователи, кроме М.Тлехаса, причисляют еще целый ряд действующих поэтов (Т.Дербе, Ш.Куева, М.Меджашева и др.) и, к тому же, лириков более раннего поколения (Р.Паранук, К.Кесебежев, Н.Хунагова, Р.Махош, С.Халиш, X.Панеш и т.д.). Последовавшая на протяжении минувшего двадцатилетия творческая технология созидания стимулировалась неожиданными поворотами перестройки. Она предопределяет, в первую очередь, осмысление и разрешение проблематики, диктуемой историческим периодом, не упуская при этом слежения за яркими «стильными» течениями. Как характеризует такую творческую волну проф. Р.Мамий, «В лице некоторых молодых, но уже опытных поэтов она (литература. – Ф.Х.) обретала и авангардистские черты» [1: 326].
В общем, могучая ценностно-личностная и индивидуально-психологическая струя, охватившая отечественные литературы во второй половине ХХ в., продолжилась и даже укрепилась в сегодняшних адыгских литературах. По сути, именно в этом потоке высветилась и очертилась стержневая составляющая поэтического продуцирования, каковой выступает общенациональная душа. Она сумела выступить давним и ныне действующим, неистощимым источником, производящим и дарящим, порой радующим, порой огорчающим, но в любом случае, – не оставляющим равнодушным. Возглавляющим данную череду поэтов в науке признается Нальбий Куек, идущими за ним слоготворцами называются отчетливо перекликающиеся с ним М.Емиж, Р.Унарокова, С.Хунагова, С.Гутова, Х.Хурумов и др. Налицо обозначение данной поэтической волны как ощутимо запутанного контингента, говоря словами сегодняшнего проф. Ш.Е.Шаззо, с «материком, планетой, которые живут своей жизнью, своими красками, звуками, запахами и т.д.» [3: 69]. В указанный период одним пластом на адыгском поэтическом поприще выступили привлекающие внимание деятели, имеющие отчетливую философскую склонность, мыслящие, чувствующие бытие и способные управлять сознанием. Они освещают, оценивают и ощущают целую череду различных жизненных граней. Такие и им подобные тексты содержат разновременные событийные пласты, – и адыгскую давнюю хронологию, и адыгскую действительность в обстоятельствах нового века. Одновременно в художественном слоге остается в силе и последовательном развитии также явно выраженное средоточие на самостоятельно рассматриваемой персоне, на личностном дизайне и картине ощущений. Как говорит о такой расположенности проф. Ш.Е.Шаззо, «Нурбий Багов, К.Кумпилов, Р.Куадже, Руслан Нехай, с ясной мыслью, традиционно-серьезными и большими темами, с точными и яркими картинами, выдержанными интонациями» [3: 70].
Фактически по производимой авторами продукции можно судить и уверенно утверждать, что любить, творить и плодоносить, – вот стержневой принцип каждого адыгского словотворца данного периода. Описывая первый авторский шаг М.Тлехаса, профессор Р.Г.Мамий подчеркивает: «В этом многоголосом хоре, в усложнившейся медиативной лирике зазвучало и живое слово Мугдина Тлехаса» [1: 326]. Уже своим начальным обращением на первой странице он как автор задает тон последующей тематике. Здесь есть явное и отчетливое, пронзительное и яркое воззвание к земле. Избирая ее собеседницей поэт, периодически обращаясь к ней в каждой строфе, восхваляет ее заслуги. Констатируя планетарное вращение он поясняет собственную ежедневную по отношению к нему позицию. Радуется автор и ежечасной плодотворности земли, бесконечно несущей жизнь и порождающей бытие. И остается искренним патриотом еще неоднажды в последующих стихах, таких как «Моя Родина», «Спасибо, мой аул!», «Моя земля – мой дом» (многокуплетном и объемном, итоговом перед поэмой). В целом, большая часть его художественных текстов культивирует аул как центр средоточия адыгского этнического запаса (как человеческого, так и культурного). В частности, благодаря свой аул, он находит такие слова, когда обозначает данный населенный пункт как свое «весеннее удовольствие», присуждает ему функцию, позволяющую его сердцу двигаться интенсивно и излучать свет, видит в каждой его географической детали огромный плюс для действующего поэта: «Твои плодовитые степи для меня наслаждение, / Твои погожие дни навевают мое дело» [2: 6].
Песенный запал, задаваемый «Материнской песнью» (С. 10) продолжается и далее в стихах «Шичепщин» (С. 10), «Колыбельная песнь» (С. 12), «Новая песнь» (С. 14). Начинается первая из названных с того, что автор пытается анализировать достоверность лирического сочинительства. Говоря от первого (множественного) лица о том, что поэтам удается слагать много песен на творческом пути, он классифицирует: одни из них посвящены истории, другие остаются светом, загоревшимся, но так и не вышедшим из груди и погасшим. Тем не менее песни, посвященной матери, он отводит другую судьбу, она, освещенная и слезами, и радостями, не способна оставить безучастным: «Песнь матери родившей посвящена, / Ее голос кто не способен услышать?» (С. 10). Вообще, горячо и искренне повествует говорящий о многочисленном семейном женском поле разного возраста, – сестрах, матерях, бабушках.
Посвящена тематика также детству («Детки маленькие» (С. 12), «Когда нашел тебя» (С. 13)), любви и сердцу («Сердце мне говорит» (С. 15), «Начало любви» (С. 15)), описывая которые автору удается произвести интригующие сопоставления; он умеет фактически несколькими строфами, философствуя и размышляя, воспроизвести на суд зрителя суть описываемого. Расставляются тем самым в сборнике интенсивно жизненные приоритеты, что очевидно уже по одним только названиям стихотворений: «Тот день был моим счастьем», «Моему сердцу дом не нужен» (С. 11), «Тот день был как вечер» (С. 16). Одновременно в ряде вошедших в сборник стихотворений М.Тлехас открывает некоторые грани творческого процесса, сознаваясь, что порой приходится потратить много стараний и напряжений в ходе сочинительства. Однако при этом он не забывает отметить, что данная созидательная процедура приносит в итоге ему усладу и отраду.
Имеют место в сборнике и безымянные небольшие четверостишия. Они чаще являют собой очевидные думы, обращения поэта к собственным воспоминаниям, фактам жизненного опыта и актуальным для него размышлениям. Причем песенная склонность при этом есть стержневая тональность поэзии М.Тлехаса. Так, к примеру, в одном из таких обращений он взывает к Хусену (судя по всему, к совершившему подвиг в ВОВ поэту герою Х. Андрухаеву). Констатируя, что жизнь его собеседника достойна, сложенные им песни еще живы, автор обозначает то, как «огнем древа пики коснулся врагов» (С. 8) и делает вывод о том, как одним днем Хусена войдет в них целый век. И потому, хотя еще не сказаны многие стихи, все равно высокой он считает мелодию жизни своего героя, способной любым стихом ударить по заслугам. То есть безымянные четверостишия также не остаются без объекта освещения, что активно воплощается действующим субъектом изложения и олицетворяет все творческую стезю автора.
Использованная литература:
1. История адыгейской литературы. – Майкоп: Полиграфиздат «Адыгея», 2006. – Т. 3.
2. Тлехас М.И. Избранное. – Майкоп: Адыг. респ. кн.изд-во, 2016. – 544 с.
3. Шаззо Ш.Е. Духовно-философские основы адыгейской поэзии и своеобразие ее художественной эволюции (проблемы поэтики и стиля): Автореф-т … д-ра филол.н. – Майкоп: изд-во МГТУ, 2005.
Опубл.: Хуако Ф.Н. Новое поколение ... // Новейшие достижения и успехи развития гуманитарных наук: Сборник научных трудов по итогам международной научно-практической конференции. – Краснодар: ЭВЕНСИС, 2017. – № 2. – 26 с. – С. 12-14