А в противовес такому явному умолчанию рассмотрим далее имеющиеся в науке и в истории версии происходивших здесь событий, за бортом которых никак не могли остаться населявшие землю народы. Тем более, присутствие адыгов в Крыму все-таки оказывалось объектом обстоятельного изучения некоторых авторов (чаще, – зарубежных либо национальных). В частности, немецкий путешественник Иван Клинген, труд которого «Основы хозяйства в Сочинском округе (1897 г)» был опубликован в наши дни Самиром Хотко, весьма подробно и достаточно уделяет научное внимание черкесским родовым землям. Образно и выразительно ему удается осветить и историю, не ущемив при этом коренных жителей: «Римские патриции приезжали сюда в разу крашенных судах отдыхать в свои изящные и уютные виллы. Через прибрежные города Индия и Средняя Азия высылали караваны с редкими товарами, да и сама страна вывозила свои сельскохозяйственные произведения» [2]. Причем обозначает адыгских всадников дореволюционный путешественник И.Клинген как «воины-орлы, столь одаренные от природы» [2]. А вот, как говорит о них наш современник А.Осташко, «На Кавказе черкесы были тем, чем в Европе привыкли считать французов: законодателями моды – в костюме, в оружии, в седле, в манере верховой езды, в законах, обычаях и горском этикете. Тем же они стали и в Крыму» [5].
К данной проблематике обращались и авторы последующих веков. Так, в частности, подчеркивает уже в современной кандидатской диссертации на историческую тему А.А.Максидов (Нальчик, 2001), описывая работу историка, публициста советского времени Х.А.Поркшеяна, который «отмечает наиболее ар¬хаичные пласты адыгского присутствия на полуострове, топонимы с основой «черкес» [3, с.195]. В работе историков 30-х гг. прошлого века Е.С.Зевакина и Н.А.Пенчко генуэзское присутствие в Черкесии также рассмотрено детально. Они отмечают высокий этносоциальный статус черкесов в городах генуэзцев в Крыму, а также в венецианской Тане. «Торговля с Черкесией была настолько выгодной, – отмечали другие отечественные историки раннего советского времени (30-е гг.) Е.С. Зевакин и Н.А. Пенчко, – что, несмотря на всевозможные препятствия, итальянские купцы стремились завязать с ней прочные сношения» [3, с. 379-380]. Причем, по мнению А.А.Максидова, «В конце XVIII – начале XIX в. в российской исторической науке подобное мнение разделяли едва ли не все авторы. В развернутом виде ар¬гументация черкесского присутствия на Украине дана в трудах Ал, Ригельмана, Аф. Шафонского, М. И. Антоновского. Они привлекли значительный этнографический материал по районам Полтавы, Чернигова, Канева, Чигирина, Черкасс» [3, с. 7]. Согласимся с авторами прошлых веков и мы, продолжая далее, немного разовьем аналитическую нить диссертанта 2000-х гг. Анатолия Максидова, которая является весьма обстоятельным и последовательным трудом, сосредоточившим в себе многое по крымско-адыгской проблематике.
Адыги, в роли представителей давнего северокавказского этноса, являлись устойчивыми жителями Крыма в течение долгих четырех столетий (XII – XV вв.). При этом они достаточно интенсивно оказывали воздействие на хронологию его развития, однако чаще оказывались лишь растворенными в количественно преобладающих народах, коими являлись крымские татары, византийцы, генуэзцы. Тем не менее, это не помешало адыгскому берегу Черного моря в течение двух столетий оставаться реально действующим значимым средоточием глобальной торговой деятельности. Производившийся здесь торговый оборот качественных товаров (зерновых, тканей, кож и мехов, стали и сплавов) выступал очевидным материальным родником адыгам. Подобным путем страна черкесов выступила участником и мировых торговых преобразований XIII в. (1160-е – 1330-е гг.), от чего сохранились архивы в Италии.
Признанным фактом среди ученых считается упоминание того, что на начальной стадии указанного периода (XII в.) в крымских пространствах уже обитала определенная доля адыгов, из числа которых, как известно, компоновались мамлюки в армейские ряды египетских правителей. Как констатируется на современном сайте «Комсомольской правды» (https://www.kuban.kp.ru/daily/26686.4/3709261) В.Лаговским, исходя из выводов немецких ученых признанных научных организаций (Max Planck Institute for the Science of Human History и University of Tuebingen), отчасти воспроизведших геном девяти десятков мумий Египта (возраст – от 3500 до 1500 лет), давние египтяне пестры в своей многонациональности, причем далеки от африканцев. Часть из них происходит из Турции, иная часть является по происхождению южными европейцами, а также пришельцами из Ливана, Израиля, Иордании, Сирии, Грузии и Абхазии. Здесь подчеркнем, что представители последней из названных территорий принадлежат к единой с адыгами адыго-абхазской языковой группе и являются родственным черкесам этносом, а потому непосредственно попадают в исследуемую предметику.
Но вернемся к крымским землям. Властителями восточных территорий Крыма (в частности, тогда – Воспоро, сегодня – Керчь) выступали адыгские княжеские лица. По убедительному мнению современного историка Ф.А.Озовой, ими был целый ряд адыгских князей: в 1320-е гг. – Верзахт, в 1330-е гг. – Миллен, в 1370 – 1380-х гг. – Жанкасиус-Зих (Черкес-бек) [4, с. 147]. Торговые обмены планетарного уровня при этом содействовали появлению в Черкесии XIII – XV вв. тридцати девяти поселений выходцев из Генуи. Колонии размещались как на черноморском, так и на азовском приморьях, занимая пространство между основными торговыми точками, тогда – Себастополисом и Таной, сейчас – Сухумом (Абхазия) и Азовом (Крым). Как считает цитируемый здесь хронолог Ф.А.Озова, непосредственно свершившееся тогда расселение генуэзцев по адыгским землям XIII в. подтверждает довольно значительную степень имевшегося у адыгов общественно-экономического уровня, доказывает присутствие в социуме «условий для товарно-денежных отношений и постоянной торговли. Этот тезис подтверждается письменными источниками и археологиче¬ским материалом X – начала XIII вв.» [4, с. 148]. Далее продолжилось некое разноуровневое положение в обществе для черкесских князей и генуэзцев, которое цитируемый историк называет четко обозначенным на «каталонской карте 1375 г.» и выразительно описывает историческими метафорами: «над Кафой развевается генуэзский флаг, над Таной – флаг с гербом чингизидов и мусульманским полумесяцем, а на правом берегу Кубани в районе современного Краснодара – крепость с минаретом, но без опознавательных знаков. Археолог Н.Г. Ловпаче обозначает ее как северный оплот независимой Черкесии» [4, с. 147]. Образуемое уже в следующем веке Крымское ханство, датируемое примерно 1430 годом, считается основанным Хаджи Гиреем, потомком Туга-Тимура.
Одновременно, помимо торгово-политических связей, современными учеными убедительно признаются определенные родословные связи, – звено, через которое также нередко происходило взаимодействие между Крымом и Черкесией. Многочисленные факты создания татарскими Гиреями семей с черкешенками из разноплеменных (хатукаевских, кабардинских, бесленеевских, темиргоевских, жанеевских, бжедугских) княжеских родов ощутимо сплотил дворянскую верхушку обоих пространств. Это обусловило появление в черкесском мире отдельной социальной группы, базирующейся на родственности с ханом – хануко. Родословные взаимоотношения и сопровождающие их семейные узы оказывались достаточно мощными, что, в свою очередь, вызвало формирование на отсутствии различий некой «адыго-итальянской общности, представители которой го¬ворили на адыгском языке и являлись католиками», которых А.А.Максидов называет ферендж-черкесами [3, с. 15].
Здесь очевидно, что адыги стремились выстроить налаженные связи с ханами посредством дипломатических женитьб вторых на адыгских наследницах и с приобретением ханской элитой впоследствии почтительных статусов. Подобными семейными контактами в большей степени вызвано присутствие страны черкесов на «Политической карте Причерноморья», составленной после поражения Крымского ханства и приведенной в сегодняшней Википедии (https://ru.wikipedia.org/wiki/). Последующее приобретение авторитета ханами сформировало благоприятную среду для адыгского государства на международном уровне. На стадии функционирования Крымского ханства непосредственная активность как разносоциально, так и ментально связанных адыгов и крымских татар, порой оказывалась в опасности. Во-первых, имела место определенная северная угроза. Во-вторых, итало-черкесские торговые связи оказались в забыти, поскольку были устранены с момента покорения турками Константинополя (1453) и, тем более, после завоевания ими Кафы (Феодосия) позже, через два десятилетия (1475).
Однако нашелся черкесский правитель княжеского происхождения, чьи стремления (порой продуктивные) к коалиции имеющихся племенных разногласий упростили амортизацию местной власти, что дало возможность кабардинцам делить на колонии современное им государственное образование. Таковым выступил князь Инал, дед которого (по имени Акабу) по преданиям происходил из Крыма, а сам он был прапрадедом тестя Ивана Грозного (Кемиргоко) (20). Здесь отвлечемся немного на хронологию личной жизни царя Ивана Грозного, поскольку он играет не последнюю роль в крымском бытии. По мнению современного историка Заурбека Кожева, хроника сопровождавших свадьбу исторических событий наглядно демонстрирует политические разногласия, присущие как произошедшим от Инала кабардинцам Идаровым, так и жанеевцам Кансауковым. Во время имевшихся опасностей первые из них решили приобрести весьма сильного и стабильного партнера на глобальной арене. Они сделали это, согласившись на свадьбу младшей дочери Идаровых с Иваном Грозным. Вторые захотели уйти от выстраивания генеалогического альянса с соседним правителем Руси, теряя тем самым возможности его покровительства. На такой почве и заставали князья адыгские земли. Ослабленную разграничением на некоторые феодальные княжества державу Инал принялся настойчиво преобразовывать, воплощая проект единого восстановления черкесских территорий. Однако при этом он старался присоединить к ее рубежам и абхазские земли, чем задел и грузинские интересы (имевшие военный опыт еще в 30-х гг. XV в.). В то же время ему удалось предотвратить итальянское вторжение на внутриполитическую арену, опираясь порой на авторитет своего царственного родственника.
Имел место в истории адыгской аристократии и пожизненно дарованный, передаваемый наследникам княжеский родовой титул. Соответственно оказывается в некоторой степени объяснимой шокировавшая в 60-х гг. XVI в. земляков идея Кемиргоко Идарова. Он направился к русскому царю с инициативой сформировать на княжеском пространстве (у р. Терке) крепостной твердыни с непрерывной охраной. Эта идея трактовалась земляками и последующими поколениями как реакция Идарова на опасность со стороны восточно-кавказского дагестанского государства. Следовательно, в 1567 г. Иван Грозный приказал и снарядил двух-трех тысячный гарнизон, сопровождавшийся инструментально снаряженной бригадой для сооружения крепостных стен. Требуемая инициатива князя была тем самым успешно воплощена в жизнь.
Достигавшиеся представителями семейства Иналидов военно-политические и управленческие успехи оказывались внушительными. И потому как адыги, так и соседние, контактирующие с ними, народы с уважением и даже почитанием упоминают князя Инала в своих фольклорных текстах. К примеру, его образ присутствует в кабардинской версии эпоса – «Инал нэф» (адыг. Инал светлый). Продолжили в XIX в. излагать эпическую легенду адыгские писатели-просветители С.Хан-Гирей и Ш.Ногмов, а также иные. Происхождение властной семейной ветви Иналидов представлено в эпическом источнике как легенда, сюжет которой основан на приходе в Египет из иракских земель двух властителей (Черкес, Бекес), которые вошли в конфронтацию с турецким царством, воевали, но в сражениях погибли. Продолжатели их политики, родственные им правители сражались на сирийских землях, но тоже неудачно. Один из них (Араб-хан), скрывавшийся на римских площадях, правителем оказался послан на реку Кабарта, как на северный рубеж государства. А.Осташко просматривает на данной территории отчетливые черкесские отпечатки. Обоснованно говоря о том, что кабардинцы разместили вдоль нее свои поселения, относившиеся к княжеству Феодоро, он останавливается на разъяснении деталей, относимых к селу Фоти-Сала (совр. с. Голубинка) (адыг. «селение, дающее мёд»), считавшегося северной границей названного княжества. Констатируя многочисленные цивилизационные факты бытия данных территорий, А.Осташко приводит яркие и разнообразные примеры археологических и хроникальных доказательств. В процессе внутриполитических перипетий наследник Араб-хана (Абдан-) оказался принужден разместиться с семьей на западнокавказских черкесских землях, где к тому времени его сын Кес уже был властителем. Вследствие этого у власти оказывались внуки Далии (Адо и Хурофатлай), затем пришел Инал (которого грузинские летописи называют «Иналом Великим»). Вслед за кончиной Инала на р. Бзибе в 1453 г. наследники его не сумели сохранить наследство отца. Здесь активизировалось пререкание за главенство, в каковое включились и иные адыгские аристократы. Вследствие этого государство вновь разделилось на самостоятельные, подконтрольные князьям, территории.
Специфика управленческого инструментария поселений Генуи на черкесских берегах состояла в следующем: генуэзцы располагались под неким «присмотром» региональных властей, о чем делают вывод русские путешественники Е.Д. Фелицын и Л.И. Лавров, прослеживавшие четкую зависимость первых от дани, собираемой вторыми. Присутствию Генуи на черкесских землях поставили точку турецкие нашествия в 1475 г. Занявшие Кафу в крымских портах турецкие корабли, постепенно покоряли Анапу, Копу, Бату в черкесском черноморье. В ходе многочисленных турецких походов немалые черкесские ряды поредели, выстаивая оборону крепостных строений. Однако именно благодаря их отчаянной обороне Таманский полуостров оказался тогда непокоренным. И лишь под руководством султана Баязета II крымский полуостров был покорен турками. Совершив данный захват в 1484 г., они пытались выстроить реальное воздействие на черкесов посредством крымских ханов, находившихся в вассальной подчиненности турецким властям.
Некоторая доля сохранивших при этом жизнь черкесских воинов сумела спрятаться на Кавказе. Другая часть осталась адаптироваться к той социальной среде, в которой их земляки целыми семейными гнездами начали приходить с кавказских гор, чтобы устроиться к тому или иному хану в подчиненные. Так, к примеру, по мнению современного исследователя А.Осташко, с коим единодушно согласны многие национальные ученые, «Одними из черкесских поселений того времени в Крыму были аулы – Тиберти (совр. с. Тургеневка) и Сююрю-Таш (совр. с. Белокаменка) под Бахчисараем». А в генуэзской Каффе, мэрия которой периодически сотрудничала с адыгскими воинами и формировала из них службу безопасности, расположился «черкесский квартал, а в горах недалеко от Карасубазара – аул Баксан (совр. с. Межгорье), входивший в генуэзское консульство Солдайя» [5].
Однако подобная карьерная нацеленность ничуть не препятствовала тому, что ханы непрерывно продолжали беспокоить страну черкесов, а это, тем самым, вынудило адыгов направиться к властелину Порты. Если брать на заметку признанные веками боевые технологии, то можно утверждать, что черкесов с готовностью и рвением принимали на милитаристически ожидаемую службу. По истечении требовавшегося для профессиональной подготовки времени черкесские семьи предлагали к власти собственного кандидата в лице военного, обладавшего некоторым авторитетом в регионе. Следовательно, населенные адыгами закубанские и таманские территории считались федеративными, однако не подвластными крымской иерархии. В этих пределах периодически вспыхивали географически обусловленные военные столкновения, которые протянулись до 50-х гг. XVII в. Как говорит о финале Кабарды в Крыму И.Н.Клинген, черкесы «не хотели побрататься с православным народом, и государственная необходимость смела их одним могучим порывом». А по поводу последствия таких исторических поворотов для адыгов он подчеркивает: «Исчезли горцы, но вместе с ними исчезло их знание местных условий, их опытность, та народная мудрость, которая у беднейших народов составляет лучшее сокровище и которою не должен брезгать даже самый культурный европеец» [2].
Список литературы:
1. Зевакин Е.С., Пенчко Н.А. Очерки по истории генуэзских колоний на 3ападном Кавказе в XIII и XV веках: Исторические записки. – Т. 3. – М, 1938.
2. Клинген И.Н. Старые черкесские сады: Ландшафт и Агрокультура Северо-западного Кавказа в освещении русских источников. 1864-1914. Том второй / Составитель С.Х.Хотко [Электронный ресурс] // aheku.net (12.08.17)
3. Максидов А.А. Исторические и генеалогические связи адыгов с народами Причерноморья: Автореферат. Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. – Нальчик, 2001.
4. Озова Ф.А. Черкесо-итальянские исторические пересечения и параллели // Археология и этнология Северного Кавказа. Сборник научных трудов к 75-летию Исмаила Магомедовича Чеченова. ‒ Нальчик: Издательский отдел КБИГИ, 2013. ‒ Вып. 2. ‒ 187 с. – 139-172.
5. Осташко А. Черкесы и Крым [Электронный ресурс] // https://www.facebook.com/permalink.php?id=248633771877008&story_fbid=572421926164856 (12.08.17)
6. Поркшеян Х.А. Переселённые из Крыма армяне и черкесы на Дону: Учёные записки… Кабардино-БалкарскНИИ. – 1959. – Т. 15. – С. 193-198.
ISSN 2414-1143
DOI 10.23947/2414-1143-2017-11-3-49-54 UDC 930.85
http://science-almanac.ru/documents/161/2017-03-08-Khuako.pdf