В статье анализируется адыгская журнальная продукция начала
прошлого века, выпуск которой был налажен в период становления советской власти
в регионе. В это время (сент., 1923 г .) было обнародовано
указание областного организационного бюро РКП(б) о стартовом опубликовании двух
изданий: литературный журнал «Зэкъошныгъ» («Дружба», на адыг. языке) и газета
«Красная Адыгея» (на русском языке). Это обязательная отдача на происходящее
вокруг (порой, – явный рикошет). Нацеливая людские массы на ориентацию в информационных пространствах,
расшифровывая угнетающие своей непонятностью бытийные проблемы журнальная литература
актуальна тем, что приходит к вскрытию задач социальной значимости.
Ключевые слова: адыг, журнал, медиа, советская публицистика,
первая половина ХХ в.
=
The article analyzes the Circassian magazine products of the beginning
of the last century, the issue of which was established during the period of
the establishment of Soviet power in the region. At that time (September,
1923), the regional organizational bureau of the RCP (B.) Announced the
launching of two publications: the literary magazine Zakoshnyg (Druzhba, in the
Adyg language) and the newspaper Krasnaya Adygeya (on in Russian). This is an
obligatory return on what is happening around (sometimes, an obvious ricochet).
Targeting the masses of people for orientation in information spaces,
deciphering existential problems oppressing their incomprehensibility, journal
literature is relevant in that it comes to the opening of problems of social
significance.
Keywords: adyge, journal, media,
Soviet publicism, the first half of the twentieth century
Нацеливая людские массы
на ориентацию в информационных пространствах, расшифровывая угнетающие своей
непонятностью бытийные проблемы публикуемая в журнальных источниках проза
актуальна. Она приходит к вскрытию задач социальной значимости. Вообще иногда активность идейных приемов, обязываемых
большевиками, включала весьма точное и злободневное, а также прочное
использование общечеловеческих приоритетов и ценностей. Цивилизационная
ценностная шкала, продолжаемая в этих новоизданных печатных продуктах,
подразумевала обычно следующие аспекты: самоотверженное
товарищество, духовная подоплека любовных отношений, выбор труда на
деятельностном рынке, осуждение лени, уважение к пожилым, поклонение перед
матерью и др. Подобное несколько приподнятое, но строгое мировоззрение подчеркивает
смысловую модель базовых проблем в идеологии. В аналогичном пафосе
конструируется сюжетный конфликт, происходит сложение нравов и вырисовывается
портрет искреннего «сына Отечества». Здесь вполне параллельна данная тенденция
прозы малых жанров третьего десятилетия прошлого века с тем, как обязывалась
любая послереволюционная творческая продукция. Действительно, сразу после
прихода большевика к власти в стране печатный продукт был пропитан
патриотическим пафосом, что особенно активно проявлялось в исторической (в
частности, – революционно-тематической) прозе. Этим продолжалась непременная
общесоветская тенденция. Так, к примеру, А.Н.Толстой в своей романистике
(«Хождение по мукам») хотя и описывает широкие полотна в разных ракурсах, хотя
и очерчивает целые колонны активных героев, однако предпочитает единичную
сосредоточенность. Он пытается уйти в конкретные, специфические узлы,
завязанные на становлении фигур, привыкающих к мысли о своей вхожести в
революционную среду. Таким образом революционер Телегин здесь просто растворен
в большевистском пламени, считая его своим кровным и убеждая в том же читателя.
Аналогично искренними бойцами за Родину выписываются персонажи и адыгских журнальных публикаций. Так, к
примеру, в очерке П.Ф.Коссовича «С винтовкой и книгой» (альм. «Дружба», 1958, №
3) Камболет Кодзасов ведет себя героически и отважно в бою с фашистами, причем
делает это именно во благо Родины. Вспоминающие здесь Адыгею выходцы из нее пропитаны отечественным духом. Они
фактически боготворят родные красоты и, вспоминая их перед боем, верным образом
настраиваются на подвиг. Этому способствует также и вычитываемый сержантом
роман «Щамбуль» Т.Керашева, также действующий в функции реальной политинформации для скучающих по Родине
солдат. [2, с. 140]
Одновременно с журналами и
альманахами в Адыгее начала ХХ в., как в исполнительной области СССР,
повсеместное введение приобрели бюллетени. Как отмечает З.Ю.Хуако в современной
книге «От письменности – к книжной культуре» (Майкоп, 2008), это были
«периодические или продолжающиеся выпуски, посвященные какому-либо кругу
вопросов официального, ведомственного характера». В качестве региональных
примеров сегодняшний ученый приводит следующие: «Советская Адыгея», «Адыгейская
Черкесская автономная область», «Бюллетень Кавказского государственного заповедника»,
«Бюллетень Майкопской товарной биржи», «За финплан», «Ударник Госстраха»,
«Бюллетень подготовки к призыву», «Бюллетень газеты «Совхозник Адыгеи» на
чистке парторганизации» и др. [4, с. 22] Стержневой
ход выходившей в начале века медиа- продукции, как и всей книги в СССР,
представлял собой поток, определенно нацеленный на массу, с отчетливой целью
поднять и пустить ее в борьбу за идею.
Этому и могла содействовать структура массовой информации, вследствие чего 8
мая 1928 г .
в региональном партийном органе было принято указание о начале сбора областного
печатного органа «Адыгейская печать». Он был предназначен для предотвращения
так называемой «культурной отсталости населения», которая ощутимо усложняет
«успешное развитие советского и хозяйственного строительства в Адыгейской
автономной области» [4, с. 25]. В указанном печатном органе предполагалось
публиковать помимо традиционных книг агитационную продукцию, что
рекомендовалось делать чаще на адыгском языке.
Однако нередко при этом хроникальная настроенность прозы происходила на
достаточно интенсивной идейности, несколько оправдывавшей осуждение предков и
отклонение от их заветов в пользу новой власти. Аналогичная возвышенная
героизация роковым путем противопоставлялась возможным элементарным ходам
истинной расположенности художественного продукта в его подлинной роли.
Отдававшие свои молодые судьбы «за счастье людей» жестоко уходили из рядов
активной молодежи, всегда нужных нуждающемуся и могущему быть благодарным этносу.
Применительно к начальному
литературному журналу Адыгеи утверждалось требование выходить ему в Московском Восточном бюро Центроиздата СССР, редакция
которого располагала нужным шрифтовым размером. Такие сведения приводятся в
Хранилище документации новейшей истории Национального архива Адыгеи. [3]. То
есть фактически подобным способом проводилась строгая столичная зависимость,
утверждавшая повсеместный контроль за медийной печатью со стороны
административных вышестоящих органов, находящихся в Кремле. К тому же данная
монополия высшей власти продолжилась в течение всего прошлого века. В конце ХХ
в. в ходе перестройки возникла надежда на усиление региональной
самостоятельности, однако авторитаризм последующей четверти века в стране
возобновил столичный диктат, в том числе и в медиа-пространстве.
Но вернемся к анализируемой ранней адыгской журналистике,
содержавшей чаще исконную этническую фольклористику («Нарты»), прозу, поэзию и
драматургию юных словотворцев региона. Стремления
и задумки в ядре фабул и персонажей первой половины прошлого века чередовались
возвышенно освещенные и четко понятийно-определенные. Это были
преимущественно строки, как отмечалось выше, на революционную, и позже, – на
боевую сюжетику времен Гражданской воны. Таковая считалась не слишком
увлекательной, ее поглощали больше из патриотических и должностных
обязанностей, а отнюдь не из интереса. Ее депрессивность и мрачность настроя,
сочетаясь с недавней памятью о тысячах жертв как революционных, военных, так и
репрессивных полей, производили убийственный негатив. Как говорят об этом
прозаическом направлении исследователи уже нового века, эта проза была в своей
тоске, в своем негативном порыве отнюдь «не рекламоемкой» (З.Н.Чукуева). Либо
вот как описывает общесоветскую панику и отрешенность начала 30-х гг. сегодня
(уже в первом десятилетии нового века) исследователь Н.Громова: «Этот страх –
не успеть – мучил большинство писателей. <…> это еще надежды и попытки
вписаться в общую канву, но в конце 30-х нарастает непонимание того, что происходит.
Никто не может понять, за что косят их ряды, за что арестовывают. И страх
становится как физическим, так и метафизическим» [1]. Еще о том же говорит
цитируемая современница Н.Громова: «Гражданская война такая страшная штука,
которая развратила кровью огромное количество интеллигентных людей» [1].
Аналогично ощутимо воздействие фашистской атаки на печатный орган Адыгеи в 40-е
гг., когда он останавливает творческую деятельность и возвращается к ней только
после победных салютов. Небывалого роста в ходе военных действий достигают публицистические
произведения. Это было обозначено в основном участившейся воспитательной
миссией советской литературы. Последствия происходивших боевых действий реально
олицетворяют публикации, издаваемые на мрачной серой бумажной материи в
безыскусной полиграфии. В семантическом отношении в таких очерковых записях
имел смысл отнюдь не документализм излагаемого источника. Это выявление
методики выстраивания духовных личностных основ. Кроме того печатная активность
и производство ее продукции усиливались и нарастали. Они вступали в длительно
ожидавшуюся мирную стезю. Непосредственный типаж СМИ- автора, способного
мобильно и ежечасно реагировать на современные ему события и фигуры, получает в
середине века повсеместное развитие в рядах отечественных прозаиков.
Таким образом в указанный период, оцениваемый сегодня как
пропитанный страхом и кровью, т.е. с 1938 по 1941 гг. и с 1946 по 1963 гг. Адыгейским отделением союза писателей РСФСР в
Майкопе выпускался литературно-художественный сборник «Наш рост» на русском
языке. Позже таковой преобразован в альманах «Дружба», к примеру, в 1958 году
он уже выходит под новым именем. Также с 1947 по 1963 гг. печатался альманах «Зэкъошныгъ» («Дружба») на адыгейском
языке. Он фактически начал выступать в роли печатного органа региональной писательской
организации. Независимо от того, что журнальные заглавия повторялись, а издания
на первый взгляд воспринимались как взаимное переводимое продолжение, реально
они различались. В частности, берем для примера альманахи на обоих языках 1957
– 1958 гг. В редколлегии «Дружбы» (на русском) числятся следующие гуманитарии:
Д.Костанов (ред.), П.Резников, П.Коссович, М.Горенштейн. Редколлегию
«Зэкъошныгъ» составляют: Ю.Тлюстен (ред.), М.Аутлев, Т.Керашев, К.Жанэ. Это были
обязательно – коммунистические партийцы
(либо комсомольцы) и гуманитарии с высшим образованием. Так, к примеру,
родившийся в 1910 г .
Петр Коссович уже с 1925 г .,
т.е. с возраста 15 лет был членом ВЛКСМ.
С 1932 г .
он уже вступил в КПСС. Его высшее образование состояло в окончании
Краснодарского педагогического института и лекторского факультета Московской
Высшей школы профдвижения. Трудовая деятельность его на протяжении нескольких
десятилетий интенсивно заключалась в учебно-педагогических и воспитательных
должностях (учитель, инструктор, агитатор, лектор). Это позволило ему в
определенные моменты занимать руководящие места в г.Майкопе: в 1937 г . – директор СШ № 3; в
1938 г .
– директор Дворца пионеров; в 1951
г . – редактор областной газеты «Адыгейская правда»; с 1958 г . – заведующий
городского отела народного образования; с 1959 г .– директор СШ № 5 и
т.д. Карьерные интенсивные шаги и твердая патриотическая уверенность обеспечили
П.Ф.Коссовичу в совокупности место в редколлегии
литературно-художественного альманаха «Дружба». Причем подобная роль в издании
не мешала автору публиковаться здесь же самому, что по сегодняшним меркам можно
считать не совсем этичным. Однако ему удавалось охватить в издаваемой
публицистике обширный исторический размах. К примеру, его статья «О некоторых
событиях на территории Адыгеи в период революции 1905 – 1907 гг.» посвящена
активности его земляков по Отечеству в момент становления новой власти. Однако
есть в одной из статей альманаха «Дружба» 1958 г . (№ 8) посвящение уже
сорокалетию ВЛКСМ, то есть поклонение полувековому возрасту установленной в
стране партии. Либо в хранящемся сегодня в Национальном архиве РА «Протоколе
старых комсомольцев при Горкоме ВЛКСМ от 5 авг. 1958 г .» находим обсуждение
вопроса по поводу работы П.Ф.Коссовича «Они были первыми / о первых
комсомольцах и комсомольских организациях Адыгеи», которая претендует на
включение в готовившийся тогда сборник «Боевой путь комсомола Адыгеи» к
40-летию ВЛКСМ. Результатом данного обсуждения положительно стало одобрение
обоих зачинов – и предложение просить руководство о выходе сборника, и
предложение о включении в него работы П.Ф.Коссовича.
Но в целом вышеописанным
пессимистичным путем намечается наиболее распространенная черта, ограничивающая
пределы адыгской (как и всей северокавказской) журнальной прозы 30-х гг., а
также последующих десятилетий прошлого века. При этом просматривается вновь
отчетливый и неизменный пафос, обусловленный на этот раз большой идеей
собирательного настроя государства (в частности, его активной группы, юной в
возрастном отношении) к наступающей, витающей в воздухе военной угрозе.
Очевиден к тому же творческий интерес писателей 30 – 40-х гг. (советских –
вообще, и адыгских – в частности) к надвигающейся Великой Отечественной войне.
Ее устрашающий тон пронизывал прозу, особенно историческую, и ничуть не меньше
полыхал в журнальных строках. Причем в регионах традиция была продолжена с
творческой «подачи» столичных авторов. Так, в частности, частая эпизодическая
портретика в кадрах исторической прозы просматривается и в советских романах, и
в литературных журналах СССР. Аналогично активна портретика и в эксклюзивном
отечественном литературном журнале «Русская литература» (Ленинград), начавшем
выход с 1958 г. Так, уже в первом его
номере все три работы, имеющиеся в рубрике «Публикации и сообщения» – это
портреты: 1) М.Горького (авт. Р.Ганелин); 2) Т.Шевченко (авт. Ф.Прийма; 3)
А.Радищева (авт. Д.Бабкин). Либо, к
примеру, таков портрет В.И.Ленина, вырисовываемый А.Н.Толстым в «Хождении…». К
тому же неизменно его присутствие в столичном журнале во всех возможных
контекстах. Даже если объектом выступает не он сам, есть его мнение по любому
поводу и в любой момент, иногда чередующееся с К.Марксом и Ф.Энгельсом, цитируемыми
немного менее интенсивно, но тоже непреложно.
Причем для подтверждения портретной
тенденции, обратимся еще к тому же изданию
«Русской литературы» через десять лет. В 1966 г . это будет уже
девятый год издания (№ 3). Здесь портретная насыщенность рубрики «Публикации и
сообщения» еще более расширена (фактически, – в три раза). Описываемыми
объектами на этот раз являются портреты ученых (в т.ч. филологов, историков),
писателей, поэтов. Это: 1) В.Г.Белинский (авт. М.Аруин); 2) И.С.Тургенев (авт.
В.Шор); 3) Н.А.Некрасов (авт. М.Теплинский); 4) Г.З.Елисеев и Н.Г.Чернышевский
(авт. Н.Якушин); 5) И.Г.Прыжов (авт. И.Трофимов); 6) А.П.Чехов (авт.
Д.Шарпкин); 7) С.Т.Григорьев (авт. А.Соболев); 8) С.Черный (авт. Э.Шнейдерман);
9) А.И.Куприн (авт. Т.Ошарова); 10) И.С.Шмелев (авт. В.Вльчинский); 11)
Б.Л.Пастернак (авт. Р. Порман); 12) Г.С.Виноградов (авт. А.Астахова).
В частности, детально уточним
излагаемое применительно к некоторым из названных постатейно лиц. Описывая
факты творческой деятельности классического критика русской литературы
В.Г.Белинского, М.Аруин приводит некоторые неизвестные ранее биографические
подробности, уточняя тем самым отдельные детали его портрета (СС. 109-111).
Приобретающий авторское право на издание произведений А.В.Кольцова, русский критик
обнаруживает свои связи и взаимоотношения. Выясняется не только дружеская, но и
идейная привязанность В.Г.Белинского к первому, считавшего поэта собственным
духовным наставником.
Анализируя страницы «Дневника» братьев
Гонкур, написанные в период с 1851 по 1896 гг., В.Шор рассказывает много
биографических деталей о И.С.Тургеневе (СС. 111-125). Свидетельствует он о
подробностях общения его с братьями в необычной для советских описаний
буржуазной среде, в частности, во Франции. Убедительной мотивацией излагаемого
Гонкурами являются происходившие с 1863 г . писательские встречи либо в ресторанах,
либо в домах самих писателей, либо порой даже в так называемых «неизвестных»
местах. Число таких контактов указывается определенное – двадцать. Тем самым, в
ходе подобных подробностей перед читателем вырисовывается уже не абстрактный
русский классик, далекий и знаменитый. Теперь это уже живой человек, порой
оппозиционный к действующей власти, иногда посмеивающийся над знаменитостями и умиляющийся собственными любовными
похождениями.
Либо другой русский классик
Н.А.Некрасов, находящийся в экстремальных биографических обстоятельствах (СС.
131-139) под жандармским присмотром. Вызвавший подозрение полиции после
опубликования авторского сборника в 1856 г . поэт приобретает новые портретные черты
на фоне описанных в статье М.Теплинского столкновений интеллигенции того
времени с подозрительностью власти. Александр II, не желающий верить заверениям
княжеской элиты в «благонамеренности» литературы. В статье также многократно
приводятся тексты риторических выступлений поэта, доклады его участий в
митингах и собраниях, речи на обедах и дружеских мероприятиях. Все это в
совокупности облагораживает и несомненно обогащает его портретную шкалу. И по
тому же принципу в этом номере (1966, № 3) журнала «Русская литература» есть
частности из жизни и характеров других названных отечественных деятелей.
Аналогично интенсивна портретика в своих проявлениях в
рамках обоих источников – и на адыгоязычных страницах журнала
«Зэкъошныгъ», и на русскоязычных страницах журнала «Дружба». Так, в частности,
в произвольно рассматриваемом образце первого (1966, № 6) портреты повторяются
фактически каждые пять произведений. В нем из пятидесяти четырех отдельных
публикаций уже десять заглавием задают портретный фон: «Партиер типащ» от А.
Хаткъо («Глава партии», А.Хатко), «Ленин» от М.Пэрэныкъу (М.Паранук),
«УсэкIошху» от Къ.Жанэ («Большой поэт», К.Жанэ – посвящение адыгскому ашугу
Цугу Теучежу), «СидэхэзакI» от Къ.Жанэ («Моя истинная красавица», К.Жанэ),
«Зулиф» от Хь.Ашъын («Зулифа», Х.Ашинов), Ю.Лъэустэн «Къуаджэм ицIыфыкIэхэр»
(«Новые люди аула» Ю.Тлюстен), «Нысхьап» от Хь.Бэрэтар («Кукла», Х.Беретарь),
«Марита» от Хь.Бэрэтар («Марита», Х.Беретарь), «Шъузаб» от Коста Хетагурова,
«Дэпчэн Хъусен» от Ю.Лъэустэн («Депчен Хусен», Ю.Тлюстен). Таким образом налицо
интенсивное применение портретики как специфического художественного приема в
литературном тексте, позволяющего (не только отечественным вообще, но и
адыгским, в частности) авторам придавать
рисуемому образу животворные черты. Имеет смысл нам в последующих работах
подробнее просмотреть адыгские начальные издания на предмет портретности.
Еще в середине века, в 1959 г . в Адыгейской
автономной области запущен выпуск действующего и сегодня литературно-художественного
и общественно-политического журнала «Литературная Адыгея». Аналогично и
одновременно (1958 г .)
в Кабардино-Балкарской АССР начинает выход журнал под тем же статусом
«Iуащхьэмахуэ» («Ошхамахо»), также действующий и сегодня. Издание указанного альманаха «Дружба»
оказалось остановлено в 1964
г . вследствие модификации Адыгейского национального
издательства в дочернюю структуру (областное отделение) Краснодарского книжного
издательства. Затем, уже на подходе к новому веку (1994 г .), был издан стартовый
выпуск журнала «Адыгея», который на сегодняшний день приобрел статус
литературно-художественного и общественно-политического. Таким образом
оказалось реализованным внимание публики к вопросам и современного искусства, и
якобы демократической политики. Затем (с 1995 г .) издание приобрело название «Литературная Адыгея». К нему присоединились
также журналы детские («Жъогъобын» («Созвездие»), «Родничок Адыгеи»). Вообще в
мае текущего (2018) года Адыгейское республиканское книжное издательство,
получившее на 70-летие медаль «Слава Адыгеи», сможет отметить собственное
девяностолетие. В целом, описываемая нами в статье СМИ-литература в РА, как
известно, призвана содействовать межэтническому консенсусу, издаваясь как на
государственном для республики РФ языке (адыгейском), так и на русском, как на
языке межнационального общения. Итак,
составлявшие указанные альманахи и в ААО, и в КБ АССР произведения были порой
художественными, и примерно в равной степени, – документально-политическими. В
середине века, когда советское искусство не смело отклониться от
соцреалистических обязанностей, подобное распределение журнальных пространств
было неизбежно. И потому оно требует последующего аналитического внимания.
Список
литературы
1.
Громова Н. Крики
«виновен» сменяются ужасом // Новая газета. – 2013. – 15 марта. – № 28.
2.
Коссович П.Ф. С
винтовкой и книгой // Дружба. – 1958. – № 3. – С. 140-141.
3.
Хранилище документации
новейшей истории Национального архива Республики Адыгея. – Ф. 1. – Оп. 1. – Д.
20. – Л. 74.
4.
Хуако З.Ю. От
письменности – к книжной культуре: Монография. – Майкоп: Адыг. респ. кн.
изд-во, 2008. – 248 с.
Опубл.: Хуако Ф.Н. Адыгская журнальная продукция как элемент советской языковой политики (РИНЦ) // Вопросы Кавказской филологии. – Нальчик, 2019. – № 12. – С. 410-420.