Поскольку обычное сосредоточение интереса на книге как на ресурсе гуманитарного материала постоянно интересует мировую науку, мы тоже прослеживаем печатное дело в регионе и культ книги. Это происходит путем обобщения, сопоставления и конструирования имеющихся в исследованиях и в реальной региональной хронике фактов. Вывод: развитие печатного дела в регионе шло непросто, и сегодня необходимо большее внимание к книге.
Since the usual focus of interest on the book as a resource of humanitarian material is constantly interested in world science, we also trace the printing business in the region and the cult of the book. This is done by generalizing, comparing and constructing the facts available in the studies and in the real regional chronicle. Conclusion: the development of printing in the region was not easy, and today we need more attention to the book.
Книга, читатель, печатное дело, Адыгея, Северный Кавказ
Book, reader, printing, Adygea, North Caucasus
Традиционно внимание к книге как к источнику человеческого в человеке имело место быть и продолжает оставаться в силе в мировой теории литературы. В частности, уже современный теоретик мирового уровня Антуан де Компаньон в своем издании «Демон теории» (2001) уделяет этому вопросу существенное внимание, периодически обращаясь к культу книги на протяжении рассмотрения других теоретических проблем: «Так и европейский роман, слава которого совпала с распространением капитализма, предлагает, начиная с Сервантеса, обучение буржуазного индивида. Пожалуй, можно даже выдвинуть тезис, что сама модель индивида, возникшая в конце средневековья, это читатель, прокладывающий себе путь сквозь книгу, что развитие чтения стало средством формирования современной субъективности» [1; 42]. И потому развитие чтения сквозь книгу применительно к региональной (северокавказской) среде интересует нас в нашей статье.
Издательская жизнь Юга России, народы которой преимущественно приобрели письменность с наступлением советской власти, соответственно, имеет свою историю также, начиная с этого периода. В частности, на общем северокавказском фоне в 20 – 30-е гг. в нее была вовлечена и Адыгея, до 1937 г. состоявшая в числе объектов Северо-Кавказского края, а после входившая в край Азово-Черноморский, имевший столицу в Ростове. 6 сентября 1923 г. усилием областного организационного бюро РКП(б) вступает в силу резолюция о начале деятельности двух печатных изданий: адыгоязычный литературный журнал и русскоязычная газета «Красная Адыгея». Как утверждает, основываясь на материалах из Хранилища документации новейшей истории Национального архива РА (Ф. 1. – Оп. 1. – Д. 20. – Л. 74) З.Ю. Хуако, считалось нужным применять для издания адыгоязычного журнала Московское Восточное бюро Центроиздата СССР, обладавшее требуемым, фактически раритетным тогда, набором знаков. [2; 20] Подобное (весьма завидное для сегодняшней политики) внимание власти к печатному, и даже двуязычному, слову можно считать следствием того, что иногда некое «проворство» советских тактических ходов заключалось в весьма наглядном и массовом использовании великолепных, гуманных доводов, разработанных мировым сознанием (в т.ч. воспевание труда в противовес лени, самоотверженное товарищество, особый культ родины, воспевание старшего, моральное сдерживание в личных связях, уважение к женщине и др.). Распространению данных приоритетов в массовом сознании весьма успешно могла содействовать печать в ее производственных возможностях, что и произошло как во всей северокавказской, так и в адыгской реальности.
Этот процесс складывался в 20-е гг. на Кавказе одновременно как в литературно-художественных сборниках, так и в бюллетенях, являвших собой, по определению З.Ю.Хуако, «периодические или продолжающиеся выпуски, посвященные какому-либо кругу вопросов официального, ведомственного характера» [2; 22]. Традиционно рассуждения в сюжетных узорах и в портретных зарисовках названных печатных продуктов данного типа обязательно должны были быть ясными, гуманными, политически выдержанными, чему и следовали приводимые цитируемым исследователем названия изданий: «Советская Адыгея», «Адыгейская Черкесская автономная область», «Бюллетень Кавказского государственного заповедника», «Бюллетень Майкопской товарной биржи», «За финплан», «Ударник Госстраха», «Бюллетень подготовки к призыву», «Бюллетень газеты «Совхозник Адыгеи» на чистке парторганизации» и др. [2; 22] Стержневая волна отечественного словесного творчества на многих ее этапах прошлого века практически представляла собой продукцию, рассчитанную на массового потребителя. Точнее, она несла еще один функциональный атрибут, – побуждение к действию. И потому выходившая тогда массово-побудительная литература успешно способствовала ответному присоединению массы к стоящей перед ней идее. Для приближения литературы и общей культуры к «отсталому» населению активно использовался национальный элемент, – язык, фольклор и т.п., что способствовало некоторой историзации текстов, хотя фактически требовался «разрыв с черным прошлым». Так, в частности, приходившие в ингушскую культуру и публицистику просветители (В.И. Джабагиев и др.) брали на себя и просвещенческие, и идеологические обязанности (внедрение грамотности, «окультуривание», введение в оборот общенационального языка). Либо, как свидетельствует З.Ю. Хуако, «рекомендовалось издавать книги, брошюры, плакаты, другую печатную литературу преимущественно на адыгейском языке» [2; 22] (газеты от Адыгнациздата, – «Колхоз быракъ», «Колхозное знамя»).
Требуемое тогда максимально- общественное мышление предполагало конкретный смысловой набор стандартных базовых идеологических линий, персонажную структуру и видимые качества отчаянных и храбрых героев 30-х гг. ХХ в. Фактически происходил этот довоенный процесс по полной схожести с тем, как он осуществлялся в исторической прозе революционных и пост- революционных лет. В выходивших на Северном Кавказе сборниках чаще издавались фольклорные материалы (в Адыгее, Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии, – нартский эпос); пробы пера, осуществлявшиеся юными авторами; некоторые критические труды. Издательская продукция 30-х гг. в России в целом порой оценивается современными исследователями как скучная, депрессивная и «не рекламоемкая». Однако не осмелимся отнести вышецитируемые эпитеты к анализируемым изданиям. Выходившая в областных молодых печатных изданиях продукция по форме и пафосу, от которых она просто не имела права отклониться, вполне соответствует таким оценкам. Однако лишь она несла в себе национальную живую мысль: реалии на стыке с мудростью предков и, возможно, – некая фантастика будущего (пусть наивная, но чистая и искренняя). Читатель, в этом случае, говоря словами вышецитируемого нами А. Компаньона, – индивид, который есть «одинокий читатель, тол¬кователь знаков, охотник или гадатель; мы можем ска¬зать это вслед за Карло Гинзбургом, который определил, наряду с логико-математической дедукцией, эту альтер¬нативную модель познания на охоте (расшифровке сле¬дов прошлого) и при дивипации (расшифровке знаков будущего)» [1: 42].
Постепенно подобный литературно-художественный сборник сменяется на северокавказской ниве альманахом, который есть, говоря словами З.Ю.Хуако, «собрание литературных произведений, часто объединенных по тематическому, жанровому, идейно-художественному и другим признакам, печатное издание с определенной периодичностью» [2; 21]. Преобладающей в таких изданиях данного периода можно считать военно-патриотическую тематику, что было особенно очевидно в соответствии с курсовой направленностью государства (и, особенно, – подрастающего поколения) на пропаганду вероятной доблестной защиты отечества. Именно Великая Война заполоняет на этом этапе всю историческую литературу (и поэзию, и прозу, и драматургию). Подобным путем намечается наиболее всевластная и повсеместная общественно-политическая установка исторической литературы довоенных и непосредственно военных годов. И это выступило условной предпосылкой, приведшей к образованию в 1928 г. партийным решением Адыгейского областного книжного издательства, являвшегося фактическим монополистом в печатном производстве там и тогда. На этапе с 1938 по 1941 и с 1946 по 1963 гг. Адыгейским отделением союза писателей РСФСР в Майкопе выпускался литературно-художественный сборник «Наш рост» (реорганизованный после в альманах «Дружба») на русском языке. Позже этот печатный продукт был разделен по языковому принципу и по коллективному составу на русскоязычный «Дружба» и адыгоязычный «Зэкъошныгъ», каждый из которых выполнял самостоятельную работу. Двуязычный альманах со временем выступил официальным печатным представителем писательской организации в Адыгее.
Во время реальных ВОВ-событий вышеупомянутое областное издательство перестает работать, что вполне объяснимо с точки зрения отсутствия реальных физических возможностей. Его деятельность восстанавливается лишь с уходом вражеских войск с региональной территории. При этом весьма немногочисленные издания данного времени обладали какой-либо качественной, своеобразной иллюстрацией. Отпечатки прошедшей здесь же безжалостной пятилетней битвы дают о себе знать и на внешнем виде таких публикаций («на серой оберточной бумаге, в примитивном полиграфическом ис¬полнении» [2; 22]). Считается общепризнанным, что оформление внешнего вида книги с помощью цветной картинки полнее распахнет ее глубину, настроит ищущего индивида на тональность, исторгаемую творцом. Некоторые профессиональные аналитики советского времени, занимавшиеся типографской деятельностью (в частности, Е.М. Галинский в ж. «Дружба» (1958, № 8, ст. «Повысить культуру издания книг»)) весьма подробно и обстоятельно рассуждали об успехах и неудачах на этом поприще в Адыгее. И здесь, в связи с выходами на тот момент книг классика адыгской литературы Т.М.Керашева с иллюстрациями А.Е. Глуховцева, были сделаны конкретные выводы: позитив – стройность композиции, знание национального быта, отменная манера письма; негатив – «однородные слаборазработанные лица героев иллюстра¬ции, похожие у всех героев друг на друга» [3; 143]. Высоко оценивая иллюстрационное оформление названного художника, Е.М. Галинский анализирует также работы других, оказавшихся значимыми для книжного дела в Адыгее, – И.Я. Коновалов в сказках и детских книгах. Однако, – не забывает подчеркнуть профессионал 50-х гг., – анализируемая им издательская (особенно, детская) массовая продукция не достигла еще требуемого уровня, который, по его мнению, состоит в выходе «конкретного, ясного, четкого и определенного изображения», а также в наличии «смелости выдумки и творческой формы». [3; 144] Подобные изъяны издательского дела в Адыгее 50-х гг. можно попытаться оправдать повсеместным распространением тогда художественной публицистики и очерка. Это, несомненно, было связано с упрочившейся в основном общественно-воспитательной функцией общесоветской литературы. Сопровождавшие документальные изложения картинки часто могли быть монотонными, серыми и мрачными, и не всегда, в ущерб фактам, удавалось добиться требуемых вариаций отображения внутренних миров.
В дальнейшем, в 1964 г. оказался остановлен выход вышеупомянутого альманаха вследствие реорганизации Адыгнациздата в областное отделение Краснодарского книжного издательства и выведения из его состава русской редакции. На постперестроечном этапе (1994) выпуск данного альманаха под именем «Адыгея» был возобновлен с периодичностью четыре раза в год. На сегодняшний день альманах стал адыгоязычным литературно-художественным журналом, разделяющим свою ниву с такими: три детских («Жъогъобын» («Созвездие»), «Родничок Адыгеи») и «Литературная Адыгея». Также был восстановлен выпуск номеров для адыгских соотечественников. Подобного рода печатная продукция наглядно содействует межконфессиональному взаимопониманию и успешно исполняет присущую каждому художественному произведению миссию, выходя как на адыгском, так и на русском языках.
Вообще при разработке проблематики книжного культивирования необходимо особо отметить роль в ней постоянно цитировавшегося нами выше адыгского исследователя З.Ю. Хуако, выпустившего в современных условиях соответствующую монографию именно на адыгском материале («От письменности – к книжной культуре», Майкоп, 2008). Сконцентрировав в своей работе документальный, хроникальный и очерковый материал, он придал ему определенный, действительно обожествляющий настрой. И такая поэтическая струя в изложении отчетливо очерчивает личную привязанность автора к описываемому чуду – книге: «Ее сравнивают с глазами, излучающими свет, с красноречивым языком. Книгу называют рекой, напоящей Вселенную, источником мудрости, драгоценнейшим произведением высшего ума человека. Древние мыслители считали: чтение хороших книг – это разговор с самыми лучшими людьми про¬шлых веков» [2; 9]. И именно на таком, стилистически окрашенном и выдающем личное отношение ученого к книге, выстроена топонимика его издания, главы которого могут называться так: «Сказ о газетах», «Журнальная мозаика», «Панорама сборников», «Ожерелье проспектов, буклетов». Признавая несомненную значимость такого исследования для нашей тематики, мы в работе постоянно обращаемся к мнению и понятийному аппарату З.Ю. Хуако. Вообще, как известно, книга есть печатный продукт, несущий смысл общественно-политического, литературно-художественного, научно-практического плана, иллюстрированный и оформленный соответствующим образом. Форматы либо иллюстрации в таком случае могут быть не всегда удачны, и на это никак не способен повлиять автор. Визуальные дефекты в региональных изданиях при создании персонажных портретов, при воспроизведении отечественных природных панорам чаще всего в советское время происходили от того, что местные художники чаще не могли рисовать с натуры (недостаточно ни времени, ни средств). И несмотря на то, что, по мнению З.Ю. Хуако, «Книга – средство распространения и сохранения идей, образов, знаний, научного исследования и развития культуры, важнейший фактор человеческого прогресса» [2; 9], однако в вопросах оформления этого прогрессивного фактора в областном издательстве Адыгеи имелись и серьезные недостатки, касающиеся техники выполнения иллюстраций, как это подчеркивал вышецитируемый Е.М. Галинский в 1958 г.
Общераспространенная уже на сегодняшний день драматичность общественного устройства заключается в том, что юношеское мировоззрение фактически лишилось и продолжает лишаться морально-ценностного инструментария., несомого книгой. В сегодняшнем обществе региональное издание напрямую зависимо от менеджмента, то есть от пространства и качества собственной внедренности в массы. Такой показатель позволяет адресанту направиться непосредственно к конкретному адресату или к адресному коллективу со своим произведением или текстом. Потребность в текущем печатном продукте на сегодняшний день определяется целым категориальным рядом, включающем как индивидуально-личностные, так и обще- социальные компоненты (в т.ч. «материальной и духовной культуры эпохи, социальных изменений в обществе, образованности читателей» [2; 10]). Принадлежащий к подобной, «культурно-подкованной» группе деятель может обратиться в издательство за ходатайством, получить некую общественно-политическую помощь, выступить на массовом мероприятии в связи с заботящим его вопросом и т.д. Книжной продукции, формирующей сознание, принадлежат не только просвещенческие и воспитательные, но и побудительные целевые установки, когда происходит непреложное формирование деятельностного позыва и даже некое привыкание к обязательному ответному акту. Издательство выступает для активиста деятельностным пространством, форумом и союзником, а также неисчерпаемым ресурсом для работы, неизменно открытым и доброжелательным.
Как свидетельствует сегодня, предупреждая человечество о надвигающейся угрозе, теоретик литературы А. Компаньон, «В мире конца века, все более подвластном материализму или анархизму, литература оказывалась последним оплотом против варварства, точкой опоры; то был возврат, с точки зрения функции, к каноническому определению литературы» [1; 42]. Реализовавшиеся одновременно с влиянием на массовое сознание воспитательные функции печати могли достигаться не одними выразительными, но и несколько суровыми, порой документальными изложениями. Подобную площадь влияния хроникальных СМИ- изданий в обществе предопределяют их контакты со многими социальными устройствами (в т.ч. экономическими, геополитическими, научными, образовательными, юридическими проч.). Непосредственно скоординированной, неограниченной спаянностью события и порыва сильна насыщенная документом проза.
Происходящий в условиях выделяемого А. Компаньоном материально-анархического кризиса текущий распад конца века закономерно отразился и на состоянии печатного (особенно, – научно-образовательного) продукта, и на социальном отношении к нему. Хотя теоретически не вызывает сомнения, но практически редко осуществимо в сегодняшних условиях то, что в ходе форматирования и художественного оформления, к примеру, учебники начального обучения, обязаны располагать многократным акцентом в поле зрения художника, поскольку зрительная ассоциация ориентирует детское понятие, содействует прогрессированию памяти, выработке внимания, а также, инициируя вопросно-ответную коммуникацию, работает на мыслительно-речевую и духовно-нравственную сферу растущего организма. И подобный, повсеместно распространенный, пробел в издательской деятельности весьма заметен на личности. Индивидуальное рассуждение современного молодого человека, его личные убеждения, аргументы позволяют ему совершать порой неприличные действия, однако он способен производить персональную поведенческую линию как собственный персональный субъектив. Именно об этом предупреждает нас А. Компаньон, сетуя о разрушаемости целостности в Человеке, уходящем от литературного познания. «Современная субъективность развилась благодаря литературному опыту, и образцом свободного человека является читатель. Проходя через иное, он обретает универсальное» [1; 42]. Вполне объяснимо поэтому, что в распоряжении у современного индивида находятся многочисленные безотчетные внутренне- материальные устройства, раскалываются духовные позиции, разрушаются этические нормы и чаще превалирует твердая убежденность в неизменной победе материального над духовным.
Подойти к итогу можно, говоря о том, что разработка и введение на печатное поле типографского станка породили возможности повсеместного распространения типографского дела в младописьменных регионах РСФСР (в частности, в Адыгейской автономной области). Однако имелась здесь для отечественной культуры и своя опасность, что весьма убедительно прослеживает А. Компаньон: «По мере того как с появлением книгопечатания чтение становилось приватным процессом, оно, как утверждали его критики, стало нести в себе ценности, относительно которых было одновременно и причиной и следствием, – в числе их прежде всего буржуазный индивид. Именно такой упрек предъявили ему марксисты, связывая литературу с идеологией» [1; 42]. Непосредственно подобные, выделяемые французским теоретиком литературы, марксистские упреки послужили основанием для свершавшихся в свое время по отношению к местным книгоиздателям репрессивных актов, которые авторитетный для нас в данной проблематике З.Ю. Хуако описывает в своей монографии и оценивает весьма твердо: «Законность репрессивной политики Революционного трибунала печати, закономерность экспроприации у частных владельцев материально-технической базы книжного дела представляется сомнительным и противоправным» [2; 20]. Ну, а в качестве итогового вывода по нашей статье обратимся вновь к его рекомендации, заключающей подчеркиваемый им дефицит печатной (и, в частности, социально значимой) продукции на национальном языке: «Нужна специальная программа развития и реальной поддержки национального книгоиздания, учитывающая потребности культурного возрождения народов России» [2; 11]. А нам остается только согласиться.
Использованная литература
1. Компаньон, А. Демон теории. Литература и здравый смысл / А. Компаньон [Текст]. – М.: Изд-во им. Сабашниковых, 2001. - 10,5 п.л.
2. Хуако, З.Ю. От письменности – к книжной культуре / З.Ю. Хуако [Текст]. – Майкоп: Адыг. респ. кн. изд-во, 2008. – 248 с.
3. Галинский, Е.М. Повысить культуру издания книг / Е.М. Галинский [Текст] // Дружба. – 1958. – № 8. – С. 142-153.
Опул.: Хуако Ф.Н. Печатная книга на Кавказе и в Адыгее: вчера и сегодня // Актуальные проблемы национальных литератур и литературоведения: состояние, перспективы развития: Материалы Международной научно-практической конференции / Сост. Жачемук З.Р., Шовгенова Т.А. Майкоп: Магарин О.Г., 2019. 360 с. СС. 227-236