Ключевые слова: философия, понятие, предметная тематика, Северный Кавказ.
The article examines the thematic component of philosophical research available today in science, taking into account the North Caucasian experience.
Key words: philosophy, concept, subject matter, North Caucasus.
Имеющаяся на сегодняшний день в философских исканиях тематическая многочисленность достаточно значима и многовариантна. Нередко в пределах сохранения существующих в мире этнических цивилизаций действительно преобладают научные труды по национальному самоопределению. Будучи испокон веков актуальной в каждом из своих пунктов, философская тематика продолжает оставаться интересной для исследователей, что будет изучено нами в представленной работе далее.
Идущие в ногу со временем специалисты философии, наблюдая изо дня в день то, насколько социуму нужна стабильная (константная) либо мобильная (позволяющая прогрессирование) идея, ищут возможные варианты ответов. Они всегда смело принимаются за формулируемые эпохой гуманитарные проблемы, рассмотрение которых на международном пространстве порой выступает тематикой весьма злободневной и мало подвластной рядовому социуму. Кроме того, наращение внимания исследователей к вопросам обусловлено утратой советского государственного устройства, последовавшей за этим коренной реконструкцией социума, которая выстроила малоустойчивый ценностный пласт. Помимо этого, злободневность их обоснованной реакции на такие проблемы вызвана следующим конституционным фактом. Объявленная в постсоветском государственном праве персональная свобода выбора идеологии пытается развиваться в такой момент, когда планетарная цивилизация (включая и отечественную) участвует в реально неизвестном ранее преобразовании. Такое социальное явление, прежде неведомое для мировой хроники, сегодня приобрело глобализационное наименование, предполагая в устройстве обязательную межнациональную пересеченность.
Определенный круг объектов изучения сегодня обусловлен в РФ-кризисе явным общим симптомом отстающей от Запада модификации, в котором одним из современных черкесских (адыгских) философов Русланом Ханаху верно подчеркивается присущий симптому «кризис социальных ролей» [3, с. 22]. В рамках названного распада сегодняшняя черкесская наука нередко предпочитает рассматривать вариативное поведение национальной ментальной группы адыгов, их этики, энергетически подпитывающей следующий социальный пласт. Это, говоря словами цитируемого нами Р.А. Ханаху, «перераспределение социальных ролей наций, а также происходящие перемены в социально-классовой структуре, и обусловленное этим повышение социальной мобильности с ориентацией на поиск новых норм и нового содержания социального поведения» [3, с. 22]. Детально рассматривая то, каким путем черкесская этническая философия входит в созвучие с трудностями сегодняшнего технического прогресса, Р.А. Ханаху делает верный вывод о незыблемой актуальности и не только теоретической, но и фактически прикладной перспективности своей тематики.
Вообще фактически допустимо наметить ту или иную философскую (как одну из гуманитарных) проблему в разнообразных направлениях. Это вызвано тем, что всякий гуманитарный принцип (либо тезис) обладает часто разновесными, порой диаметральными аргументами и обстоятельствами, а, следовательно, и мнениями. При этом исследовательская тематика, как гуманитарного, так и технического знания, обычно предполагает присутствие целого ряда разнообразных предположений для поиска ответа либо сложность, лишенную конкретного заключения и потому нуждающуюся во второстепенных поисках. Аналогично возможно и уже общераспространенное сегодня убеждение о позитивном и продуктивном окрасе проблематики в науке. Проблема отнюдь не предполагает уход от вопроса. Напротив, она стимулирует его развитие. Выстраиваясь на ниве уже имеющихся суждений и фактов и выполняя функциональную роль анализа, структурирования, философская проблема может выступать в качестве мощного стимула при следовании от старта к финишу, а также она есть переходник от базовой концепции к иллюстрированному по базе заключению.
Тем не менее, в противовес строго техническим и прикладным учениям, философия в силу своих, порой абстрактных, компонентов и достаточно отвлеченных целей не всегда способна с легкостью прийти к выводу, на что способны, к примеру, математические исследования. Однако и математика, и химия, и другие естественные науки тоже, в свою очередь, обладают целым рядом теоретических, а значит, абстрактных рассуждений, подпитываемых условными опытными аргументами.
Либо некоторые, к примеру, искусствоведческие или языковые области изучения обладают определенной трудностью для опытного, достоверно обоснованного и подтвержденного фактом, подхода. Это вызвано тем, что объект изучения преимущественно варьируется личностью исследователя, которая, в свою очередь, повлияет также и на разработку заданного шаблона, сильно зависящего от личностных убеждений разработчика. Подобные сложности относимы во многом и к личностно определяемой философии, и потому именно эта гуманитарная наука наиболее всего (как испокон веков, так и сегодня) вызывает недоумение и непонимание в теоретических рядах многих так называемых технических реалистов.
С целью реального изучения в философской науке допустимо найти фактически всякую проблематику, способную привлечь максимум внимания, порой весь имеющийся активный исследовательский интерес, но продолжающую сохранять свою проблематичность и после такого тщательного изучения. В соответствии с подобным постулатом проблематика рассматриваемых и на Северном Кавказе философских трудов весьма разносторонняя. Развивается она по двум основным тематическим сферам: 1) «личность сама в себе»; 2) «личность в социуме»; 3) «социум на личность». Именно по трем этим пунктам мы и проведем детализацию проблематики далее.
1. «Личность сама в себе». Сложности человеческого мышления во всей обширности исследовательского опыта многих веков оказываются в условиях технократии практически наиболее злободневными именно сегодня. Уходя от (часто обязательно прикладного в новом веке) восприятия мышления допустимо уйти и от большей части рассуждений в данной тематике, поскольку они в своей техничности обладают строгой практичностью, воспевающей для мышления именно искусственные ценности, присущие искусственному интеллекту. Причем бытие в подобных условиях, уходящих от проверенных веками ценностей и позволяющих явное пренебрежение ими, представляет собой малоустойчивую и весьма хрупкую системную среду. Ведь структурирующие ее компоненты вращаются и созидают в весьма хаотичной анархичности. (Вспомним здесь резкое, но весьма популярное в советское время насмешливое выражение «Анархия – мать порядка», радовавшее непослушных детей и порой воодушевлявшее нарушителей). В таком случае остается только рассчитывать: подобное суетливое и бессистемное развитие когда-нибудь сумеет выступить поисковым запросом ранее неизвестного, опирающегося на личность, социального устройства, что придаст ему стимулирование в налаживании текущего разброда. На философском уровне здесь могут присутствовать также проблемы: а) истины и лжи; б) предмета и метода; в) времени и бесконечности; г) жизни и смерти. Как говорит один из сегодняшних философов и исследователей кавказского материала А.Н. Дамениа, «Текущее ныне историческое время – это время безвременья, точнее говоря, межвременья, время социальной неопределенности и вызванной ею напряженности, когда былая форма нашего жизнеустройства разрушена до основания и теперь на ее развалинах мы пытаемся строить новую жизнь. Иначе говоря, мы сегодня оказались между двумя несуществующими социальными системами: между ранее существовавшей и жизнеобеспечивавшей системой, которой уже нет и новой, которая еще не образовалась» [1, с. 98]. Согласимся с таким выразительным обозначением имеющихся сложностей раздумья и обратимся к последующему пункту нашего списка.
2. «Личность в социуме» есть философская модель, предполагающая попытки и возможности личности показать и, более того, утвердить себя за своими границами. Персональные, но понятные социуму шаги, производимые индивидом вне собственных рамок, порождают такие многочисленные научные направления, как философия, относимая: а) к эстетике цивилизации; б) к внутригосударственной тактике; в) к структурированности социума; г) к дому и быту. Как отмечает цитируемый нами выше А.Н. Дамениа, ход выстраивания на хаотичной и мало структурированной ниве какого-либо энергичного государственного устройства возможен только посредством гармоничного слияния «созидательной (конструктивной) и разрушительной (деструктивной) тенденций» [1, с. 98].
Однако вопрос о том, какая из двух названных линий преобладает в современных культурных условиях, остается у исследователя открытым. Тем не менее, мы осмелимся рискнуть с собственным суждением о явном преобладании сегодняшнего интеллектуального и этического деструктива в РФ, который наглядно очерчивает и сам А.Н. Дамениа в следующей своей выразительной формулировке: «Пока же нам приходится часто быть невольными участниками социальной деструкции, свидетелями продолжающихся неудачных попыток реформирования общества «сверху», сопровождающихся серьезными издержками и трагическими последствиями. Но когда наступит этот выстраданный нами социальный порядок, и в какой мере мы можем и должны участвовать в его приближении, трудно судить» [1, с. 98].
3. Интересующий нас здесь макет «социум на личность» включает возможности как прямого, так и косвенного влияния социальных механизмов на включенную в конкретное общество личность. В частности, к одному из таких механизмов мы относим сферу обучения. При этом философия, причисляемая к учебно-методической области, предполагает такой тематический раздел, как сущность постижения знаний, которое включает обязательным такое требование, как сохранение фактической незыблемости искомого информационного продукта.
Причем в избранных нами северокавказских и современных пределах допустимо подчеркнуть такую специфику. В частности, в регионе и в его культуре заметно явное взаимное влияние индивида и окружающей его натуральной среды. Таковое способно проявляться в целой шеренге аксиом, несущих трактовку данных отношений. На Кавказе особенно заметны при этом именно отсутствие персонального безразличия в контакте с природой, фактически дружеское поклонение, порой обожествление, что нередко проявляется испокон веков в текстовых примерах фольклора и литературы. В таком случае создавалась и выверялась этно- культурная эко- среда своеобычного кавказского менталитета и его обитания в горных условиях. Как отмечают сегодня некоторые кавказские исследователи философии и социальной политики, самостоятельным пунктом при этом продолжает оставаться некое взаимодействие как биологического, так и этнического социально-культурного видового множества, которое обусловлено именно природно-климатической спецификой географической зоны. Однако возможная при этом фактическая выверенность, составляющие ее компоненты нередко оказываются под вопросом в многочисленных статейных изложениях сегодня, при философском обращении к осмыслению разновидовых учреждений действующего социума. Вот, что подчеркивает рассуждающая о современной кавказской философской тематике группа ученых: «В процессе выявления специфики социокультурного пространства региона важно определить элементы, из которых складывалось кавказское общество как нечто единое. Как отмечалось в предыдущих изданиях, отправным положением наших рассуждений является тот факт, что Кавказ является горной территорией и домом крайне оригинальных и ценных цивилизаций» [2, с. 75].
Итак, как было выявлено в ходе исследования, на поле совокупного, часто дружеского и аналогичного, бытия кавказские нации сумели разработать, утвердить и проверить веками самобытные, порой странные для соседей, но понятные им самим, ментальные установки, обозначаемые исследователями как необычное северокавказское мировоззрение. Такое миропонимание являет собой обязательную взаимную этническую адаптивность, склонность к содружеству порой разных религиозных и языковых носителей, что позволяет нам завершить изложение иллюстрирующим утверждением нередко цитируемого нами современного адыгского философа Р.А. Ханаху, относящего конкретную на Кавказе черкесскую ментальную установку («адыгагъэ») к общечеловеческим приоритетам: «В рамках этого направления разработка вопроса о толерантности адыгагъэ к современным инновациям (политическим, экономическим, технологическим и т.д.) имеет не только теоретическое, но и практическое значение» [3, с. 22]. Возможно, данная профессиональная оговорка разрешает нам немного примирить неоднократно отмечаемые нами в работе, порой несогласные друг с другом, гуманитарные и прикладные требования современного социума.
Список литературы (References)
1. Дамениа А.Н. Кризис бытия и его императивы (размышление о судьбе адыгской культуры) // Социальное познание в регионе / Отв. ред. Р.А. Ханаху (АРИГИ). – Майкоп: ЭлИТ, 2018. – С. 97-108.
2. Российская идентичность на Северном Кавказе / З. Жаде, Е. Куква, С. Ляушева, А. Шадже. – М.: Социально-гуманитарные знания; Майкоп: Качество, 2010. – 248 с.
3. Ханаху Р.А. Феномен адыгагъэ (к постановке исследовательской проблемы) // Социальное познание в регионе / Отв. ред. Р.А. Ханаху (АРИГИ). – Майкоп: ЭлИТ, 2018. – С. 17-23.
Опубл.: Хуако Ф. «Наука и образование: опыт, проблемы, перспективы
развития» «Science and education: experience, problems, development prospects»:
Материалы международной научно-практической конференции. – Т. 2. – Ч. 2. – Красноярск: Красноярский государственный
аграрный университет, 2021. – 489 с. – С. 458-461