Реальные опубликования всего, что было написано с 1953 г., возникли лишь с года 1960-го. Начиная с этого момента в творческой биографии Х.И. Теучежа стартовала положительная установка на отправку своих письменных трудов (чаще, – рассказов, новелл и стихов) во всевозможные журнальные и газетные выпуски. В частности, конкретные тексты малых прозаических жанров и лирика автора периодически появлялись в таких местных изданиях, как адыгоязычные районные газеты «Адыгэ макъ» («Голос адыга»), «Социалистическэ Адыгей» («Социалистическая Адыгея»), а также в майкопском адыгоязычном журнале «Зэкъошныгъ» («Дружба»).
Первой, так называемой «не газетной», а потому, как считалось, – «серьезной» словотворческой продукцией Х.И. Теучежа литературоведение считает его череду малых повествований в книге многих авторов «Псэемыблэжьхэр» («Не щадившие себя», Майкоп, 1966). Позже появились в печати порой небольшие, брошюрные, но уже самостоятельные издания одного автора (как то повесть «Ардаш» (1968)) либо солидные объемные сборники прозы одного Х.И. Теучежа. Это: сборник повестей и рассказов «Заом итыркъохэр» («Шрамы войны», 1970), сборник рассказов «Бзылъфыгъэм ишъэф» («Тайна женщины», 1974), книга повестей и рассказов «НыбжьыкIэ тхыд» («Повесть о молодости»,
1990). Уже в наше время, в новом веке, в его первом году, к 70-летию автора, увидел публикационный свет сборник «СилъфыпIэ игутеу» («Сердце Родины»). Это авторское издание несет в себе две, написанные в середине восьмого десятилетия ХХ в., повести Х. Теучежа, а также десять рассказов, два из которых по моменту создания относимы к 1973 г. и восемь – к этапу с 1995 по 1998 гг. Для младшего поколения читателей автор создал поэму-сказку «Тэтэжърэ Гъулацыйрэ» («Дедушка Гулацый», 1993). Признававшийся сообществом соотечественников писателем активным и деятельным, с 1997 года Х.И. Теучеж был включен в Союз писателей России.
Вернемся к биографическим фактам, формировавшим его как словотворца. Завершив филологический факультет Адыгейского государственного педагогического института в 1964 году, дипломированный специалист Х. Теучеж вступил на службу в роли учителя родного (адыгского) языка и литературы в штате средней школы в ауле Понежукай Адыгеи. Последующая его служебная карьера закрепилась на трудовой строке «школьный учитель» применительно именно к средним школам Теучежского района Адыгеи на период до 1989 года.
Уже в первой тоненькой книжице Х. Теучежа «Ардаш» (считаемой нашими аксакалами (К.Г. Шаззо) одной из первых повестей в адыгской прозе, но при этом сильно приближенной к новелле), вышедшей ранее в альманахе «Дружба», изложение являет собой неподдельный разговор, содержащий автобиографические компоненты в виде своеобразного покрывала для авторского настроения. Причем писатель не просто и не настолько передает хроникальные факты своей жизни и детства. Он, скорее, устами растущего героя, проводившего на фронт отца и оставшегося в доме вместо хозяина, излагает те разносторонние чувства и мысли, каковые могли возникнуть у несовершеннолетнего мальчика в экстренных тогда ситуациях: убежал из дома пес, пропало ружье отца, матери надо помочь в огороде, сестру поддержать в ее делах и вопросах, и т.д. Все, высказываемое подростком, настолько психологически обоснованно, что обязательно вызовет отклик у читателя, находящего в описываемых событиях аналогии со своим ушедшим детством. Такого типа тонкое авторское раздумье непосредственно предполагает полученную в результате логически обоснованного писательского труда структуру произведения. Фактически пространства памятного поля работают в прикладной миссии воссоздания, представления нравов и настроений, а также как мотив конструирования изложения. При этом припоминаемые центральным персонажем биографические факты, нередко (как свидетельствует в Предисловии одного из изданий 2001 г. Юнус Чуяко) совпадающие с реалиями жизни самого писателя, воссоздают поэтапно степень присутствия памяти в становлении и мышления, и психологии рядового члена общества того времени.
Однако имела место быть в ранней прозе Х. Теучежа фактическая данность, основанная на фактах биографии, перечисляемых и знакомых как аулу, так и Юнусу Чуяко, лично знавшему словотворца. Относительно же более позднего рассказа писателя 1974 года «Дороги пересекаются» допустимо вести речь о содержательной перемене в сторону психологической насыщенности. Процент минимизации разумного перед экспрессивным в данной работе автора сильно заметен. Как раз такого рода (основанный на экспрессии) эмоциональный ракурс сообщает текущему изложению нужную субъективность, оживленность и естественность, делая своим естеством авторскую руку писателя очевидно мастерской, как раз такой, которая вызывает восклицательные предложения и восторги у Юнуса Чуяко в Предисловии к книге 2001 года, содержащей и эту работу: «А-енасын! Эстетика гухэхъоныгъэшхо ахэбгъуатэзэ, прозаикым логхэр зэригъэпсырэр, IэкIоцI психологие зэхашIэхэр, героим ыгу къигущыIыкIырэ монологхэр къызэритхыхэрэр!» (= «Вот это да! Находя глубокую эстетику, прозаик следует логике, вкладывает внутреннюю психологию, пишет монологи, идущие из души героя!». – Подстр. перевод наш. Ф.Х.) [1, с. 9].
Яркие и запоминающиеся внешние краски, сопровождавшие персонажей в «Ардаше», в «Дорогах…» отступают перед более задумчивым и уходящим вглубь психологизмом. Происходит это и потому, что тематическая подоплека повести строится на обычной любовной истории, рядовой и частой в среде горской молодежи. Но есть здесь помимо эмоций и межсоциальный, племенной компонент, поскольку многое в повествовании строится на упоминании племенных различий адыгов: влюбленные принадлежат к разным (бжедуг, абадзех) диалектам, девушка вспоминает жениха и сравнивает его с другими земляками своего племени и т.д. Как говорится, раса имеет значение. Однако тогда, в 70-е годы ХХ в. в стране «советского народа» племенные различия были запрещены идеологией, а громкий разговор о чувствах был неприличен в кавказских горах, и потому это можно считать смелым новаторством, сопровождаемым психологизмом.
Обозначаемая нами при этом в изложении достоверность состоит в следующем. Писатель объективно воспроизводит не одни лишь строго эпические явления и действия, однако и абсолютно личные раздумья, переживания, исторгаемые душами и сердцами членов влюбленной пары, переводя тем самым повествовательную тональность в скрытую, но существующую сферу индивидуальной среды. Обнажая и выдавая ее для читателя он делает то, что в литературоведении называется «сообщать психологизм изложению» и располагает тем самым свое произведение в лирическом строе прозы.
Данный, описанный в предыдущем абзаце тезис различим и в преимущественном большинстве произведений Х. Теучежа. Усиленное внимание к процессу психологизации в обществе, характерное для тех лет движение «шестидесятников» в среде столичной интеллигенции, обращение к человеку в известных писательских рядах и прочее не могло не отразиться на устоявшейся и прочной склонности автора вообще к индивиду. В будущем строки его произведений окрасятся концентрированной и насыщенной персонажной шеренгой, содержащей весьма вероятный спектр характеров и нравов, дум и размышлений, подвигов и упущений. Посредством подобной разнообразной глины скульптору слова Х. Теучежу удается слепить, точечно выгравировать мобильную, подвижную, но при этом цельную, единую словесную пирамиду, несущую читателям последующих поколений существовавшую в тот момент цивилизационную думу и душевную струю.
Уточняемую нами личностно- обусловленную пирамиду составляет также череда военно-тематических рассказов и новелл писателя, включающая или прямые описания полей военных действий, или портретные воспроизведения их участников. В подобного типа литературных портретах и пейзажах на военную тему серьезную миссию исполняют диаметрально соотнесенные позитивные и негативные образы, как воплощения кардинально разных идеологий, обязательных в советские 70-е гг.: героически-созидательные и мещанско-захватнические. Хотя данное противопоставление совсем не безусловно, отнюдь не прямо. В некотором числе данных военно-тематических произведений малой прозы у Х. Теучежа можно различить легко распознаваемое, выходящее на первый план явное выведение писательского лика, самостоятельного и независимого в своих построчных распределениях.
Тем самым, производившиеся на протяжении прошлого (советского) века художественные строки адыгского юбиляра Хабиба Теучежа, иногда детализировано, иногда поверхностно, однако с чувством зафиксировали выдающуюся на протяжении черкесских хроник как этническую, так и персональную драму. Подобной и в послевоенных, и в более поздних прозаических произведениях малого размера, выходивших из-под пера писателя, выступает неизменное, диктуемое историей, но не имеющее смысла, а имеющее лишь силу, преследование людей. Такое преследование сопровождала травля не только фактов биографии, но и внутренних миров, из-под которой выходил индивид потерявшийся, мятущийся, нередко неспособный остаться в достойных живых после беспощадных крушений. Одновременно практически во всяком, воспроизводимом писателем эпизоде (войны – Кавказская, Октябрьская, Великая Отечественная) безжалостный удел уготован не одним конкретным представителям, а преимущественно – единым этносам и последовательным поколениям. Следовательно подобный мрачный жребий отнюдь не предначертан судьбой фатально несчастной единице, он фактически, благодаря автору Х. Теучежу, обретает общий планетарный акцент.
Выводя обобщающие заключения по творчеству адыгского писателя Хабиба Исмаиловича Теучежа, допустим предположить: эту деятельность обусловила непосредственно сопровождавшая его эра, которая располагалась в интенсивной и решающей для историй многих этносов стадии. В момент смены тысячелетий стадия является определяющей, и она последовательно описывается автором, творящим в такой миг и способным воспроизвести явления и действа обеих половин предыдущего столетия, а также предположить события первой половины столетия наступающего. Непосредственно хроникальная протяженность послужила фундаментом созидательному словотворчеству нашего писателя, вызвала и окрасила такое своеобычное, но индивидуально-личное восприятие реалий, с каковым ему удалось успешно и продуктивно вступить в адыгское (черкесское) художественное слово.
Использованная литература
1. Чуяко Ю. Предисловие // Теучеж Х.И. Сердце Родины. – Майкоп: Адыг. респ. кн. изд-во, 2001. – СС. 3-13 (на адыг. яз.)