В данной статье Ф. Хуако для рассмотрения этноса как терминологического понятия и возможностей его проявления на черкесском примере учитывается позиция имеющихся в науке точек зрения. Для этого анализируется личность и ее индивидуальность, на основании чего происходит выявление возможных путей воздействия на личность, что помогает представить и проиллюстрировать современную позицию в терминологических точках зрения.
Этнос, возможности, понятие, индивид, черкес.
In this article by F. Khuako, to consider ethnos as a terminological concept and the possibilities of its manifestation on the Circassian example, the position of the points of view existing in science is taken into account. For this, the personality and its individuality are analyzed, on the basis of which possible ways of influencing the personality are identified, which helps to present and illustrate the modern position in terminological points of view.
Ethnicity, opportunities, concept, individual, Circassian.
В интересах того или иного этнического устройства, являющегося элементом определенного, как местного, так и общего глобального, механизма, имеющиеся в его арсенале ментальные приоритеты социального мироустройства могут восприниматься однозначно. Их допустимо определять в качестве непосредственных взаимных регуляторов в конструкции, которая приобретает во вместительном механизме стержневую струю заряда либо корректирующие пояснительные гудки. В случае с попыткой выявления этно- социальных возможностей конструкции для индивида следует обратиться к стране как к существенному понятийному образцу интересующего нас механизма. И тогда, в первую очередь, надо обозначать с социально- хроникальной позиции имеющуюся структуру мироустройства страны, присущее ей положение в числе прочих аналогичных государств. И именно тогда может проявиться этнически насыщенная картина: какие именно этносы и как способны здесь к выживанию и адаптации, как те или иные нации могут наиболее продуктивно устроиться с собственным типом ментального мышления в различных местах пространного Кавказа, часто совсем не однородного по естественной среде.
Весьма объяснимо считает при рассмотрении внутри- кавказского взаимодействия большого (русского) и малых (коренных) этносов современный нам профессор этнографии Владимир Дмитриев. В хроникальной ситуации, когда вырабатываемые в подобных разнородных (как территориально, так и этнически) обстоятельствах взаимные отношения проявляются чрезмерно мощно, данный исследователь констатирует связное упрочение, которое, по его мнению, допускает три модели проявления отношений. «В первом – прямые связи подавляют обратные и «большая система» усиливает однородность, проникая на уровни ниже того, на котором она собственно и существует. Как правило, такой вариант взаимодействия энергетически сильно затратен. Во втором варианте малая система отделяется от большой, в третьем форсируется образование другой системы связей, в которой создаются их иные контуры, сохраняющие большую систему. Во всех трех случаях, составляющих варианты освободительного движения малых систем, их элементы несут особо сильные нагрузки, проходя испытания на то, к какому виду связей они наиболее чутки» [1, с. 268].
Черкесская нация, на примере которой мы намереваемся рассмотреть проблематику соседнего России этнического потенциала, как считает А. Осташко, «сформировалась на Северо-Западном Кавказе и распространилась вплоть до Ингушетии» [3]. В соответствии с наиболее устоявшимися логическими тезисами, социальная конструкция, отказывающаяся и не находящая сил для вырабатывания взаимных связных отношений с соседом, теряет какой-либо потенциал к развитию. Такая потеря способна обусловить утрату конструкционного бытия либо в состоянии ощутимо усложнить и прервать существование социально-политического механизма. И потому интересующую нас в качестве предмета рассмотрения черкесскую этническую конструкцию в ее обзорном формировании на общепланетарном пространстве можно считать актуальной тематикой.
Предполагается, по мнению того же А. Осташко, что «название – «черкесы» адыгам дали татары-золотоордынцы, и означает оно – «пресекающие путь», а ранее этот народ называли зихи и касоги» [3]. Однако некоторые компоненты двенадцати- племенного черкесского народа оказались изучены в исторических источниках несколько на разном уровне. Так, в частности, как свидетельствует в своих «Записках о Черкесии» адыгский просветитель XIX века Султан Хан-Гирей, относительно генезиса кабардинского племени (входящего в число адыгских (черкесских) племен), помимо народных сказаний, можно привести также документальные данные, истинности которых С. Хан-Гирей доверяет полностью: «Известный Станислав Богуш Сестренцевич в своем сочинении «История Таврии» говорит: «Три колена (казарские, или хозарские), из коих главное называлось хабарами, сделали заговор противу его (хакана, или когана, т.е. хана козарского) особы и против монархического правления; вскоре возгорелась междоусобная война. Вступили в бой; он (каган) был победителем, но владычество его померкло в земле, которую он имел в Европе, поелику множество колен, населявших ее, удалились: одни – в Азию, на долины, а другие – на равнины Кавказа, занимаемые и поныне их потомками, известными под именем кабардинцев, что значит горских кабар, или живущих поблизости гор» [4, с. 151].
Либо явную давность адыгской этнической биографии способен продемонстрировать также ее языково-речевой опыт. Имеет место быть наличие насыщенного согласными звуками (46) языка, который единогласно причисляется учеными к адыго-абхазской языковой семье. Данная группа включает еще абазинскую, абхазскую и убыхскую языковые конструкции. Имевший 84 согласных звука убыхский наиболее древний в группе и считается исчезнувшим, поскольку, по официальной версии, последний его носитель Тевфик Эсенч ушел на тот свет в Турции тридцать лет назад, в 1992 году. Однако некоторые исследователи поддерживают версию о присутствии редких современных носителей убыхского, преимущественно в Турции (куда убыхи отправились полторы сотни лет назад – сразу в период завоевания Россией Кавказа).
Если обратиться к современной понятийности более общего, этнического явления, сошлемся вновь на В. Дмитриева. Присущими этно- традиции он видит две сферы – фактически и духовную ментальность, и натуральную среду: «область устойчивого этнического сознания, состоящая из зоны самосознания (представлений, имеющих значение внутренних регуляторов поведения) и зоны установок межэтнического взаимодействия, и область объективированных явлений культуры, формирующая среду обитания» [1, с. 322]. Личность при том положении этно-социальной сферы, которое имело место быть на Кавказе в дореволюционный период, располагала «максимальными возможностями для выбора, какими мотивами руководствоваться в социальном поведении, эндогенными или экзогенными. Между тем именно проявление свободы выбора входит краеугольным камнем в концепцию личности, различия в подходах сводятся к пониманию личности как индивида выделяющегося поступками из общества (европейская традиция философии) или формирующего сложный внутренний духовный мир (восточная философская традиция)» [1, с. 268]. Опираясь при этом на традиционный диалектический тезис о том, что личностью является «индивид, достигающий максимума социализации и индивидуализации», профессор В.А. Дмитриев выводит свой понятийный канон: «личностью в этносе является человек, признающий этнические ценности своего народа, не нарушающий процесса трансмиссии этнических традиций, однако в социальном поведении способный к выбору между нормами собственного социума и «большого общества», между установками традиционной социо- нормативной культуры этноса и установками урбанистического общества. Так личность становится активным участником процессов адаптации меняющегося социального мира» [1, с. 268–269].
Нас столь подробно цитируемая нами позиция современного этнографа В.А. Дмитриева интересует в полной мере: она целиком соответствует нашим представлениям о терминологической и содержательной насыщенности вопроса, и потому нам остается только поблагодарить ученого за такую грамотно и обоснованно оформленную научную позицию. Причем вышецитируемый понятийный расклад современного этнографа в полной мере относится к социально- обусловленному менталитету черкесов. Это можно наглядно проследить на истории одной из адыгских фамильных линий (Идаровы), непосредственно причастных к крымскому соседу (напрямую интересующему сегодня всю Россию) и к отношениям с ним. В своем изложении судеб данной фамильной ветки мы опираемся на труд современного нальчикского историка Заурбека Кожева, подробно изучавшего родовые нитки черкесов. Так, в частности, анализируемая им кабардинская княжеская семья – Идаровы – считается происходящей от Инала Нэху (Нэф – адыг. Светлый), то есть здесь функционирует омоним, фактически близкий по значению к русскому названию княжеских фамилий – «сиятельный». Причем, в годы присутствия одного из представителей данной фамилии (по имени Кемиргоко) во властных кругах черкесской (в частности, ее кабардинской ветви) нации, имели место быть многочисленные наступления, идущие от мощных соседей Черкесии. Именно такая остро накаленная внешняя среда содействовала тому, для чего князь Кемиргоко Идаров пытался развивать (и порой успешно) взаимодействия черкесской Кабарды с московским государством. Однако автор работы подчеркивает в этом случае и такую сторону в княжеском восприятии межэтнического взаимодействия, как: тогдашний правитель Руси (Иван Грозный) – в роли мощного напарника на конкретном поле. Это поле есть пространство внутренних социальных конфликтов, каковые обрушились на княжеский клан Идаровых, начиная со дня их вступления в кабардинскую властную ветвь. Как отмечает З. Кожев, «Об этом красноречиво свидетельствуют русские летописи: «А которые черкасские князи к Темгрюку-князю были непослушны, и те, заслыша царское жалование к Темгрюку-князю, что царь и великий князь Темгрюка-князя пожаловал, дочерь его взял за себя, и они Темгрюку-князю учали быти послушны и дани ему учали давати и во всей учинилися в Темгрюкове княжой воле (курсив наш – З.К.)» [6: 10]. Последняя фраза не оставляет сомнений в том, что пщышхуэ (князь. – Ф.Х.) Кабарды рассматривал кабардино-русские отношения как важнейший ресурс укрепления своей личной власти в княжестве» [2, с. 142]. А в данном случае налицо явная справедливость приведенного в предыдущем абзаце определения В.А. Дмитриева, касающегося личности в этносе: признающей национальные ментальные каноны, но активной и способной своими поступками производить социальную адаптацию родного этноса. И потому обратимся далее в рассмотрении именно к индивидуально-личностной насыщенности интересующего нас как объекта этноса.
Максимально допустимо способен восприниматься в этническом комплексе индивид как представитель этнической культуры, в собственных образах мыслей и действий расположенный приближать этнос к реалиям, с опорой на имеющиеся в этническом багаже ментальные установки. В такой ситуации, как выражается В. Дмитриев, цитируя таких советских ученых, как С.А. Токарев и И.С. Королев, «концепция личности близка к той, которая существует при поиске «модальной» или «базовой личности» в этносе» [1, с. 270]. В этом случае, можно привести в качестве примера личностную активность уже упоминавшегося нами выше применительно к интеллектуальным работам по черкесам Султана Хан-Гирея, активного просветителя и политика в период начала XIX в. Именно он многочисленно и эффективно привлекает к себе научный интерес более поздних гуманитариев, выступая в роли основателя существенного числа узко адыгских объектов и предметов. Типаж таковых включает рассмотрение ученым того, что сегодня в гуманитарной науке обозначается как разнообразные конфигурации узких, местных менталитетов.
В интересах северокавказского (в том числе и адыгского) индивида натуральное пространство (природа, мироустройство, социум) выступают непосредственно сохраняющимся предками вековым механизмом. Именно такой процесс и прослеживает весьма иллюстративно в цитируемом труде Владимир Дмитриев, сопровождая свои теоретические тезисы примерами судеб реальных индивидов из черкесского бытия (к примеру, Е. Напсо, К. Боуса, А. Боуса, Ф. Напсо, Х. Тлифа, С. Сизо, А. Хунова, Д. Чачуха, Ш. Дауровой). Вышедшие из достойных адыгских семей представители своих родов сумели даже в тех непростых социальных условиях, которые предоставлял человеку прошлый век в стране, сделать внушительную карьеру и добиться успехов на своих поприщах. Данный аналитический подход в работе профессора завершается итоговым выводом о присутствии четкой категориальной пары, определяющей значимость индивида: это «активная роль в сохранении национальных традиций и преуспевании в «большом обществе» на основе использования большого гуманитарного потенциала» [1, с. 322]. Причем для интересующего нас в качестве активной личности на дореволюционном Кавказе Султана Хан-Гирея этническая ментальность есть отнюдь не сухо устоявшийся мрак. Это, напротив, мобильное развитие, в частности, прогресс, включающий нахождение собственного (пусть узкого, но своеобразия) путем противоположения собственного этноса прочим. В частности, этому способствуют присущие этнической группе конкретные этнические образы, многие из коих вырабатываются в этнокультуре с целью их представления инородным получателям.
На постоянно расширяющейся ниве этнической репрезентации также сегодня одновременно с общеизвестными рядовыми средствами массовой информации существенную значимость получают и онлайн инструменты. Представляемые в этническом отношении установки являют собой существенную долю мировоззрения этноса. Наличие таковых присуще особенно верхним уровням мышления. В ходе захвата публикационных территорий онлайн- продуктом, продуцируемым активным пользователем, увеличивается также и общая потребительская масса. Подобные публикации, располагаемые в общепланетарном Интернете, характеризуются информационной мобильностью, простотой доступа, мощной эмоциональной насыщенностью и способностью к моментальной реактивности. Таким путем более многочисленная этническая среда приступает к упрочению своего напора на малочисленную (адыгскую), именно так подстегивая усугубление возвратных реакций, которые могут становиться более мощными. И это потому, что имеющиеся в этнически специфичном менталитете установки заметно влияют на адаптивные стратегии и могут приоритетно подменять насильно навязываемые «большие нормативы».
Список литературы
1. Дмитриев В.А. Личность в социокультурном окружении // Северный Кавказ: человек в системе социокультурных связей. – Ч. 3 – СПб.: Петербургское востоковедение, 2004. – 364 с. – СС. 267-337
2. Кожев З.А. Происхождение и историческая судьба Кемиргоко Идарова // Проблемы сохранения черкесского фольклора, культуры и языка: материалы Международной научно-практической конференции памяти М.И. Мижаева / сост. М.М. Паштова. – Майкоп: ИП Паштов З.В., 2015. – 372 с. – СС. 141-153.
3. Осташко А. Черкесы и Крым // https://www.facebook.com/permalink.php?id=248633771877008&story_fbid=572421926164856
4. Хан-Гирей С. Записки о Черкесии. – Нальчик: «Эльбрус», 1978.