Синдром беспамятства

Так-то, уважаемые земляки… Именно такой вывод – стабильное  ощущение окружающего нас полного беспамятства – приходит мне, как рядовому жителю республики, в голову. В частности, возникает эта неотвратимость при попытке найти на страницах сайта общества «Мемориал» и его Книги памяти «Жертвы политического террора в СССР» (http://lists.memo.ru) имя прадеда, расстрелянного в лихие тридцатые годы. Вы спросите: «С чего такой пессимизм? Ведь существует в стране замечательное общество «Мемориал» с его благородной деятельностью по увековечиванию памяти безвинно репрессированных». Я отвечу: «Пессимизм неизбежен, потому что исключена эта организация и ее активность из общественной жизни нашей республики».

Указанный активный сайт содержит списки, включающие несколько сотен тысяч имен безвинно репрессированных – результат кропотливой, многолетней и, безусловно, плодотворной работы, за что и следует в первую очередь поблагодарить его инициаторов, давших реальным жертвам возможность не быть забытыми. Тогда только в течение двух лет (1937 – 1938) по политическим обвинениям было арестовано более 1 миллиона 700 тысяч человек и не менее 725 тысяч из них были расстреляны – в среднем государство ежедневно убивало тысячу своих граждан. И отчего у меня  такой болезненный интерес к этой кровавой тематике? А оттого, что эта кровь касается меня в буквальном смысле. Один из этих ушедших в никуда граждан – Хуако Якуб Инамукович – дед моего отца, а значит его пролитая кровь продолжает жить во мне.

Для документального подтверждения сказанного привожу фрагмент письма, полученного моим отцом в начале 90-х гг. прошлого века за подписью начальника подразделения УКГБ по Краснодарскому краю В.Е.Корогоды: «По решению тройки УНКВД по Краснодарскому краю от 27 декабря 1937 г. Хуако Якуб Инамукович приговорен к высшей мере наказания – расстрелу. Приговор приведен в исполнение 31 января 1938 г. в г.Майкопе». Как тебе кажется, уважаемый читатель, испытал мой отец, лишенный еще до своего рождения счастья иметь деда, какое-либо облегчение от уверений чиновника в посмертной реабилитации казненного (в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 16 января 1989 г. «О дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв репрессий»). Само название Указа впечатляет, не правда ли?

Вспоминая собственное детство могу только с ужасом пытаться поставить себя на место отца. Образованный и интеллигентный дед, сопровождающий детское взросление, его богатейший внутренний мир – это настоящий клад для растущего ребенка, действительно безмерно богатая сокровищница истинных ценностей. А тем более – дедушка Якуб, о котором отец говорит лишь со слов старших, но всегда с глубочайшим почитанием. Конечно, ведь далеко не каждый из верующих аула Пчегатлукай был аульским эфенди – религиозный статус, автоматически возносивший человека в современном ему социуме, среди воспринимавших его как лидера, уважавших и почитавших земляков. Таковых в населенных пунктах были единицы, и именно они оказались в рядах тех, кого «великая народная власть» сочла нужным в первую очередь исключить из числа живых.

И вот еще для большей объективности факты из «уголовной биографии» прадеда, приводимые работником КГБ: «До ареста работал в колхозе, в 1934 г. осуждался к двум годам лишения свободы за неуплату гособязательств, арестован органами НКВД 19 декабря 1937 г.». Вот такую «угрозу для общества» видит власть в этом человеке. Однако, как все-таки признает представитель органов, «он необоснованно обвинен в том, что якобы проводил среди населения контрреволюционную пропаганду, активно вовлекал жителей аула в магометанскую религию». И тут задумываешься о том, как же все-таки благополучна сегодняшняя реальность, когда подобная активная религиозная деятельность является не преступлением, а просто делом жизни многих уважаемых членов общества. Но это сегодня, а тогда…

И вот искреннее мнение по этому поводу, имеющееся на уже упоминавшемся сайте «Мемориала»: «Казалось бы после избавления от коммунистического режима у наших народов нет более важной задачи, чем разобраться в причинах и осознать масштабы постигшей нас катастрофы – не чумы, не морового поветрия, а гуманитарного бедствия, сотворенного собственными руками. Необходимым условием выполнения этой задачи является восстановление в полном объеме памяти о терроре, подробности которого десятилетиями скрывались и замалчивались. И, в частности, – увековечение памяти жертв» (http://lists.memo.ru). Трудно не согласиться.

И, действительно, общество «Мемориал» всерьез занимается подобного рода благородным увековечиванием. Здесь воспользуюсь случаем и многократно поблагодарю заведующую архивом «Мемориала» А.Г.Козлову, которая мгновенно отреагировала на запрос, чем подтвердила мои предположения о нашей региональной пассивности: «В нашей базе данных содержатся сведения и из картотеки МВД Адыгеи. К сожалению, эти сведения очень скудные, биографические справки практически отсутствуют, Книги памяти нет, есть только база данных по МВД республики, конечно, не полная». Для федерального архива такая ограниченность вполне объяснима. В такой громадной стране, как Россия, бесспорным является тот факт, что без энергичной деятельности региональных организаций в столь масштабной кампании не обойтись. Потому, фактически, и созданы региональные отделения «Мемориала», список которых высвечивается на одной из страниц сайта. Однако, сразу оговорюсь, приводимый список наглядно разделяет регионы страны на две категории – наличие отделений и их отсутствие, что ясно при первом взгляде на него: названия пассивных регионов слегка затемнены и недоступны для Интернет-посещения (при этом очевидно: Адыгея в числе последних).

Тем не менее активны соседние регионы – Краснодарский край и Кабардино-Балкария, у которых есть свои Книги памяти, в связи с чем им  остается лишь по-доброму позавидовать. Пример подобной достойной уважения активности – недавний Круглый стол Кубанского отделения общества, на котором было справедливо сказано: «В Краснодаре есть памятник чекистам и даже собачкам, а у сотен тысяч безвинно расстрелянных, высланных, раскулаченных нет даже мемориального знака» («Новая газета Кубани». – 2008. – № 22). Серьезные и непривычные для нас, жителей республики, рассуждения, не так ли? Какие там памятники жертвам – нам бы с их именами достоверно определиться.

Ну, думаю, может имя прадеда оказалось в составе их объемных (26 000) списков – все-таки соседи? Отнюдь. Причем в их указателях фамилий наших земляков гораздо меньше, чем в общем федеральном списке «Мемориала». Вот здесь в ходе поиска проявлю фамильный эгоизм: тех же представителей нашего рода у соседей – ни одного, на федеральном сайте – несколько, но тоже далеко не все. Верно и вполне объяснимо: если есть у нас своя национальная республика, почему не должно быть своей полноценной региональной Книги памяти жертв политических репрессий и соответствующего сайта, включающих информацию обо всех, безвинно погибших земляках? Или не было этого кровавого пласта в нашей многонациональной истории? Ну да, так ведь проще – не было и нет в Адыгее ни одного незаслуженно казненного представителя населяющих ее народов.

А, может, не было их – наших прадедов – вообще в природе? Тогда и нам здесь не место.

Опубл.:
Хуако Ф.Н. Синдром... // Сов. Адыгея. – 2009. – 5 февр.