ПРОЯВЛЕНИЯ АФОРИЗМА В АДЫГСКОМ И СЕВЕРОКАВКАЗСКОМ ГЕНДЕРЕ

Самобытное восприятие реалий сквозь афористическую лупу присуще отнюдь не всякому словотворцу. Оттого оно достаточно дорого, потому что являет собой средоточие ряда смешанных концептуальных черт, то есть фактически концепта в его объеме. Такой концепт способен научить получателя с новой стороны посмотреть на действительность, заставить его модифицировать имеющийся у него багаж дум и приоритетов. Если принимать на учет явную противоречивость концепта, озвучиваемого афоризмами, то изначально налицо его базируемость на «разрываемых связях» (т.н. дихотомии). Причем одна из деталей такого разрыва являет собой саму концептуальную черту, а в роли другой выступает ее оценка. 

Традиционно афоризмом (от греч. aphorisms – определение, краткое изречение) считается, по современному определению М.Л.Гаспарова, обобщенная мысль, выраженная в лаконичной художественно заостренной форме обычно с помощью антитезы, гиперболы, параллелизма и пр. [3, с. 12]. В преимущественном числе пособий афоризм обозначается в качестве немногословного яркого высказывания.   Причем поскольку обязательным компонентом базового для человечества концепта «человек» является гендер, т.е. его женская грань, то в нем (в гендере) можно независимо рассматривать свое афористическое своеобычие. Причем общественные и жанровые качества данной языковой единицы, имеющиеся в отечественной (общероссийской) литературе, в полном объеме присущи и литературам региональным. Они прослеживаются, порой художественно воспроизводятся в северокавказских произведениях, принадлежащих не только многовековому фольклору, но и сегодняшним рукописям.

Вообще классиком афоризма в прозе на мировом уровне считается Оскар Уайльд. К примеру, по мнению современного ученого Л.А.Долбуновой, «О. Уайльд является одним из тех, кто значительно повлиял на восприятие и формирование некоторых концептов англоязычной и мировой культуры. Его картина мира обогащена афористическим пониманием концептов» [4, с. 210]. Вышеприведенное в предыдущем абзаце определение афоризма отнюдь не раскрывает смыслового поля данного средства выразительности. В качестве логического дополнения здесь можно привести такое афористическое качество, как противоречивость, противопоставленность и выстраивание на антонимах. Этим фразам нужна антонимия, вследствие того, что они фактически воспроизводят двойственные, уже разделенные концептуальные грани. В том числе это относимо и к присущему гендеру концепту. Предпринимаемый некоторыми современными авторами (Л.А.Долбунова) анализ элемента «женщина» у американских писателей обнаруживает ряд нетрадиционных, своеобразных признаков и средств, не всегда привычно и ожидаемо оцениваемых автором. Причем исследователи приходят к выводам о том, что большее число содержащихся в концепте качеств обусловливает отрицательное отношение к предмету. Оно трактуется собственным, неравнодушным взглядом автора на описываемое лицо. Тем более, в случае, если объектом выступает прекрасный пол.

Вступление его представительниц в противоречивые отношения с социумом было с благодарностью воспринято как мировым, так и адыгским писательским кругом. К примеру, таковой можно назвать повесть второй половины прошлого века, представленную советским адыгским автором Аскером Евтыхом («У нас в ауле»). Фабула здесь достаточно стандартна для советских произведений, когда речь идет о реалиях аула, выстраивающего свою колхозную гармонию. Воспроизводятся здесь стремления и трудовые успехи колхозников, но есть и более личная судьба юной адыгейки, которая осмелилась ступить вразрез с патриархатом. Тем самым девушка  неосознанно вступает в парадоксальность собственных реалий, присуждая ее себе и распространяя ее вокруг. По мнению признанного советского энциклопедиста С.И.Ожегова, парадокс это «странное мнение, высказывание, расходящееся с общепринятыми мнениями, научными положениями, а также мнение противоречащее (иногда только на первый взгляд) здравому смыслу» [6, с. 397]. Такое «странное» мнение не приживается в ауле – в строгом сосредоточии традиционных мыслей и нравов. Причем такое противоречие в описаниях О.Уайльда относилось к представительницам конкретного (весьма узкого) диапазона – к высшей знати. А у А.Евтыха  девушка относится к числу рядовых граждан, как и требовалось в ходе правления рабочих и крестьян. «Отважная» героиня, зная, что аул ее не одобрит, оставляет не устраивающий ее дом мужа и, придя под отчую крышу, приступает к достойному бытию. При этом афористическая огранка гендерного компонента в этом случае позволяет перечислить целый ряд психолого-социальных и физических признаков. Это присущие носителю (женщине) экспрессивно-духовные качества, облик, расположенность женщин в меж- половых отношениях и т.д. В частности, в данном тексте афоризмы нацелены на то, чтобы проиллюстрировать следующее. Юная горянка оставляет дом мужа по собственной инициативе, хотя не может не знать, что этот поступок табуирован ее предками и обычно ведет к изгою. Сопровождающие ее афоризмы при этом иллюстрируют ее решимость. Таким образом, афористические проявления гендерного концепта нередко вступают в противовес с  установленной в данный момент в обществе сутью.

Одновременно афоризмы помогают авторам не только в экспрессии, но и в думах. Благодаря им авторам удается пронести через века  в определенных строках заметные и значимые философские мысли. В частности, уже в первой половине ХХ в. было у адыгского (или северокавказского, в целом) читателя перед глазами яркое воплощение ухода в прошлое. Это историческая проза Тембота Керашева (к примеру, повесть «Дочь шапсугов» (Майкоп, 1951)), которая содержала художественно переработанный писателем фольклорный ресурс. Или, например, в стремлении к выработке шаблонного и заданного мышления, каждая глава в дагестанской повести Ахмедхана Абу-Бакара «Даргинские девушки» (Махачкала, 1958) сопровождается афоризмом (или другого рода высказыванием), утверждающим норматив. Необходимость обращения к многовековым событиям и нравам можно объяснить тем, что хроникальность необходима для того, кто сегодня размышляет о завтрашнем мире. Именно так свидетельствует об истории современный адыгский автор Асланбек Псигусов (Нальчик), объясняя тем самым свою приверженность афоризмам в самостоятельном авторском сборнике таких высказываний «Клад знаний: о современности» (Нальчик, 2010): «история – потерянный след, который мы ищем в настоящем, чтобы построить дорогу в будущем» [7, с. 15].

При этом действующие главным образом в адыгском фольклоре (в эпосе «Нарты») женские персонажи оказывались прочно слиты с натуральной средой, элементами коей они фактически выступали. Преимущественное число устных адыгских сказов описывает события, текущие в прибрежной зоне р. Инджыдж, обожаемой героиней Асият и почитаемой ею в качестве живой подруги. Непосредственно на таком бреге девушка здесь входит в материнскую роль, давая миру гордость нации – силача Сосруко. Также иной женский персонаж эпоса  (Адиюх) рукой озаряет возвращающимся с ратного поля воинам мост, именно через Инджыдж. Аналогично и у более поздних, как адыгских, так и северокавказских авторов, убедительно представлена женщина рядом с природой в ее многочисленных и многоцветных гранях с такой зримой фольклорной огранкой. Адыгскому писателю наших дней А.Псигусову тоже посредством птичьих образов в собственных  афоризмах получается приукрасить семейные связи, их форму и конструкцию, достаточно натуральные и цельные: «Все говорят о золотых яйцах курочки-рябы, умалчивая о заслугах петуха. А курочка высиживает то, чем ее одарили. Так и в любой благополучной семье» [7, с. 184]; «Раньше всех на заре встает петух, потом только курочка-ряба, отсюда нетрудно догадаться, кто во дворе хозяин, где стоит курятник» [7, с. 171]; «Петух кукарекает, то есть кричит, а курочка-ряба ворчит – это ли не образец достойного поведения мужа и жены» [7, с. 171].

Априори афоризм предполагает существенный воспитательный потенциал, провозглашающийся предыдущим поколением к потомкам. Аналогично и речи старца у автора первой половины прошлого века Хабиба Теучежа пропитаны педагогически эффективными афористическими высказываниями.. Они содержат достаточно активную в назидательном отношении суть, требуемую в этих строках для детской литературы. К примеру, афоризм, стимулирующий ребенка к познанию, выглядит так: «ЦIыф упчIалэу шIэрнэрым иакъылы хахъо фешIы» («Задающий вопросы постоянно умнеет» – Ф.Х.). Воспитывает не менее интенсивно и афоризм А.Псигусова сегодня. Так, своими репликами автор обобщает совестливость как весьма емкую категорию: «Совесть – это когда стыд терзает, как пес, твое сознание, изобличая в неблагородном поступке» [7, с. 14] или «Без совести трудно, а с совестью еще труднее на рынке жизни» [7, с. 136]. Писатель тем самым по мере сил определяет границы ее действий («Совесть ищет оправдание, сжигая мост стыда» [7, с. 17] либо «На зов души сперва отзывается разум, а потом совесть, адвокатом которой является стыд» [7, с. 177]). Автор выражает мыслимый итог ее действенности, не всегда гарантируемой и контролируемой: «Когда совесть сжигает стыд, на трон жизни взбирается бесчестие» [7, с. 43], «Имей стыд и совесть, и плод их, называемый честью, даст тебе право носить великое звание «Человек» [7, с. 124].

Преимущественное число фраз такого типа содействуют писателю в создании четкого впечатления о яркой сочности речи, об образе мыслей, об обязательной мудрости кавказских представителей. В частности, добросердечные контакты, присущие кругу молодых девушек, символизирует такой эпиграф к главе: «Если есть у тебя друг – навещай его почаще, чтоб ведущая к его сакле тропа не заросла травой» [8, с. 26]. Он успешно настраивает и мечущихся героинь, и читательниц на мысль о подруге, и даже может подтолкнуть получательницу к той или иной продуктивной мысли – к мгновенному звонку или к срочному визиту, доброму и сердечному. Кроме того, у исторгающих афоризмы авторов имеется много средств высказывания человеческого в человеке: «Дэгъоу уеджэмэ – ари лIыгъэ, Iэдэб пхэлъмэ – лIыгъэ дэд, удэIоныр – ар цIыфыгъэ, лIыгъэ шэнмэ зэу афэд» («Если учишься хорошо – и это мужество, если ты воспитан – это большое мужество, если послушен – это человечность, один из признаков мужества». – Ф.Х.). Изложения у анализируемых авторов соответствуют избираемыми ими стилям, но наличие в текстах афоризмов придает им лирическую вольность, которая позволяет конкретную жанровую череду. Это ряд: «от поэтически окрашенных – притч (зарисовок, легенд, сказок, преданий, загадок) до строк с явно выраженным оттенком авторской индивидуальности – дневниковых записей и строк из личных писем» [8, с. 51]. В целом, в плане воспитательного потенциала, такие произведения весьма насыщены. На протяжении всего повествования у Х.Теучежа сохраняется – в случае монолога дедушки – поучительно-назидательная тональность, несущая позитивно-доброжелательный, теплый оттенок при обращении к внуку; либо – в случае монолога внука – тональность вопросительно-уважительная, исключительно обязательная при обращении младшего к старшему.

Однако если вернуться к гендерной тематике, то достойно насыщена в этом отношении монологическая речь бабушки Залму у другого дагестанского автора второй половины прошлого века Фазу Алиевой («Свой почерк») (М., 1988). Блестя  афоризмами, она являет собой багаж национальной смекалки и этно- гордости, житейской адапттированности и событийной приспособленности. К примеру, мудрая женщина, готовя к уходу свою наследницу, – девушку молодую – не забывает приказать трудолюбие: «Трудись, доченька, трудись. На ишака, что смиренно тащит свою ношу, кладут еще и мешок строптивого ленивца…» [2, с. 14]. Либо негатив по отношению  к женщине есть и в кадре, в котором мать планирует организовать свадьбу младшей дочери в обгон старшей, что строго запрещено горским адатом. Здесь, в ответ на возмущения родственницы, мать явно утрирует, афористично говоря об облегчении осла, стремящегося скинуть со спины мешок, воплощаемый для горца в лике дочери. Она лишь тягость для семьи и должна быть побыстрее куда-либо пристроена. Такой кавказский предрассудок, ценящий сына и пугающийся дочери, порождает явную социальную дискриминацию по отношению к слабому полу и еще не изжит в сегодняшних семьях. У А.Псигусова гендерный афоризм вообще является явным средоточием авторской мысли, инструментом неизменно сопровождающим повествование его многотомных романов, что мы уверенно прослеживаем в своей монографии «Царское дело…» (Германия, 2012). Благодаря средоточию авторской думы – афоризму – можно представить авторское суждение о месте женщины в социуме, присущее А.Псигусову: «Цену роскошной жизни знает не жена, а любовница, а цену любовницы знает только ее любовник» [7, с. 40]. Тем самым, суть присущего гендеру концепта проявляется в ракурсе разносторонней созвучности в афоризмах и присущих им центральных ключах. По сути, сияющие афоризмами тексты решительно и упорно оберегают тот позитив, который имеется (либо обязан иметься) в индивиде. Как говорит об этом Р.Гамзатов, «Писатель не должен замечать, что он «говорит» афоризмами или тем более вымучивает их. Трудно полюбить поэта, который строит свои стихи на каком-нибудь одном афоризме или яркой пословице. Мысли и чувства должны вести за собой афоризмы, а не наоборот». Так оно и происходит в данном случае. Например, рисуя обобщенный образ человека, любящего поговорить, автор тонко подмечает: «Болтун – это не завязанный мешок проса» [8, с. 4]. И поскольку афоризм должен выступать духовно-ценностным фокусом всего того, что он предваряет как эпиграф, то произносимое таким путем накладывает на соответствующих героев определенную, не только событийную, но и духовно-нравственную ответственность.

Список использованной литературы

1.  Абу-Бакар А. Даргинские девушки. Чегери. Снежные люди. Браслет с камни ми: Повести. – М., 1971. – 480 с.

2.   Алиева Ф. Свой почерк: Повесть и рассказы / Ф.Алиева. – М.: Сов. Россия, 1990. – 152 с.

3.   Гаспаров М.Л. Записи и выписи / М.Л.Гаспаров // Независимая газ. – НГ-ЕХ LIBRIS. – 2018. – 19 июля.

4.  Долбунова Л.А. Концепт «женщина» в афористической картине мира О.Уайльда / Л.А.Долбунова // Лингвистические и экстралингвистические проблемы коммуникации. Теоретические и прикладные аспекты: Межвузовский сборник научных трудов. – Выпуск 4. – Саранск, 2005. – 237 с. – С. 209-216.

5.      Капиев Э. Поэт / Э.Капиев. – М.: Сов. Россия, 1976. – 285 с.

6.   Ожегов С.И. Толковый словарь русского языка / С.И.Ожегов. – М.: Русский язык, 1988. – 20-е изд. –  748 с.

7.      Псигусов А.Х. Клад знаний: о современности / А.Х.Псигусов. – Т. IV. – Нальчик: ГП КБР «Республиканский полиграфкомбинат им. Революции 1905 г.», 2010. – 35,7 п.л. 

8.   Хуако Ф.Н. Двадцатый век: эпоха и ее художественное отражение в северокавказской лирической повести / Ф.Н.Хуако. – Майкоп: изд-во МГТУ, 2005. – 270 с.

9. Хуако Ф.Н. Хабиб Теучеж / Ф.Н.Хуако // История адыгейской литературы в 3-х тт. – Т. 3. – Майкоп: Адыг. республ. кн. изд-во, 2006. – С. 264-283.

Опубл.: Хуако Ф.Н. Проявления афоризма в адыгском и северокавказском гендере // Язык и литература в образовательном и культурном пространстве Юга России и Кавказа: Мат-лы Международной научно-практической конференции. – Грозный: ЧГПУ, 2018. – С. 227-230