This article is due to the premiere of the play in the Adyghe language «Shyu Maf» (= «Rider of Light»), which took place on the Maykop stage on the twentieth of March this year. In this case, the theater troupe of the National Theater of the Republic of Adygea staged the play of the same name by the Adyghe author of our time Timur Derbe. Based on today's reliable facts from the biography of the named creative figure, the author of the article draws parallels and reveals some patterns of the artistic work that took place. The pivotal one of them in the article is the historical reference of a work of art based on the archival facts of the Bromberg Trial, which took place in January 1850 in Prussia over a group of Circassian horsemen, little known to today's reader. This helps the author of the article to talk about some of the trends of historicism in modern Adyghe prose.
Ключевые слова: литература, адыг (черкес), драматургия, Тимур Дербе, тенденция историзма
Key words: literature, Adyghe (Circassian), dramaturgy, Timur Derbe, trend of historicism
Состоявшаяся в двадцатых числах марта текущего года театральная постановка пьесы Тимура Дербе «Шыу Маф» (= «Всадник света») была приурочена к столетнему юбилею государственности в нашей республике. Однако придание историческим фактам художественных образов и символов весьма удалось автору пьесы, имеющему собственный опыт как поэтической, так и прозаической строки. Если оглянуться на адыгскую национальную литературу в целом, воспроизведение дореволюционных событий, присущих адыгской хронике, отнюдь не ново в этой сфере. Причем параллельно с этим была заметна в произведениях правдивость в профессиональном сочетании с экспрессией. Непосредственно в первой половине ХХ века, уже в начальные десятилетия так называемой младописьменной литературы, присутствовала здесь такая черта. Своеобразное выразительное олицетворение тенденции погружения в столетия являет собой историческая повесть классического аксакала Тембота Керашева «Дочь шапсугов» (1951). Историзм 80-х гг. ХХ в. в адыгской литературе уже было допустимо систематизировать групповым образом. Это связано с тем, что мировоззрения и понимания пишущих авторов весьма разнообразны, высказывания и формулировки их отнюдь не стандартны, и потому групповые критерии мы тоже можем варьировать.
Историзм нового века, присущий адыгской прозе, мы классифицируем в одной из статей 2019 года («Историзм адыгской прозы с его градацией и отображением в науке») на конференции «Стратегии устойчивого развития мировой науки», проведенной Eurasian Scientific Association (ЕНО). Это была статья, посвященная сегодняшним адыгским романистам. Но критерии и компоненты данной классификации можно в полной мере отнести и к менее объемным жанрам, в частности, к интересующей нас сегодня пьесе. Что мы и делаем, расширяя границы такой группировки:
1. Первая группа исторических прозаиков сосредоточена на остром трагизме лившейся крови и потерях живших поколений адыгов (И.Машбаш, А.Евтых), сюда же относим и Т. Дербе с его историчностью в драме.
2. Вторая категория исторических прозаиков больше обращена к душе и думам индивида (Х.Ашинов, П.Кошубаев, С.Панеш).
3. Третья группа адыгских прозаиков больше обращена к абстрактным и аналитическим размышлениям, то есть к философии на грани мифопоэтики (Н.Куек, К.Шаззо, Ю.Чуяко и др.).
Существенное число адыгских словотворцев при этом сосредоточилось на реально прошедшем, пишущие обратились к событийному историзму. На данном поле к продуктивно творящему клану северокавказские ученые относят, помимо Т. Дербе, еще целый ряд действующих поэтов (Ш.Куева, М.Тлехаса, М.Меджашева и др.) и, к тому же, лириков более раннего поколения (Р.Паранук, К.Кесебежев, Н.Хунагова, Р.Махош, С.Халиш, X.Панеш и т.д.). Так, в частности, Тимур Дербе выпускается в качестве поэта с 1989 в газете «Адыгэ макъ». Он – автор целого ряда поэтических сборников: «Небо любви» (Белореченск, 1993), «Тайны сердца» (Майкоп, 1995), «Мир ребенка» (Майкоп, 1995), «В ожидании дождя» (Майкоп, 1997), «Я адыг» (Майкоп, 1998). Также была подготовлена и издана книга очерков «Бессмертен сын народа» (Майкоп, 1999). Будучи членом Союза российских писателей с 1997 года Тимур Дербе, являясь и главным редактором «Адыгэ макъ», признается в том, что эта профессиональная сфера требует много часов и энергии, в связи с чем с недавних пор ему удается выпускать гораздо меньше продукта художественного. Однако лирику свою он убежденно не оставляет. Она есть источник, постоянно питающий его в современных реалиях, что автор подтверждает в одном из своих интервью («В семье нужно говорить на родном языке»): «Если тяжело на душе, я сажусь за стол, пишу о том, что завладело моими мыслями, и встаю из-за стола совсем другим человеком. Я не знаю как это объяснить, видимо, во мне заложено желание писать стихи, я не смогу от этого отказаться и думаю, что не стоит» (https://maikop.bezformata.com/listnews/nuzhno-govorit-na-rodnom-yazike/68041549/).
Однако происходившая на протяжении последних десятилетий прошлого века социальная перестройка сказалась для адыгских писателей на следующем. Отмечаются нами в первую очередь нужда в факте и новоприобретенная уже в новом веке (после перестройки) некоторая вольность размышлений. Такая совокупность дала возможность черкесским писателям повествовать о многом, произошедшем с родной нацией в истории, но мало освещенном прежде. В данном случае происходящее в пьесе и на сцене отправляет получателя в первые годы пятидесятых годов XIX века (осень, зима 1850 г.), в немецкий город Бромберг.
Избранная автором пьесы Тимуром Дербе при этом семейно-историческая тематика есть фактически художественная презентация для современного зрителя состоявшихся в судьбе адыгов европейских событий, вылившихся в Бромбергский процесс. А действующие перед зрителем на сцене герои являют собой очевидную персональную искренность, которая заметно очерчивает психологию некоторых наших предков, а также выстраивает успешное поле для прослеживания психологии нации. Как свидетельствовал по этому поводу зимой текущего года в «Советской Адыгее» исполняющий обязанности художественного руководителя Национального театра Аслан Хакуй, «Сегодня большое внимание уделяется истории, познакомить с этим событием широкую публику весьма актуально» [1: 4]. Одновременно относительно семейной тематики имеет место быть твердая закономерность почти непременного ее наличия у любого работающего в наши дни адыгского поэта (как старшего (Н. Гиш, З. Бзасежев, С. Гутова), так и молодого (И. Шеуджен, Ш. Куев, С. Хунагова и др.) поколения). Так, в частности, и у интересующего нас сегодня Тимура Дербе. Но при этом его рассматриваемое произведение базируется и на документальных сведениях. Они выведены автором с опорой на исследованные им самим исторические факты, хранящиеся в архивах. Как передает мнение самого автора в презентационной заметке в «Адыгэ макъ» Алена Смагина, «Импульсом стала информация о суде в немецком Бромберге над группой черкесов, которые в составе российской армии участвовали в военных действиях. В частности, внимательно изучены документы, найденные доктором Батурай Езбеком (Едыдж) в германских архивах» [2: 2].
Тем самым внимание творческого слога к индивиду, внутренний мир личности и его воспроизведение писателями, присущие второй половине прошлого века как в российской, так и в кавказской прозе, все равно не успокаивали авторскую мысль неким пренебрежением факта. Творческое осмысление ценности истинного факта, пережитого собственным этносом, твердо случилось уже посредством произведений таких адыгских классиков-прозаиков, как А.Евтых, И.Машбаш, С.Панеш, Н.Куек, Ю.Чуяко, А. Псигусов и другие. Именно подобную осмысленную отнесенность и продолжает Тимур Дербе в рассматриваемой пьесе.
Стержневым материалом для представленной инсценировки выступает известный в истории факт. Это хронология того, каким образом несколько адыгских всадников решились оставить свое место военной службы. Будучи рядовыми тогдашнего подразделения на Кавказе, в частности, конкретного русского конно-горского дивизиона (Скирнивица, округ Ловиц), они считают себя условными пленниками задержавшегося в Польше русского командования. Расстроенные этим, они высказывают свое недовольство текущей службой еще в зачине: «Без солода (сусла) буза бродит. Мы тоже забродили в этой Польше. Долго ли нам тут еще слоняться без дела? Я думаю, что пришла пора нас отпустить» (Русскоязычный вариант рукописи. – Ф.Х.).
Молодые люди таким образом, заметно и громко поспорив в начале, отважились на нарушение порядка («Мы их пленники что ли, чтобы они нас отпустили? Мы добровольно воюем вместе с ними, захотим, тотчас же и уйдем!»). Избрав в вышеприведенных обсуждениях единственным спасением такой решительный шаг, черкесские всадники в составе десяти соратников своим ходом нарушили государственную польско-русскую границу. Бросившись в ожидаемую на границе схватку с вооруженными пограничниками, черкесы вступают на иностранные земли (польская граница с Пруссией). Вследствие этого лишь пятеро из них выживают в детально описываемом автором и ярко изображенном на сцене бою, – в кадре, редко применяемом в драматургии и в сценарном искусстве. И читатель, и зритель в этой сцене оказываются невольными свидетелями как летающих сабель, так и разгоряченных всадников, яростно бросающихся друг на друга либо обессилено падающих под взмахом противника.
Тем самым, ввиду такого нарушения закона вооруженные виновники оказываются обвиняемыми в ходе судебного дела, происходящего в немецком городе Бромберг. Как известно по медийным сведениям, в этом населенном пункте 20 января 1850 года состоялось судебное заседание по делу таких черкесов, оставивших не удовлетворившую их службу в плохо организованной русской армии, а также пересекающих границу для вхождения в Пруссию для зачисления в ее армию. Символичным примером в этом событийном отношении выступает подробное описание автором как предшествующих, так и текущих январских кадров судебного процесса. Оно знакомит нас и с воспоминаниями, и с бытийными рассуждениями, и с жизненными эпизодами персонажей. Фактически данное заседание есть реальная хроника, выступившая для западного мира предыдущих столетий оригинальным «уроком о черкесах» (термин – Т. Дербе). Как отмечает сам автор пьесы в своей ремарке к ее заголовку, данный хроникальный момент оказался знаком обширной публике благодаря ученому нашего времени Батраю Едиджи. Исследователь обнаружил бромбергские исторические факты в скрытых от масс архивах, вследствие чего они в первый раз оказались представлены на печатных полосах региональной «Адыгэ макъ» в 2011 г.
Тем самым и в целом, благодаря такому художественному опыту наших словотворцев, основанному на факте истории, явилась более насыщенной и вольной в ее разнообразии тематическая шкала адыгской прозы конца прошлого – начала нынешнего веков. Оказавшаяся в этот период тактика уже мало ограниченного поиска информации и соответствующего словотворчества сопровождалась, а также условно подкреплялась некоторыми перестроечными и более поздними наплывами. Вот что говорит о данной модификации адыгского словесного творчества нового века профессор Р. Мамий: «В лице некоторых молодых, но уже опытных поэтов она (литература. – Ф.Х.) обретала и авангардистские черты» [3: 326].
Или – иные черно-белые сравнения, неоднажды выделявшиеся адыгским мэтром литературоведения Казбеком Шаззо в строках появляющейся у адыгов недавней лирики, которые мы варьируем так: 1) мысль о частых недостатках индивида (у Саиды Хунаговой) – рядом с идеей веры в личность (у Разиет Ачмиз-Кумук); 2) распространенная веками нота одиночества (у Саиды Хунаговой, Тимура Дербе) – рядом с позитивом поиска человека (у Саният Гутовой). Одновременно с наступлением нового тысячелетия такой личностно-окрашенный колорит преобразуется порой оттенком оглядки на нацию (Саният Гутова, Фатима Мамрукова, Нуриет Хунагова).
Как признается по этому поводу анализируемый нами Тимур Дербе, обсуждая тематическую стезю словесного творчества в медиа- среде, «А темы для статей нам жизнь диктует ежедневно. Их не надо искать, находить. Они рождаются и умирают, нам просто нужно их заметить и переработать, извлекая из разных ситуаций правильные, морально этические и нравственные стороны, настраивая наших читателей на добро и созидание» ((https://maikop.bezformata.com/listnews/nuzhno-govorit-na-rodnom-yazike/68041549/)). Именно подобное авторское суждение о продуцировании разнообразного на тематику медиа- текста можно в полной мере причислить и к написанной Тимуром Дербе сегодня художественной пьесе. Поделимся здесь в таком случае подробностями авторского воспоминания, рисующего непосредственный творческий процесс: «Тема вынашивалась несколько лет, возникла она в процессе изучения истории Адыгеи, культуры, традиций, обычаев нашего народа. Я перечитал много архивных документов, научно-исторической и художественной литературы, публицистического материала. Со временем у меня в уме сложилась картина и сюжет будущего произведения. И тут, как что-то меня подтолкнуло, творческий процесс не просто пробудился, его невозможно было остановить. Я писал и днем, и ночью – на одном дыхании за месяц закончил пьесу» [2: 2].
Продолжая высказанную им же прежде в адрес медиа- специалистов словотворческую обязанность, Тимур Дербе строг и решителен. Он убежден: работники слова способны и должны улавливать ритм эпохи, выступая при этом ответственными персонами. Именно здесь любой словотворец способен произвести текст, приближенный к получателю, что и делает сам автор в своей пьесе. Для нее, при всей объемности ряда участников тогдашних хроник, центральным персонажем драматург предпочел одного Шумафа, воплощающего собой характер воюющего тогда черкеса. Подобный яркий персонаж, восседающий на крылатом коне и отважно летящий в своем хабзэ- благородстве воспроизведен в целом ряде адыгских текстов (как художественных, так и научно-публицистических). При этом посредством такого яркого персонажа автору, как и задумывалось, удается реально продемонстрировать родную нацию. И вот как он сам видит собственный замысел и делится этим в цитируемой нами публикации А. Смагиной из «Адыгэ макъ»: «Здесь с помощью художественного вымысла я стремился показать душевные метания Шумафа – воина, рожденного для сражений и побед. Всё резко меняется, когда молодой человек влюбляется и становится перед выбором: что победит – любовь или воинственность. По замыслу пьесы, принять решение помогают и его погибшие друзья, которые с советами приходят во сне и подталкивают героя к новому пути, новому созидательному этапу» [2: 2]. Уже непосредственно в процессе заседания на суде немецкий прокурор (отец его возлюбленной) искренне изумляется очевидной порядочности Шумафа, которую последний доказывает постоянно по ходу действия и свидетелем которой неизменно приходится становиться читателю-зрителю. Это помогает строгому отцу поменять позицию своего неприятия в отношении будущего зятя и взглянуть на него несколько иначе.
Тимур Дербе в этом случае принимает на себя достаточно серьезные и актуальные обязанности планетарного уровня, дарующие адыгской нации некий презентационный эффект: «У многих народов при упоминании о черкесах возникают аллюзии, связанные с воинственностью, жестокостью. Нам хотелось напомнить современному зрителю истинное назначение черкеса-воина, черкеса-всадника – это, прежде всего, защитник, человек чести и слова, который никогда не предаст, готовый пожертвовать жизнью, отстаивая правду, защищая свою родину, семью» [2: 2]. «Это спектакль о том, какими были наши предки и как они отстаивали свою честь. При этом всегда хотели принести в мир свет и добро» [1: 3], – утверждает автор. Подтвердим здесь (находясь под впечатлением от премьеры), успешное осуществление авторского замысла, явившее собой вполне закономерные события – зажигательный спектакль в Майкопе и притягивающие строки книжных сборников Тимура Дербе.
Литература
1. Национальный театр готовит премьеру спектакля по пьесе, основанной на реальных событиях // Советская Адыгея. – 2022. – 17 февраля.
2. Смагина А. Всадник счастья («Шыу маф») // Адыгэ макъ. – 2022. – 2022. – 1 марта.
3. История адыгейской литературы. – Т. 3. – Майкоп: Полиграфиздат «Адыгея», 2006.