Говоря о повести «Мой Дагестан» (1968) Р.Гамзатова, Р.Бикмухаметов отмечает: «Литература поднимается на новый этап, в чем-то всегда отрицающий предшествующий» (1, С. 8). Однако, признавая несомненные жанровые и стилевые достоинства повести, критик сокрушается: «Правда, он все еще никак не может отрезать пуповину, связывающую его с фольклором» (1, С. 9). Нотки сожаления, столь явственно просматривающиеся в приведенной цитате, вызывают некоторое недоумение. Остается неясным, на основании каких именно фактов исследователь вообще приходит к выводу о стремлении национального поэта разорвать связи с фольклором. На наш взгляд,
напротив, неподдельное восхищение и искреннее упоение народной мудростью, выражаемые автором в каждой строке, постоянно подчеркиваемая им зависимость его собственного слова от слова народного доказывают следующее. Все это не оставляет никаких сомнений в стремлении писателя явственно отобразить и с гордостью констатировать именно фольклорные корни своего творчества, что никоим образом не является каким-либо недостатком творческого слога национального писателя. В качестве доказательства этого авторского влечения можно привести его мысли, касающиеся костюма национального и костюма европейского. Писатель с горечью говорит о том, что национальная одежда исчезает и даже практически исчезла и, обобщая, подходит к осуждающе скорбной мысли о том, что таким же именно образом у некоторых поэтов в стихах исчезает национальная форма. И именно это остается актуальным и на сегодняшний день. Автор выразительно и с достоинством подчеркивает: «Я тоже хожу в европейском костюме, тоже не ношу черкеску отца. Но одевать свои стихи в безликий костюм не собираюсь. Я хочу, чтобы мои стихи носили нашу, дагестанскую национальную форму» (2, С. 39). Это только одна из конспективных и насыщенных формул единства традиций и новаторства, которыми столь богат «Мой Дагестан». А живым и ярким воплощением этого единства является сама книга, в которой традиционная восточная «вязь» прозы и поэзии радикально обновлена современными средствами художественного и публицистического языка, а другие истины народной мудрости подвергаются проверке опытом современной науки. Вообще в национальную поэзию мотив художественного творчества, как отмечают исследователи (М.Пархоменко), входил вместе с появлением национальных литератур. Стихи о поэте и поэзии, о песне, о языке рождались в каждой национальной литературе почти одновременно с первыми стихами о новой жизни. Но обращение прозаиков к ней оказалось явлением новым в развитии младописьменных литератур.
напротив, неподдельное восхищение и искреннее упоение народной мудростью, выражаемые автором в каждой строке, постоянно подчеркиваемая им зависимость его собственного слова от слова народного доказывают следующее. Все это не оставляет никаких сомнений в стремлении писателя явственно отобразить и с гордостью констатировать именно фольклорные корни своего творчества, что никоим образом не является каким-либо недостатком творческого слога национального писателя. В качестве доказательства этого авторского влечения можно привести его мысли, касающиеся костюма национального и костюма европейского. Писатель с горечью говорит о том, что национальная одежда исчезает и даже практически исчезла и, обобщая, подходит к осуждающе скорбной мысли о том, что таким же именно образом у некоторых поэтов в стихах исчезает национальная форма. И именно это остается актуальным и на сегодняшний день. Автор выразительно и с достоинством подчеркивает: «Я тоже хожу в европейском костюме, тоже не ношу черкеску отца. Но одевать свои стихи в безликий костюм не собираюсь. Я хочу, чтобы мои стихи носили нашу, дагестанскую национальную форму» (2, С. 39). Это только одна из конспективных и насыщенных формул единства традиций и новаторства, которыми столь богат «Мой Дагестан». А живым и ярким воплощением этого единства является сама книга, в которой традиционная восточная «вязь» прозы и поэзии радикально обновлена современными средствами художественного и публицистического языка, а другие истины народной мудрости подвергаются проверке опытом современной науки. Вообще в национальную поэзию мотив художественного творчества, как отмечают исследователи (М.Пархоменко), входил вместе с появлением национальных литератур. Стихи о поэте и поэзии, о песне, о языке рождались в каждой национальной литературе почти одновременно с первыми стихами о новой жизни. Но обращение прозаиков к ней оказалось явлением новым в развитии младописьменных литератур.
Противопоставляя одну народную мудрость другой, приводя все поэтично сформулированные аргументы «за» и «против», писатель в качестве лейтмотивной проводит мысль о том, что истина – в фольклоре, в народных истоках и традициях: «Пожалуй, в конце концов, самому тонкому цивилизованному напитку я предпочел бы ледяную хрустальную струю простого родника». И далее: «Культура, цивилизация, тонкости профессии – дело наживное. ‹…› в то время как чувство национального, народного дано человеку от рождения» (2, С. 158). Предметом же горячего авторского обсуждения выступают факторы и элементы – нити, совокупность и взаимообусловленность которых образует органично вытканное полотно творческого процесса. Таковыми в повести выступают думы творческой личности о замысле, форме, языке, теме, жанре, стиле, таланте и труде, о творческих исканиях и сомнениях, о правде и мужестве в жизни и творчестве.
«Мой Дагестан» Р.Гамзатова можно считать художественно обобщенным, выразительно сформулированным и поэтически изложенным кодексом чести народа и, в частности, самого поэта; системой правил, максимально приближенной к действительному творческому процессу и учитывающей его возможные дефекты, изъяны и недочеты. И, обобщая, заметим, что своим появлением «Мой Дагестан» зримо упрочил позиции лирической повести, придал добавочный импульс созданию подобных, столь своеобычных произведений.
Использованная литература:
1. Бикмухаметов Р. Роман и литературный процесс // Вопр. лит. – 1971. – № 9.
2. Гамзатов Р. Мой Дагестан: Повесть. – М., 1968.
Хуако Ф.Н. "Кодекс ... // Языковые и культурные контакты различных народов: Международная научно-практическая конференция. – Пенза, 2007. – С. 348-350.