Уже при первоначальном знакомстве с рассказом писателя из Чеченской Республики Сулимана Мусаева «Поездка» у читателя возникает твердое и неизменное на протяжении всего повествования ощущение достоверности описываемого. Автор, будучи сам уроженцем и свидетелем всего происходящего на родной земле, ни разу не отклоняется от этого принципа, даруя постороннему читателю чувство собственной причастности к событиям; тогда как доступ к таковым последний фактически имеет лишь с подачи центрального телевидения, угодная государству версия которого, несомненно, ограничивает его в многомерности подачи. Это ощущение достоверности возникает уже с первых абзацев рассказа, когда читатель (в первую очередь, земляк автора) непосредственно в
манере послушно поливать мужу руки и робко, выжидательно говорить с ним узнает свою соотечественницу горянку, а в манере снисходительно, нехотя отвечать настойчивой жене – такого знакомого горца.
манере послушно поливать мужу руки и робко, выжидательно говорить с ним узнает свою соотечественницу горянку, а в манере снисходительно, нехотя отвечать настойчивой жене – такого знакомого горца.
В дальнейшем с опорой на этот сразу сформировавшийся эффект узнавания читатель, уже доверяя автору, внимательно вдумывается во все происходящее, проникается им, словно оказываясь на тех же подвергаемых жестокому обстрелу горных дорогах, рядом с героями рассказа Забу и Русланом. И потому высказываемое автором уже в следующем абзаце недоумение, испытываемое им по поводу неутихающей канонады с автоматными и пулеметными очередями в пункте, где нет и не может быть боевиков, читатель в полном объеме разделяет с рассказчиком, пытающимся робко объяснить тактику военных желанием «устрашить гражданское население» либо «стрельбой отогнать свой страх» (1; С. 4). Согласитесь, коробит? Подобную логику развития событий в аналогичной мотивации никогда не изложит российский федеральный канал в своих новостях, и потому, повторюсь, – такой взгляд на происходящее весьма непривычен, но ценен для нас – посторонних потребителей информации, привыкших лишь к официальной, порой односторонней версии.
Поистине весь ужас происходящего во время необоснованной бомбежки подтверждается уже во время ее описания при изображении стоящего на столе пламени – по сути, обычного воплощения размеренности бытия, – но сейчас, находясь под обстрелом, со страхом дрожащего и порождающего зловеще пляшущие тени. Огонь в очаге, традиционно являющий собой олицетворение мира, в рисуемых автором военных условиях выглядит кардинально иначе, с точностью до наоборот, мрачно, угрюмо и безнадежно, как, впрочем, и все остальные элементы происходящего, на которых строится дальнейший сюжет.
Действительно, мечтающая в условиях войны обезопасить и увидеть собственных детей мать не имеет возможности сделать это спокойно, сразу и без опаски. Она вынуждена рисковать своей жизнью, чтобы преодолеть постоянно находящиеся в экстремальных условиях дороги, когда добраться из одного населенного пункта в другой без риска для жизни практически невозможно. И вот родители Забу и Руслан все-таки решаются привезти детей из соседнего селения, куда они отправляли их к бабушке, считая это место более безопасным. Однако в связи с происходящими у них на глазах событиями уверенность в защищенности соседнего селения оказалась поколеблена, и родители смело отправляются в опасный путь.
В эпизодах настоящего рискованного передвижения по горным дорогам читатель получает возможность оказаться на месте горца, не могущего проехать малую часть пути без опасности попасть под обстрел тех или иных воюющих сторон либо без встречи с яростным постом, порой преувеличенно строго проводящим зачистку и жесткий досмотр. Здесь автор откровенно разоблачает известную и гонимую сегодня в обществе коррумпированность местной власти, когда обрадовавшись уже не столь строгой к ним чеченской милиции герои, пытаясь выяснить у знакомого причину сбора на дороге должностных лиц, узнают об ожидаемом приезде одного чиновника, еще вчера сидевшего в тюрьме, но сегодня выпущенного с назначением начальником чеченской милиции. Такого рода не скрываемые автором подробности современного состояния нашего общества и имеющая место сегодня двуличность власти придают небольшому рассказу существенную социальную обусловленность, усиливая его смысловую насыщенность.
Даже в небольших описаниях всего происходящего вокруг Сулиману Мусаеву удается в некоторой степени заглянуть в будущее, представив далекому от всего этого читателю всю безнадежность и безысходность творимого на этой земле. Так, говоря о горящих в клубах черного дыма под обстрелом артиллерии домах и устрашаясь вымершему городу рассказчик останавливается на персонаже, словно являющем собой живое воплощение результата этой бесчинствующей военной стратегии – бездушный недочеловек. Равнодушно взирающий на все происходящее молодой парень абсолютно безразличен к обстрелу и даже индифферентен, что не может не шокировать, тем более, если в случае продолжения подобной тактики есть вероятность увидеть таковым все молодое поколение, растущее под обстрелом.
Но, к счастью, автор, видимо, сам смертельно опасающийся подобной перспективы, дарит сочувствующему горцам читателю надежду на человекообразное и разумное юное поколение, размещая на пути своих героев подростка с мешком в руках, умоляющего взять его с собой. Честно говоря, мы, так привыкшие благодаря проводимой TV пропаганде к образу горца с опасностью в руках, тут же подозреваем в мешке взрывное устройство, а в кидающемся под колеса мальчике смертника. Однако нет, автор осчастливливает читателя, вооружая подростка книгами и делая из него не исламиста-радикала, а такого знакомого по нашему детству, но такого редкого сегодня мальчишку-книголюба, искренне почитаемым и обожаемым богом которого является книга, и он действительно фанатически боготворит ее, предпочтя, пусть и рискуя жизнью, спасти свои драгоценности из горящего города. Здесь проявляется некоторая эксклюзивность для нашего мира представителя молодежи, на которого Иса бросает недоверчивый взгляд и немного недоумевает по поводу «лучащихся восторгом» глаз спасшего и прижимающего к себе книги подростка.
В данном, вновь социально-обусловленном, эпизоде беседующим о книгах героям, как и их прототипам в реальной военной жизни, не удается продолжить беседу, грубо прерываемую летящими на них вертолетами, подразумевающими на территории республики ту или иную опасность и несущими с собой угрозу обстрела; тем более, в данный момент для грузовика Исы, везущего в кузове по просьбе товарища группу земляков-боевиков. Автор подробно изображает панику боящегося попасть под обстрел Исы, его замешательство в условиях такого экстрима. Фиксируя каждые десять метров побега С.Мусаев описывает медленно уменьшающееся их количество до спасительного леса и со смертельной скоростью сокращающееся расстояние вертолетов до грузовика. В этом, предполагающем возможную гибель, эпизоде вновь проявляется стержневая линия всего произведения: Забу, в отчаянии прощаясь с жизнью, вновь возвращается в последних мыслях к детям, «ее кровинушкам», возможности увидеться с которыми она столь несправедливо лишена в экстремальной ситуации.
Попавшим под яростный обстрел вследствие святости для них принципа землячества, довезшим боевиков до леса и отступившим уже без них от поля боя гражданским героям удается спастись и добраться до родных в соседний пункт назначения. Однако в эпизоде вожделенной встречи с близкими выживших в пути героев на первый план выходит не радость, а тревога: мать Забу, увидев ее, испугалась («с чем в такой час приехала дочь»), т.е. присутствует не позитив, а негатив, сопровождающий встречу близких людей, – согласитесь, и это коробит, подобный минус-приоритет в общенародном настрое, постоянно витающий в горах Чеченской Республики. А страшные подозрения матери в неизбежной опасности вскоре подтверждаются: странное поведение самолетов, кружащих над мирными жителями в момент завтрака в кругу семьи, завершается длительным ракетным обстрелом их домов, машин и дворов с упором на поражение, отчетом летчика по рации за каждую пораженную цель и благодарностью от диспетчера в адрес летчика. Таким образом, и здесь, как и на протяжении всего повествования, автор не отклоняется от вышеобозначенной концепции кардинального смещения в условиях войны всех обязательных для мирной жизни нравственных ценностей и духовных приоритетов, что можно считать несомненной художественной заслугой современного чеченского писателя Сулимана Мусаева.
Использованная литература:
1. Мусаев С. Поездка // Независимая газета. – 2010. – 11 марта. – С. 4.
Опубл.:
Хуако Ф.Н. Современный Кавказ в художественном изложении очевидца // VII Международная научная конференция «Актуальные проблемы общей и адыгской филологии»: Мат-лы конференции. – Майкоп: редакционно-изд. отдел АГУ, 2010. – 234 с. – С. 187-190.
и:
Хуако Ф.Н. Современный Кавказ в художественном изложении очевидца // Динамика научных исследований: Мат-лы IX Международной научно-практической конференции «Европейская наука XXI века-2013» (7-15 мая, 2013). – Т. 20. Филологические науки. Музыка и жизнь. – Прземисл (Польша): Наука и студия. – 2013. – 96 с. – С. 57-60