Всякое восприятие некоторого этноса базируется на двух аспектах:
1) то, как народ воспринимает сам себя (самовосприятие);
2) то, как народ воспринимается другими этносами.
В данной статье мы сделали попытку с интегративных позиций (историко-литературно-этнографические и психологические подходы) обобщить и проанализировать, а также сопоставить эти точки зрения и провести некоторые параллели с опорой на литературные источники. При этом мы учитываем, что в большинстве своем особенности самовосприятия народа отражены в национальной адыгской литературе, а о том, как адыги воспринимались и воспринимаются другими, более многочисленными народами можно судить по отображению образа черкеса в неадыгской литературе.
Жизнь этноса на различных его стадиях выражается в императивах по-ведения (негласные бессознательные установки поведения). Мы попытались выяснить, насколько точно этот процесс отражен в адыгской и неадыгской литературах. Отбор
литературного материала и его анализ проведены по следующей схеме.
литературного материала и его анализ проведены по следующей схеме.
Условно выделяем три категории литературных источников: адыгская литература, русская литература и прочая литература [5].
Каждый этнос отражает в литературе собственные этнические установки. Адыгский этнос – это этнос гомеостаза (реликтовый), поэтому отношения внутри него статичны и неизменны на протяжении многих сотен лет. Эти отношения регулировались и поддерживались посредством известного кодекса чести – адыгэ хабзэ, который подразумевал неукоснительное следование всех без исключения членов этноса собственным строгим правилам. Кодекс адыгэ хабзэ в течение многих столетий оставался основой и предпосылкой всех внуриэтнических отношений адыгских народов.
Адыгская новописьменная литература, являющаяся, как и любая другая, отражением реально существующих социальных процессов и отношений, основывалась на их адекватном и объективном отображении. Внутренний мир героев литературных произведений раскрывался лишь с точки зрения соответствия поведения героя и его личностных установок правилам, принятым в обществе и зафиксированным в адыгэ хабзэ. Правила же эти были обусловлены и подразумевали постоянную угрозу со стороны внешнего мира, что, соответственно, вызывало непрестанную необходимость защиты себя, своей семьи, рода, клана, племени и т.д. В связи с этим вся народная педагогика адыгов основана на стремлении воспитать для общества «воинов без страха и упрека».
Следует отметить и то, что несколько последних столетий адыги уже не имели той этнической энергии, которая «подпитывает» рост и расширение этноса, поэтому для построения отношений с внешним, постоянно агрессивным миром требовались доблестные бойцы и надежный тыл. Именно эти поведенческие установки – любовь к родине, личное мужество, боевые навыки, умение соответствовать требованиям кодекса чести в вопросах отношения к старшему, к женщине и т.д. – являлись социальной основой устного народного творчества, нартского эпоса. Позже эти нравственные категории нашли отражение в появившейся сравнительно недавно адыгской новописьменной литературе.
В адыгской послереволюционной литературе также основным лейтмотивом являются внутриэтнические отношения, а внутренний мир раскрывается в сопоставлении с установленным веками эталоном поведения – адыгагъэ.
Исторически сложилось так, что начало периода массового изучения и освещения русскими литераторами Кавказа и его жителей совпадает с началом Кавказской войны. Российский суперэтнос в это время пребывал еще в стадии роста. Основным негласным императивом являлся захват новых территорий и усиление влияния на остальные народы. Находя в себе силы побеждать и в некоторой степени подчинять соседей, российский этнос не испытывал особой нужды в изучении их культуры. Превалирующее значение имели лишь военные победы.
Соответственно, и в русской литературе того периода Кавказ выступал лишь в качестве живописного и даже новомодного в то время, несколько экзотического фона для описания внутреннего мира героев и их отношений между собой на поле боевых действий:
И дики тех ущелий племена,
Им бог – свобода, их закон – война,
Они растут среди разбоев тайных,
Жестоких дел и дел необычайных;
Там в колыбели песни матерей
Пугают русским именем детей;
Там поразить врага не преступленье;
Верна там дружба, но вернее мщенье;
Там за добро – добро, и кровь – за кровь,
И ненависть безмерна, как любовь. [3]
Самобытная, многообразная и уникальная в своем роде культура народов, населявших Кавказ, практически не рассматривалась и не находила отражения на страницах произведений русских литераторов (М.Ю. Лермонтов, А.С. Пушкин, Л.Н. Толстой и др.). Только при подобном отношении к иной культуре на страницах этих книг черкес может заговорить «по-татарски». Или еще пример: «Старик чеченец, хребтов Казбека верный уроженец», но далее по тексту – «черкес» [4], таким образом, очевидно, что М.Ю. Лермонтов не делал существенного различия между этими, столь далекими друг от друга, народами и культурами. Таким образом, русские писатели и поэты, восхищаясь природой Кавказа и внешними атрибутами горского быта, не придавали особого значения самобытности столь различных и многообразных культур, коими являлись культуры горских народов.
Следует отметить и то, что формирование установок отношения русского народа к Кавказу происходило под влиянием культурной высокообразованной верхушки, представители которой являлись потомками лучших русских фамилий и относились к офицерскому составу или его гражданскому аналогу (М.Ю.Лермонтов – офицер, аристократ, потомок древнего шотландского рода, Л.Н.Толстой – граф и т.д.). Если в русской литературе мнение о Кавказе формировалось социальной верхушкой, то своеобразие адыгской литературы заключено именно в ее народных корнях.
Мнение европейских авторов, произведения которых являлись преобладающими в зарубежной литературе о Кавказе и горцах, есть отражение коренных установок западного человека по отношению к внешнему миру как к источнику собственного благосостояния и экономического благополучия.
Стиль этих произведений скорее близок к современному этнографическому описанию, т.е. в той же степени сух и документален. Спенсер, Селье, Лапинский описывают географические и природные особенности Кавказа, этнический состав населения, приводят статистические данные. Основой подобного рода литературы являлось протоколирование и подсчет наблюдаемого автором материального положения горцев. Так, например, Теофил Лапинский описывает крестьянский быт в Черкесии: «Коневодство, со времени вторжения русских через малую Кубань к Лабе и с потерей большей части сенокосных и пастбищных мест, очень понизилась. Скотоводство все еще в очень плохом состоянии» [1]. Несмотря на внешнюю художественность и доступность стиля, в основе этих произведений лежит документальность.
Чувственное и эмоциональное восприятие горской действительности не свойственно европейским авторам, писавшим о Кавказе и как бы не желавшим замечать поэтичности окружающей природы, самобытности обычаев, традиций и духовно-нравственных установок горцев. Лишь иногда авторы различного рода «записок» о Черкесии позволяют себе одну-две фразы, включающие анализ социального положения горских народов: «Когда вступаешь на землю свободной Абхазии, то сначала не можешь понять, каким образом народ, у которого почти каждый ребенок носит оружие, который не имеет писаных законов, исполнительной власти, даже начальников и предводителя, может не только существовать, но противостоять долгие годы такому колоссу, как Россия, и сохранить свою независимость. Причина этому – крепкая социальная организация народа, опирающаяся на национальные традиции и обычаи, которая не только охраняет личность и имущество каждого, но также делает трудными и почти невозможными все физические и моральные попытки к покорению страны» [2].
Но практическое отсутствие в зарубежной литературе действительно художественных произведений о Кавказе вынуждает исследователей обращаться именно к этим, существующим, источникам, способным хоть в некоторой степени отразить отношение зарубежных авторов к Кавказу и горцам.
Предлагаемая комплексная методика литературно-историко-психологического анализа позволяет, на наш взгляд, изучать литературные произведения в их тесной взаимосвязи с данными истории и психологии. Так, например, при выявлении скрытых императивов поведения в истории анализ художественной литературы может дать об этом достаточное представление. В данной статье нашей целью явилась лишь постановка проблемы и обоснование возможности ее решения с помощью комплексного анализа существующей литературы о Кавказе, горцах и адыгах, в частности.
Примечания и литература:
1. Лапинский Теофил (Теффик-бей). Горцы Кавказа и их освободительная борьба против русских. - Нальчик, 1995. - С. 56
2. Лапинский Теофил (Теффик-бей). Горцы Кавказа и их освободительная борьба против русских. - Нальчик, 1995. - С. 78
3. Лермонтов М.Ю. Измаил-бей // Собр. соч. в 3-х томах. – Т. 1. – М.: Правда, 1988. – С. 323-324.
4. Лермонтов М.Ю. Измаил-бей // Собр. соч. в 3-х томах. – Т. 1. – М., 1988. – С. 325.
5. Русская и адыгская литературы рассматриваются нами как этнические, а под «прочими» мы подразумеваем литературы других народов РФ. – авт.
И дики тех ущелий племена,
Им бог – свобода, их закон – война,
Они растут среди разбоев тайных,
Жестоких дел и дел необычайных;
Там в колыбели песни матерей
Пугают русским именем детей;
Там поразить врага не преступленье;
Верна там дружба, но вернее мщенье;
Там за добро – добро, и кровь – за кровь,
И ненависть безмерна, как любовь. [3]
Самобытная, многообразная и уникальная в своем роде культура народов, населявших Кавказ, практически не рассматривалась и не находила отражения на страницах произведений русских литераторов (М.Ю. Лермонтов, А.С. Пушкин, Л.Н. Толстой и др.). Только при подобном отношении к иной культуре на страницах этих книг черкес может заговорить «по-татарски». Или еще пример: «Старик чеченец, хребтов Казбека верный уроженец», но далее по тексту – «черкес» [4], таким образом, очевидно, что М.Ю. Лермонтов не делал существенного различия между этими, столь далекими друг от друга, народами и культурами. Таким образом, русские писатели и поэты, восхищаясь природой Кавказа и внешними атрибутами горского быта, не придавали особого значения самобытности столь различных и многообразных культур, коими являлись культуры горских народов.
Следует отметить и то, что формирование установок отношения русского народа к Кавказу происходило под влиянием культурной высокообразованной верхушки, представители которой являлись потомками лучших русских фамилий и относились к офицерскому составу или его гражданскому аналогу (М.Ю.Лермонтов – офицер, аристократ, потомок древнего шотландского рода, Л.Н.Толстой – граф и т.д.). Если в русской литературе мнение о Кавказе формировалось социальной верхушкой, то своеобразие адыгской литературы заключено именно в ее народных корнях.
Мнение европейских авторов, произведения которых являлись преобладающими в зарубежной литературе о Кавказе и горцах, есть отражение коренных установок западного человека по отношению к внешнему миру как к источнику собственного благосостояния и экономического благополучия.
Стиль этих произведений скорее близок к современному этнографическому описанию, т.е. в той же степени сух и документален. Спенсер, Селье, Лапинский описывают географические и природные особенности Кавказа, этнический состав населения, приводят статистические данные. Основой подобного рода литературы являлось протоколирование и подсчет наблюдаемого автором материального положения горцев. Так, например, Теофил Лапинский описывает крестьянский быт в Черкесии: «Коневодство, со времени вторжения русских через малую Кубань к Лабе и с потерей большей части сенокосных и пастбищных мест, очень понизилась. Скотоводство все еще в очень плохом состоянии» [1]. Несмотря на внешнюю художественность и доступность стиля, в основе этих произведений лежит документальность.
Чувственное и эмоциональное восприятие горской действительности не свойственно европейским авторам, писавшим о Кавказе и как бы не желавшим замечать поэтичности окружающей природы, самобытности обычаев, традиций и духовно-нравственных установок горцев. Лишь иногда авторы различного рода «записок» о Черкесии позволяют себе одну-две фразы, включающие анализ социального положения горских народов: «Когда вступаешь на землю свободной Абхазии, то сначала не можешь понять, каким образом народ, у которого почти каждый ребенок носит оружие, который не имеет писаных законов, исполнительной власти, даже начальников и предводителя, может не только существовать, но противостоять долгие годы такому колоссу, как Россия, и сохранить свою независимость. Причина этому – крепкая социальная организация народа, опирающаяся на национальные традиции и обычаи, которая не только охраняет личность и имущество каждого, но также делает трудными и почти невозможными все физические и моральные попытки к покорению страны» [2].
Но практическое отсутствие в зарубежной литературе действительно художественных произведений о Кавказе вынуждает исследователей обращаться именно к этим, существующим, источникам, способным хоть в некоторой степени отразить отношение зарубежных авторов к Кавказу и горцам.
Предлагаемая комплексная методика литературно-историко-психологического анализа позволяет, на наш взгляд, изучать литературные произведения в их тесной взаимосвязи с данными истории и психологии. Так, например, при выявлении скрытых императивов поведения в истории анализ художественной литературы может дать об этом достаточное представление. В данной статье нашей целью явилась лишь постановка проблемы и обоснование возможности ее решения с помощью комплексного анализа существующей литературы о Кавказе, горцах и адыгах, в частности.
Примечания и литература:
1. Лапинский Теофил (Теффик-бей). Горцы Кавказа и их освободительная борьба против русских. - Нальчик, 1995. - С. 56
2. Лапинский Теофил (Теффик-бей). Горцы Кавказа и их освободительная борьба против русских. - Нальчик, 1995. - С. 78
3. Лермонтов М.Ю. Измаил-бей // Собр. соч. в 3-х томах. – Т. 1. – М.: Правда, 1988. – С. 323-324.
4. Лермонтов М.Ю. Измаил-бей // Собр. соч. в 3-х томах. – Т. 1. – М., 1988. – С. 325.
5. Русская и адыгская литературы рассматриваются нами как этнические, а под «прочими» мы подразумеваем литературы других народов РФ. – авт.
Опубл.:
Хуако Ф.Н., Вишняков М.А. Образ... // Современные технологии в сервисе, туризме и управлении. – Майкоп: изд-во МГТИ, 2002. – С. 209-212.
Хуако Ф.Н., Вишняков М.А. Образ... // Современные технологии в сервисе, туризме и управлении. – Майкоп: изд-во МГТИ, 2002. – С. 209-212.