Писатель в действительности проводит сквозь собственную душу любой из многочисленного ряда описываемых кадров, и творчески воспроизводит их в прямом оживленном типе, по-человечески и чувственно. В этих раздумьях – и жена, и одна дочь, и другая, а также те занятые ими ниши, что мелькают в уставшем сознании центрального персонажа Лиуана, анализирующего собственные отношения с близкими людьми. Подобный аналитический поток автор прерывает резко и даже кроваво: на пути героя располагается прибитый к воротам гвоздями красный петух, что не могло не выступить явным и настойчивым сюжетным символом для последующего развития событий в повести.
Пытаясь
мысленно найти виновных, Лиуан перебирает всех входивших в его дом в течение
прошедших суток. В результате он доходит до сына, вспоминая о том, что
отстававший в учебе сын, принявшийся допускать промахи и в поведении, заслужил
в определенный момент его, отцовского,
укора, весьма существенного и обидного, и потому оказался выставленным за
дверь. Не возвращавшийся более двух месяцев Мурат заставил родителей
поволноваться, но однажды, застав его дома измученным и истощенным, отец понял,
что сыну нужна помощь. И вот на протяжении всей повестной фабулы А.Макоев
тщательно излагает происходящее в современной семье, детализируя подробности и
сохраняя блатную стилистику (см. лишкуешь,
приготовляться, волчара, дыхалка, дрыгаться, перебрать ребра и т.д.), не
опасаясь жаргонов, столь нужных для трансляции имеющихся в социуме настроений и
ощущений. Следовательно, идентичные частые механические детали нередко
присутствуют на частно- личностном полотне функционирующих героев А.Макоева,
они проявляются в продуцируемых ими впечатлениях, реакциях и думах. К примеру,
личностные мелочи прямо о происходящих нарушениях отечественного (да и
общемирового) закона (как юридического, так и человеческого) есть возможность
проследить в целом ряде эпизодических кадров, творимых взбешенным отцом,
считающим себя обязанным сказать свое слово в отместку за погибшего молодым
сына.
А.Макоев
обращается к этой линии также весьма подробно и потому достоверно для
современного читателя: вот и похороны, вот и поминки; вот и страдающие горем
родные, вот и порой излишне настойчивые гости; вот и угнетающая тишина двора. А
вот и ненавистный ему старый шкаф, попавший в зону внимания кипящего Лиуана,
целиком вымещающего свою жестокую боль в ходе процедуры разгрома старой мебели,
некоего «кулачества», адресованного стенам и полкам шкафа: «Смотрите, он еще и
упирается. Какой ты неповоротливый, встань прямо, против меня, я сказал.
Получай вот, еще, еще, еще, еще, узнал ты силу моих ударов? Вот тебе в старый
убийственный глаз, вот тебе, потек ты, да? Выпустил я из глаз твоих кровавую
окровавленную жидкость, вот и руки мои испачкал этой заразой. На тебе по бокам,
знаешь ведь, за что я тебя убиваю…» [1; С. 22].
И так на
протяжении всего повествования. Время от времени расшифровывая и объясняя
читателю испытываемые Лиуаном чувства, автору удается погрузить нас во
внутренние рычаги и механизмы криминального мира, жестокого и безжалостного.
Аналогичный созидательный настрой, вероятно, располагал писателем уже в
процессе ознакомления с той или иной фактической атрибутикой, послужившей
прототипной ситуацией для образующей линию сюжетики. Поздно вернувшийся домой
сын, воспаленными глазами глядящий в глаза отцу, вызывает в последнем
позитивный посыл, остающийся в виде раздумий и не доставшийся сыну, но в полном
объеме предоставленный читателю. И именно на основании таких косвенных
изложений, типа «хотел еще добавить…, но почему-то не решился» [1; С. 22] нам
становятся все более и более понятны испытываемые персонажем чувства и эмоции,
а затем, тем более, – страдания и потери. Как раз на таком виртуальном
фундаменте строит А.Макоев далее по тексту душевные излияния, девизом коих
можно считать отцовское обращение «кровинушка моя», традиционно принятое в
отечественной литературе в ситуациях, предполагающих серьезные потери. Вглядываясь
в родинку на плече раненого сына, Лиуан анализирует собственную позицию в их
контактах, сопоставляет себя со своим мальчиком и его друзьями, мечтает
по-отечески тут же обнять его. Еще не однажды данное классическое, пронзительное
и проникновенное обращение всплывает в мыслях главного героя, сопровождает его
во многих эпизодах и, тем самым, приближается само и приближает своего носителя
к следящему за происходящим читателю, роднит и перекрещивает чужие души.
А однажды источаемая устами Лиуана «кровинушка» становится фактически
«кровавой» реальностью, оказываясь обусловленной происходящими в повести
событиями, начинающими как-то раз истончать кровь, а с ней – и человеческую
смерть, физически настигшую Мурата, а с ним духовно, – и самого аксакала.
Похоронивший взрослого и сильного наследника Лиуан перестал полноценно жить на
этом свете, посещает и навещает предпочитавшиеся юношей места, вспоминает и вновь
мысленно «прогоняет» проводившиеся там эпизоды. Мысленно обращаясь к его духу,
стараясь проследить его взгляд, беспомощный и страдальческий в приведшей к его
смерти ситуации, Лиуан ожидает его ответа. Понимая своего сына так, что за его страдания необходимо сводить счеты, отец занимается этим
интенсивно, поскольку это оказывается его фамильным делом. Весьма своеобразен психологический ракурс писателя,
судя по всему, разбирающегося в психологии реального индивида и знающего модели
возможных психологических схем современника. Не забывая при этом
максимально и отчаянно казнить и проклинать себя самого, он уверен в
собственной вине: «Нет, я очень просчитался. Еще недавно казалось, что нет
никого лучше и сильнее меня на всем свете. А теперь я хочу упасть к ногам
самого скверного человека и признаться ему, что нет хуже и несчастнее меня во
Вселенной» [1; С. 33]. Испокон веков любому нашему читающему соотечественнику
известно, что одноплеменной с ним словотворец, порой даже выступающий за
пределы личностного подхода в своем продуцировании, непременно и обязательно
располагает нерушимым индивидуальным заделом, подразумевающим его обязанность
ради Родины, ради нации. Причем сегодняшние словотворцы столь же интенсивно,
как и их профессиональные предки, переживают всеми фибрами за долю народа, что
мы и увидели сегодня на примере прозы адыгского автора Амира Макоева, открытым
текстом «очеловечивающего» криминальную субстанцию современного мира, то есть
фактически сеющего конструктив среди деструктивных течений, нарастающих в мире.
Использованная
литература:
1. Макоев, А. Возвращенное небо: Повесть [Текст] /
А.Макоев // Литературная Адыгея. – 2013. – № 3. – С. 3-33.
Опубл.: Хуако, Ф.Н. Современный криминал... // Материали за 10-а международна
научна практична конференция «Динамиката на съвременната наука» (17-25 юли,
2014). – Т. 8. Филологични науки. – София: Бял ГРАД-БГ ООД, 2014. – 96 с. – С.
90-93.