Родившийся ровно сто лет назад (9 мая 1912 г.) в крестьянской семье адыгского аула Бжедугхабль Дмитрий Григорьевич Костанов фактически посвятил словесному продуцированию более полувека. Будучи и литературоведом, и критиком, и очеркистом, и переводчиком, и публицистом, и писателем, – он щедро адресовал весь (насыщенный революцией и войной) жизненный опыт своему перу. Подобного рода фактическая мотивация (тем более в условиях строгой власти) не могла породить особого внимания к личности и ее
психологии.Большинство авторских произведений дововенных, военных и послевоенных лет были документальными и научными: очерки, статьи и заметки защитника Родины, размещавшиеся в прессе тех лет.
Однако многие из них все же явились фактическим источником, определенным набором фактов для последовавшей позже военной прозы Дм.Костанова. К примеру, статья писателя «Город вздохнул свободно» (опубл. 11 сентября 1943 года в газете «За Родину») послужила фактическим источником рассказу «Источник веры». Либо очерк Дм.Костанова «Завещание» (опубл. 31 июля 1945 г., там же) послужил документальной базой для рассказа «Награда», а очерк «Подвиг связиста» (опубл. 10 октября 1945 г., там же) перекликается с рассказом «Псэе-мыблэжь» («Самоотверженный») (градация А.А.Схаляхо).
Соответственно, именно этими, современными автору и судьбоносными для каждого его соотечественника историческими событиями, и была пропитана вся творческая продукция Дм.Костанова (в том числе и ее художественная часть). Как утверждает по этому поводу один из современных адыгских исследователей А.А.Схаляхо, «Из шести рассказов, вошедших в сборник Д.Костанова «Две высоты», четыре – непосредственно о войне, остальные – «Счастье» и «Две высоты» – на мирные темы, но и они насыщены мыслью и воспоминаниями о ней» (1, с. 61). И потому, руководствуясь приводимой ученым систематизацией, построим свое изложение по тому же принципу: «военная» и «мирная» тематика анализируемой художественной прозы автора.
Писатель в своей художественной прозе описывает реальность, открывшуюся ему в действительности, в ходе военной службы. До середины 40-х годов прошлого века Дм.Костанов служил минометчиком, затем политруком стрелковой роты, и лишь после стал литературным работником дивизионной газеты, что не могло не сказаться на его слове. Создаваемые им впоследствии образцы малой художественной прозы являют собой результаты размышлений военного корреспондента, самолично погруженного во все им описываемое и потому честного в своих эмоциях и искреннего в своих призывах, интенсивно распространяемых им на соратников. Рисуемые им образцы советского воина, соответствовавшие властвовавшему соцреализму, идеальны, пышут патриотизмом и готовы жизнь отдать в наказание фашистскому захватчику (к примеру, Петр Зубарев и Даут Хасанов из рассказа «Самоотверженный», на адыг.яз.). «В них сильно присутствие чувства авторского «Я», они полны благородного чувства советского патриотизма. Они говорят о великой любви к матери-Родине и жгучей ненависти к фашистским разбойникам. В каждом их слове правда собственной жизни, и отсюда правда времени» (1, с. 59).
В силу того, что время тогда было советским, порой расцвета той идеологии, данные черты характера, искрящиеся в советском защитнике, не удивляют современного читателя и представляются вполне закономерными для прозы тех лет. Идеализм, возможно, – нет, а вот патриотизм и ненависть, – эти качества можно смело предположить реально действующими в самом писателе, стремившемся защитить Родину (ту же, что и его герои) и яростно ненавидящем ее обидчика (того же, что и в его рассказах).
Переход последовавшей после освободительных кровопролитий военной темы к мирной отмечался острыми преобразованиями художественной структуры рисуемого в те годы художественного конфликта, – преобразованиями, резко насыщавшимися сплошным и беспрекословным мажором. Однако в действительности возвращавшиеся с фронта писатели, а с ними и Дм.Костанов, оказывались в гуще тяжких и голодных трудностей послевоенной адыгской деревни, что и обнаруживалось в подборе художественных образов. Здесь автор уделяет максимум внимания важнейшим жизненным противоречиям и «тугим узлам» современной колхозной жизни. Так, герой рассказа Дм. Костанова «Две высоты» (1948) Каплан изображается в условиях жизни деревни, хозяйство которой разрушено войной. Теперь он обязан осуществлять безжалостную битву с виртуальным противником, не стоящим перед ним с пистолетом, а существующим в его подсознании, порожденным действующей идеологией: за благоденствие колхозов, за целомудрие гражданских идеалов и намерений.
Однако все недавно происшедшее с героем на фронте остается действовать на страницах повести в полную силу. И потому композиционная структура указанной повести Дм.Костанова содержит два элемента. Первый сюжетный компонент включает рассказ о том, как возглавлявший некую группу советских солдат воин Каплан сумел героически победить противника, захватившего определенную территорию. Перекликающаяся в этом случае с воспоминаниями писателя сюжетная линия воспоминаний Каплана, освещающая происходящие на далекой Украине события, еще раз иллюстрирует утверждаемую нами документальную обусловленность художественной прозы писателя.
Второй из выделяемых в повести Дм.Костанова сюжетных компонентов уже более приближен к мирной реальности, той самой виртуальной, но порой и действительной (в лице природных недругов борющегося с бурьяном колхозника). Активный и убежденный герой Каплан здесь также побеждает завоевавшего территориальную позицию недруга, сумев задавить бурьян сапогами.
Так и в другом, писавшемся в пору соцреализма, рассказе Дм.Костанова «Человек делает добро» («ЦIыфым ишIушIэ кIодырэп», 1955) насыщающим сюжет конфликтом оказывается вновь обязательное для соцреализма противостояние пришедшего с войны героя и существующей на его Родине, вновь погруженной в битву, реальности. Сам ставший секретарем партийной организации колхоза Мурат оказывается вынужден вступать в противоречие с председателем хозяйства, бывшим фронтовиком Индрисом. В данном случае можно провести параллель с идеологическим спором, активно действующим и в современном социуме: авторитаризм или либерализм? Более старший и более консервативный Индрис, практикующий тоталитарные методы руководства, возмущает и беспокоит Мурата, выступающего за более демократические методы (диалог и индивидуальный подход). Однако, как отмечает современный исследователь, проф. Р.Г.Мамий, «В общем-то идейный замысел повести другой: где бы ни находился человек, он должен делать добро. <…> Читая повесть Д.Костанова, все это воспринимаешь разумом, а в сердце надолго остается одна незначительная деталь <…> (3, с. 238).
В рассказе обозначаются те противопоставления, которые приобретут силу в адыгских повестях и романах 50 – 60-х годов ХХ в.. Но художественное воплощение заявленных напряженных вопросов, в силу того же (признанного в своей заданности) соцреализма, здесь не выбивается за границы обязательного схематизма. В данном случае, как и в большинстве писавшегося в начале и в середине прошлого века произведений, отсутствует реально ощущаемый конфликт, не вздымаются драматичные, резкие проблемы мирной жизни, заданные и непосредственно войной, и послевоенной государственной стратегией.
Из серии романов подобного типа в адыгской прозе завершающим считается роман Дм.Костанова о волюнтаризме в хозяйственном руководстве «Белая кувшинка» (1968). Писателю удалось здесь нарисовать в ярких и узнаваемых эпизодах коллектив сельскохозяйственной артели. Дм.Костанов пытается художественно обобщить многосложные процессы деревенской реальности, с указанием на творческое отношение передовых людей к труду, на обязательное для советских активистов чувство ответственности перед народом и перед самим собой. Базирующееся на высочайших нравственных принципах моральные установки действующих в романе персонажей (коммунистов Даута, Рамазана и Темыра) имеют место здесь в полном объеме. Однако современные ученые находят в изображаемом в романе конфликте некое новое слово. Так, проф. К.Г.Шаззо говорит о том, что конфликт предыдущих романов о деревне здесь преподнесен иначе: противоречие возникает не у плохого председателя с хорошим парторгом, а у хорошего председателя с близоруким секретарем райкома. Однако современный ученый также утверждает соцреалистическую отнесенность прозы автора: «Конфликт, однако, завершается традиционно. К частной «повествовательной» проблеме – к идее разоблачения волюнтаризма, – которая должна породить драматические ситуации, автор «притянул» множество иных проблем, и роман разросся, растворив в себе и главную» (2, с. 134).
Другая, выделяемая нами в художественном творчестве Д.Г.Костанова, жанровая подгруппа (помимо «военной» и «мирной»), находящаяся на стыке с публицистикой, – это проза «портретная», в которой вновь просматривается обязательное для того времени намерение автора создать и внедрить в массы положительного героя, столь нужного советской власти в ее тоталитарном правлении. Тем не менее и здесь, и уже в конце прошлого века Дм.Костанову все-таки удавалось обойти официоз и изложить свои думы эмоционально. Порой это происходило применительно к объекту, лично знакомому автору. Именно так и случилось в ходе составления и написания Дм.Костановым двухчастной книги, посвященной 150-летию со дня рождения народного поэта Адыгеи Цуга Теучежа. Собирая, систематизируя и формируя имеющийся в арсенале знаменитого адыгского ашуга материал, Дм.Костанов не мог оставаться равнодушным, так как фактически являлся грамотным и ответственным рукописцем (секретарем) поэта. Именно поэтому первая часть современной книги (Майкоп, 2005), содержащая стихотворения и поэмы Цуга Теучежа, приобрела Дм.Костанова в качестве «автора предисловий, словарей и комментариев». Вторая же часть того же издания содержит написанную Дм.Костановым документальную повесть, посвященную Цугу Теучежу «Песня обретает крылья» (Майкоп, 1987), а также статьи различных авторов о народном поэте, собранные и систематизированные все тем же сегодняшним юбиляром (4).
Однако преимущественно герои портретных произведений Дм.Костанова – действующие в реальности персонажи, предполагающие этим некоторую публицистичность и очерковость авторского стиля. Так, современный исследователь Х.Г.Тлепцерше относит и «Батыр» (посвященную бессмертной славе национального адыгского героя X.Андрухаева), и «Повесть о новых людях» Дм.Костанова к повести-очерку, к повести-конспекту. Аналогично и в романе «Мос Шовгенов» Дм.Костанова в центре изображения оказывается достоверная личность реального существовавшего героя. Фактическое воссоздание насыщенной событиями жизни активного на Северном Кавказе революционера оказывается в итоге ущемляющим для лирических и психологических качеств романа, обращенного к описательной и удаленного от личностной грани (что вновь объяснимо имевшим место строем). Как говорит об этом аксакал отечественного литературоведения К.Г.Шаззо, «главнейшими оказались принципы обзорности, репортажности, что нанесло немалый ущерб характеру героя. Конфликтные же узлы романа не вскрывают естественных противоречий драматического времени, ибо они не проведены сквозь идеи и характеры романа» (2, с. 145). И потому рискнем в некоторой степени попытаться оправдать нашего юбиляра, искренне и неподкупно стремившегося послужить Родине (и на военном фронте, и в публицистической, и в художественно прозе), но внедрявшего своим пером (хоть документальным, хоть художественным) в соотечественников тот самый человеческий порыв, который так нужен был стране тех лет.
Использованная литература:
1. Схаляхо А.А. На пути творческого поиска. – Майкоп: ГУРИПП «Адыгея», 2002.
2. Шаззо К.Г. Художественный конфликт и эволюция жанров в адыгских литературах. – Тбилиси: Мецниереба, 1978.
3. Мамий Р. Вровень с веком. Идейно-нравственные ориентиры и художественные искания адыгейской прозы второй половины двадцатого века. – Майкоп: ООО «Качество», 2001.
4. Теучеж Ц.А. Стихотворения и поэмы: в 2-х кн. – Майкоп. Адыгейское республиканское книжное издательство, 2005.
Опубл.:
Хуако, Ф.Н. Писатель, литературовед, переводчик (к 100-летию со дня рождения Дм.Костанова): [Текст] / Ф.Н.Хуако // Лит. Адыгея. – 2012. – № 2. – С. 142-144.