Первым (и центральным, – в итоге) качеством творческого пути Сафера Махмудовича Яхутля (1914 – 1977), столетие которого мы отмечаем в текущем году, оказывается выделяемая всеми, изучающими его, аналитиками (А.Схаляхо, К.Шаззо и др.) неизбывная и искренняя вера этого человека (нерелигиозная, а партийная): «Охваченный атмосферой всеобщего духовного подъема страны, поэт в своих первых стихах говорит от имени сверстников, поднявшихся по зову сердца строить новую жизнь, от имени тех, кто поднял знамя труда в заснеженных далях, в безбрежной тайге, на Байкале, над гребнем Днепровской волны» [1; 244]. Ниже в статье, ввиду ограниченности объема, мы остановимся на рассмотрении лишь стихов 50-х гг. ХХ в., однако следует помнить о том, что автор творил до своего последнего дня: поэтические сборники «Стихи» (1945), «Стихи» (1948), «Всем сердцем» (1957), «Орэд къэсIощт» (=Я буду петь, 1962), «С тобою товарищ» (1963), «Ытхыгъэмэ ащыщхэр» (=Избранные, 1964), «ПсыорыпI» (=Стремнина, 1973), «Мэз тамэу си ПкIашъ» (=Моя крылатая Пчас, 1974). И даже после смерти С.Яхутля продуктивность авторской деятельности не сбавляла темпа: поэтические сборники «Джэрпэджэжь» (=Эхо, 1978) и «Тыгъэпс мафэхэр» (=Солнечные дни, 1984).
И действительно, насколько сильно напоминает он, родившийся в годы революции Сафер Яхутль, своими горящими глазами, своей верой в правоту коммунизма и своими твердыми, судьбоносными убеждениями, столь знакомых и близких нам дедов, умевших видеть всенародные блага и неоспоримую правоту во всем, происходившем в СССР и потому боготворивших тот строй. А дальше, по мере знакомства со стихами, выделяемая нами партийная убежденность поэта лишь убедительно подтверждается фабулой, идеей и персонажами, то есть всей поэтикой его строк: «Гухэлъэу тэ тиIэр, / Гупшысэу тэ тиIэр – / Коммунизмэ гъэпсыныр – / Ар тигухэлъ» (=И намерение у нас, / И мысль у нас – / Бытие коммунизмом – / Есть в нашем сердце) [2; 7]. Вот этим девизом и охвачены все вышеназванные циклы стихов поэта, искренне восхищающегося советским строем, чистосердечно верящего в наступление счастливого коммунизма и от всей души уверенного в победе боготворимой им пятиконечной звезды. Либо целиком посвященные этому общенациональному восходу (не солнечному, а революционному) («Нэфшъагъу» =Рассвет): здесь вовсю и в полную силу орудует восходящее солнце, радующее и поднимающее рассказчика встать на его «земле» (в его «душе» и в его «мире»). Тут же, после таких побудивших его призывов автор поясняет, что настоящим призывом для него, ступившего на это место, стал радующая его песнь Мая. И целиком весь текст настоящего стихотворения воспевает данный месяц, автор называет его «мой Май», обращается с ним, как с собеседником и изливает ему все свои восторги и благодарности, охватывающие его с наступлением Дня труда, упоминая при этом и октябрьскую «Аврору».
Фактически являясь условным «ровесником» наступившей в стране революции, поэт Сафер Яхутль некоторыми автобиографическими сюжетами (например, «Насып» =Счастье; «Нэфшъагъу» =Рассвет; «Къеблагъ, синыбджэгъу» =Добро пожаловать, мой друг, и др.) полностью представляет историю родной страны, удачно передавая посредством «частного» (т.е. своей мотивацией) имеющееся «целое» (т.е. присущий социальным группам того времени поведенческий настрой). Так, в первом из названных произведений он от первого лица рассказывает о собственном бедном детстве, об отважном и доблестном отце, оказавшемся неугодным миру, и о себе, оставшемся сиротой. Именно в такой сиротской роли излагает он этот и еще многие стихи, приближая читателя к жестоким, но закономерным переживаниям. Таковые испытываются юношей, страдающим в условиях становящегося строя, но потерявшего близкого человека в столь трудную социальную пору и не забывающего при этом анализировать текущую государственную обстановку и планировать собственную судьбу: «СцIэ рамыIоу сыкъэхъугъ. / «КIэлэ еб» хэтми зыцIэр / ШIу баижъмэ амлъэгъугъ. / Гъогу пхэнджым зэ сытехьэ, / Зэ гъогу занкIэмкIэ сэгъаз» (=Я родился безымянным. / «Сирота» зовут ведь всех / Кто не видел доброго богача. / На дорогу кривую однажды я ступил, / И оказался обернут к дороге прямой) [2; 20].
Столь же насыщенными фактами собственной биографии Сафер Яхутль художественно делится с читателем и в другом стихотворении «Къеблагъ, синыбджэгъу». Продолжая первыми же строками текста обязательные для адыга любых времен хабзэхэр – этно- законы (стержневым пунктом имеющие гостеприимство), автор уже в зачине оказывается верен народным традициям (приветливого обращения к гостю) и продолжает их многостраничным поэтическим изложением. Начинает погружать дорогого друга в свою атмосферу рассказчик сразу, – с Майкопа, говоря о родном городе, как о предмете воспевания аварского поэта, демонстрируя гостю такую знакомую местным (в т.ч. и современным) жителям реку Белую и находящийся на другом ее берегу лес, такой загадочный для стоящих на городском берегу посетителей парка: «Шъхьэгуащэ ыкIыбы / Мэзыр щэIушъашъ» (=За рекой Белой / Шелестит лес) [2; 39].
Имеется здесь, на строках данного стихотворения, и наша родная турбина, неизменно оказывавшаяся в поле зрения пришедших на бассейн горожан: «Псыорым къырищэкIырэр / Турбинэ пIашъ» (=Поднимает волну / Крупная турбина) [2; 39]. При этом если для земляков взрослого и пожилого возраста такая турбина – лишь приличная, сложная конструкция, то для взрослеющей майкопской малышни (помнится по собственным ребяческим ощущениям) турбина, – это НЕЧТО, колоссально-громадное, непостижимо-непонятное и потому пугающе-угрожающее для детского, испуганного взора, наблюдающего ее в легком тумане. Такое НЕЧТО у ребенка часто ассоциируется с некими чудищами, о которых читает сказки дедушка, либо с боевыми орудиями неких «фрицев», о которых он рассказывает во фронтовых репликах, протирая от пыли свои медали. Причем все эти пейзажи, описываемые гостеприимным автором, греют душу читателям и в «новом» веке, поскольку остаются узнаваемыми для нас и сегодня, что, несомненно, придает ощутимую ценность – коэффициент узнаваемости, облагораживающий произведения 50-х гг. прошлого века.
Другой темой, непреложной для поэта С.Яхутля, наблюдающего за выковыванием советского строя на Родине, обязательно оказывается святая для соцреализма проблема – проблема труда (к примеру, стихи «Колхоз губгъом» (=Колхозное поле), «Хъурай Сафьят» (=Хурай Сафьят), «ЦIыфым ишIушIагъ» (=Доброе дело человека); поэмы «Один день Айтеча», «Стремнина» и др.). В рассматриваемый нами период 50-х гг. особенно активна данная тематика в объемном стихотворении «Къеблагъ, синыбджэгъу». Представляя принимаемому гостю свою обстановку и собственную среду обитания, гордясь и восторгаясь ею перед лицом друга, рассказчик (в лице коего выступает автор), провел любопытствующего гостя по родному Майкопу. Прогулялись они по берегам родной Белой, ее лесов и турбин, а далее оказались на землях желанного для рассказчика аула. Тогда последний принялся напевать драгоценные для него самого местные мотивы, раскрывающие действующий здесь образ жизни и погружающие гостя (в лице коего находится читатель) в образ мыслей здешних жителей, активно и увлеченно работающих в поле, самозабвенно и усиленно строящих коммунизм: «…Сыгушхоу, сыгушIоу / Тикъуаджэ усэщ / Апэу узэрыхьэрэр – / Уиун, уихьакIэщ. / Модэ, зэ зыгъази, / Ныбджэгъур, зыплъахь: / Тигубгъэ лэжьыгъэу / Илъыр / Зэрэфахь! / ШIогъабэ зыпылъыр / Ныбжьи мыкIодыжь. / Хьалэлэу тэлажьэшъ, / Тэ лыжъи тэшхыжь…» (=…Я радуюсь, радуясь / Везу тебя в наш аул, / Сначала ты войдешь – / В свой дом, в свой хачещ. / Вон, повернись-ка, / Друг, осмотрись: / В наше обработанное поле / Пускайся, за имеющимся в нем! / Помеченное урожайностью / выпало нам бытие. / Кукурузные поля / Вот выстроились друг за другом. / Все, сделанное с добром / Никогда не пропадет. / Мы работаем во благо, / Мы съедаем сделанное…) [2; 40].
Причем не пренебрегает при этом автор всеми, имеющимися в литературном языке средствами выразительности, часто, практически в каждой второй строке используя либо недосказанность (выражаемую многоточием «…»), либо повтор, либо, немного реже, – параллелизм. Часты в лирике С.Яхутля и разнообразные песенные обороты, построенные с употреблением общеизвестного восклицательного местоимения «О» по типу «О, си…» («О, сикъал» =О, мой город), «О, …» («О, фэсапщи» =О, да здравствует) и т.д. Либо нередки стандартные восклицания, используемые нами и сегодня, типа «МэфэкI мафэр!» (=С праздничным днем!). Также отчетливо прослеживается выделяемое проф. А.А.Схаляхо мастерство эпиграммы, – умение С.Яхутля, которое активно и широко распространяется на рассматриваемые нами поэтические строки уже 50-х гг., где автору удается в паре удачных и совместимых по смыслу слов, вставленных в соответствующие по месту текстовые отрезки, донести до читателя вековую мудрость в ее выразительном художественном обрамлении, – метко и емко. Это парные фразы, которые хоть и стандартны, благодаря своей организованности, проходят сквозь столетия: «Орэдым / ЩызэлъэIу-зэралъэкI!» (=Песня / Прозвучит, как сможет, по просьбе!) [2; 27]; либо «Сиакъыл / Тефагъа-темыфагъа?» (=Мой ум / Справился - не справился?) [2; 31] и т.д.
Все это обогащает повествование и позволяет доносить до читателя весьма содержательную информацию посредством немногочисленных средств и приемов, а, значит, свидетельствует о профессионализме поэта Сафера Яхутля уже в этот (послевоенный) период, и, следовательно, оставляет возможность анализа его столь плодотворного творчества в дальнейшем, применительно к другим творческим этапам.
Список использованной литературы:
1. Схаляхо, А.А. Сафер Яхутль // История адыгейской литературы в 3-х тт. (АРИГИ) – Т. 2. – Майкоп: Адыг. респ. кн. изд-во, 2002. – С. 242-257.
2. Яхутль, С.М. Моя крылатая Пчас: Стихи, песни, поэмы (на адыг. яз.). – Майкоп: Адыг. отдел-е Краснод. кн. изд-ва, 1974. – 183 с.
Опубл.: Хуако Ф.Н. Фрагмент основанного ... // Литературная Адыгея. - 2014. - № 4. - С. 138-140.