Потребность современного российского общества в патриотизме все больше перестает быть условной, все более активизируется. Такая ценностная расположенность социума возникла вследствие распространения взяточничества и потребительского культа, кардинального материального размежевания, отклонения подрастающей молодежи от привычных приоритетов всепобеждающего добра, принижения истинной культуры и унижения народной мудрости. Данный тезис применительно к Северному Кавказу активно констатируют и обсуждают проходящие здесь научные семинары, встречи и Круглые столы, обсуждающие эту проблему.
Так, к примеру, в июне 2013 г. в Северо-Кавказском федеральном университете имела место беседа ставропольских словотворцев со студентами и аспирантами гуманитарного института. Как верно подчеркнули ее участники, вполне сформировалось сегодня уже взрослая шеренга соотечественников, забросившая литературу и переставшая почитать культуру с искусством. По замечанию руководителя краевого отделения Литфонда, поэта Е.Полумисковой, чаще распространяется так называемый «патриотизм на словах», прикрывающий материальную заинтересованность.
На этой встрече было констатировано следующее: «Сегодня издается и продается множество книг, а читать, по сути, нечего. Казалось бы, необходимости изучения русского языка и литературы сегодня уделяется достаточно много внимания – в СМИ, в выступлениях чиновников и общественных деятелей. Но одними лозунгами здесь не обойтись. Нужно прежде всего любить русский язык и литературу. И создавать условия, для того чтобы преподаватель русского языка и литературы сумел привить эту любовь своим ученикам, подрастающему поколению, чтобы на это хватало и академических часов в расписании, и учебные программы по литературе разрабатывались на соответствующем уровне» [1]. Ну, а мы немного дополним текст коллеги, расширяя область «русского языка и литературы» языками и литературами других народов РФ (включая и северокавказские).
На этой встрече было констатировано следующее: «Сегодня издается и продается множество книг, а читать, по сути, нечего. Казалось бы, необходимости изучения русского языка и литературы сегодня уделяется достаточно много внимания – в СМИ, в выступлениях чиновников и общественных деятелей. Но одними лозунгами здесь не обойтись. Нужно прежде всего любить русский язык и литературу. И создавать условия, для того чтобы преподаватель русского языка и литературы сумел привить эту любовь своим ученикам, подрастающему поколению, чтобы на это хватало и академических часов в расписании, и учебные программы по литературе разрабатывались на соответствующем уровне» [1]. Ну, а мы немного дополним текст коллеги, расширяя область «русского языка и литературы» языками и литературами других народов РФ (включая и северокавказские).
Однако отечественная литература предыдущих веков неизменно проповедовала искренний и незыблемый патриотизм. Великие русские классики обязательно воспевали и восхваляли как гражданское, так и общественное самопонимание. Этот художественный пласт уверенно превозносил историко-культурные тенденции, подпитывал единство и морально-этический национальный багаж. Причем эти творческие заделы активно были продолжены и северокавказскими авторами, называнием коих мы отказываемся заниматься (может не хватить компьютерной памяти): поскольку фактически каждый из берущих в свои руки перо творцов является истинным патриотом Отчизны, боготворящим малую Родину c предками. Примером подобного произведения обозначим стихотворение 1941 года, написанное адыгским автором А.Шогенцуковым «Призыв». Оно в реальности выступает своеобразным призывом, мотивационным посылом, стимулирующим воина к тому, чтобы встать на защиту родной земли. В таких авторских позывах это стихотворение срабатывает неоднократно, что придает ему истинную ценность в рядах действующих армий, в числе как адыгских, так и других воинов многонациональной страны. Автор, начиная с того, что вся держава обязана подняться и прикрыть собой Отчизну, после адресует свои посылы адыгским соплеменникам, аргументируя это мужеством и отважной беззаветностью взрастивших их национальных предков. А потому молодежь должна соблюсти оставленные предками боевые традиции и продолжать вершить героизм во имя Родины.
А приоритет в аналогичных позывах может приобрести современная военная проза (или публицистика), могущая сработать могучим аппаратом поддержания этнического самоощущения и восстановительной реставрации патриотических конструкций у отечественного читателя. У того же А.Шогенцукова в том же стихотворении «Призыв» метафора, выполняющая роль зачина, соотносит человеческую массу со вскормленниками плодотворного угодья, вдохновляет и окрыляет удачливых и счастливых собственной судьбой. Для этой социальной категории животворящая усадьба воспринимается как наилучшая планетная зона, хотя в памяти общенациональной тогда еще билась внесенная за нее плата, включающая десятилетия разрушений и битв, кончину и голод. На фоне выстроенного происходящего поэт выстраивает схему вновь грозящих бедствий и крушений. Причем поэт обращается как ко всей стране, так и к своей малой Родине – Северному Кавказу, взывая на фоне громыхающих стрельб и несущихся пуль, «Кавказцы! И для нас пора настала / Явить и мужество свое и мощь!». Дополнением произносимых А.Шогенцуковым призывов формулируется типичное, но добавляющее мощи сопоставление Родины с матерью, а воспитанники обязательно обозначены сынами. И потому современный аналитик З.Караев рассматривает такое стихотворение А.Шогенцукова как «Отличный призыв к тем, кто всегда славился отвагой и кто не нуждался в красноречивых воззваниях. Призыв, достойный кавказского мужчины, зовущего своих соратников, славящихся и исполнением своих слов, и отвагой и, следовательно, чем меньше слов, тем лучше, только слова эти должны воплотиться в дела и иметь строгий смысл» [2].
Из современных северокавказских трудов, способных культивировать нужные мотивы, можно упомянуть такую, не совсем художественную, больше публицистическую работу. «Полет из фашистской неволи…» (Кропоткин; Ставрополь, 2010) являет собой печатный сборник документальных и публицистических сведений, аргументируемый CD-иллюстрацией – диском с документальными фильмами на аналогичную тему. Издание данного тематического набора, содержащего описание известного побега советских пленников на немецком бомбардировщике из секретного фашистского концлагеря Заксенхаузен, активизировано и исполнено научным и общественным деятелем Николаем Васильевичем Хариным в рамках отечественного проекта «Аллея Российской славы» в 2010-ом году. К тому же реальный имеющийся опыт писателя, индивидуальный образец достаточно значимы для выявления и постижения линии любви к Родине в таком издании, что и помогает автору оставаться убедительным и уверенно спокойным на протяжении всего изложения. Так, в свое время упоминаемый нами адыгский автор середины прошлого века А.Шогенцуков осмысленно ориентировался в собственной тематике: он непосредственно участвовал в ходе ведомых армией операций и, в довершение ко всему сказанному, оказался в плену и погиб в концлагере в 1941 году. Автор лично ощутил и перенес весь трагизм боевых минут, часов, дней и годов, и потому его понимали, его уважали и разделяли практически все, описываемое этим достоверным свидетелем. Испокон веков это традиция, что отечественный автор неизменно преодолевал пределы собственной персоны художника, его неизбежно характеризовало достойное ощущение долга перед Отчизной, перед нацией и перед каждым ее представителем.
Но вернемся к современной публицистике Н.Харина. Сегодняшние словотворцы столь же активно переживают участи своего народа, воплощая в жизнь старания противодействовать разрушительным движениям, овладевающим социумом. Как уточняет аннотация, книга Н.Харина направляется Армавирским филиалом ГОУ Краснодарского краевого института дополнительного профессионального педагогического образования для применения педагогами при постижении событий Великой Отечественной войны. Если судить по общелитературным требованиям, в данном случае присутствует все для того, чтобы вдохновить в человеке не только бесстрашную отвагу, но и прочие рыцарские черты, причем в их реальной достоверности. На самом деле, в заявленной заглавием проблематике читатель удостоверяется практически сразу, уже при прочтении озаряющего хронику написания сборника авторского предисловия, в котором Н.В.Харин чистосердечно доказывает догнавший его творческий порыв, активизировавший его к сотворению книги. Настоящий творческий порыв захватил писателя в процессе ознакомления с фактической субстанцией, содержащей сведения о «фашистской системе порабощения» и, соответственно, о том, как нашим обыкновенным землякам удалось обмануть ее, эту монолитную, статную и безукоризненную, но античеловечную налаженность. Однако, вполне понятно, что не все видели многое, оплаченное потерями, как счастье, и потому не могли оставаться равнодушными на фоне происходящего. «Ужас и возмущение вызывают печи Освенцима и холодный практицизм, с которым нацисты их использовали» [3]. Здесь автор применяет весьма ощутимый и эффективный метод повествовательного обращения. Он включает читателя в свое откровенное возмущение и, тем самым, словно адресует его и индивиду, и человечеству, – не может бешено не взболтаться та или иная горячая кровь.
Следовательно, уже первая глава издания («Черная власть спецслужб») Н.Харина отдана немецким концентрационным лагерям военного времени и советскому солдату в них. Такая форма нацистской назидательности была распространена в завоевываемой немцами Европе. Так, к примеру, сербский концлагерь «Красный Крест» времен войны со слов научного сотрудника современного лагерного музея Небойши Озимича: «Немецкий концлагерь открылся в апреле 1941 года, сразу же после того, как немцы оккупировали Сербию. Сюда свозили сербских евреев и цыган, были и русские. Не задерживались: сразу же распределялись по другим концентрационным лагерям Европы. Но это касалось только тех, кого не успевали расстрелять» [4]. Для города Ниш, располагающегося практически на рубеже с Косово, имеется своя историческая память, включающая болезненные пометы, запечатленные стержневыми бедствиями прошлого века. В одно время Ниш бомбардировали американцы и потому осколки и фрагменты бомб до сегодняшнего дня остались разбросаны по крышам, подвалам и чердакам. Концентрационный лагерь «Красный крест» по сей день считается олицетворением городского бытия Ниша в середине прошлого столетия. На сегодняшний день он являет собой поляну с проложенной малочисленными посетителями тропой, обнесенную некоторыми сараями и обведенную охранными возвышениями. Причем отправляли здесь людей на тот свет жестоко, в соответствии с негласным законом «за одного убитого немца – сто заключенных». «Сам лагерь, если сравнивать со знаменитыми «фабриками смерти», небольшой: одновременно в нем могло содержаться до тысячи человек. Если честно, трудно представить, где они помещались: бараки – что-то типа складских помещений: пол бетонный, устланный соломой. Тысяча человек могла там только стоять, в крайнем случае – сидеть» [4].
Причем терминологический аппарат, включающий понятие «фабрика смерти», интенсивно присутствует и у Н.Харина. Сами сотрудники немецких спецслужб (СС) называются в книге «фабрикантами смерти», а территории их профессиональной деятельности – «комбинатами смерти» [5], с аргументацией подобных точных определений историческими фактами существовавших в реальности процедур «искусственных отборов арийской суперрасы» и искусственного выращивания ее представителей, «безгранично преданных фюреру» [6]. Не слишком Н.Харин пренебрегает и сведениями, касающимися описываемого им лагерного объекта. Намеченная субстанция у него изложена в форме историко-документальной справки, сооружена на детально представляемых имеющихся данных, аргументируемых картинками существующих архивных бумаг (типа фрагментов инструкций, актов, приказов, писем, рисунков, скульптур, непосредственных фото и др.). Посредством этого осуществляется закон гармоничной расположенности излагаемого к восприятию, т.е. непременного соединения в уме и душе адресата текстовой ткани с живописью.
Активной в авторском тексте Н.Харина можно считать тему восстаний в концлагерях, которая еще ожидает в отечественной науке собственного скрупулезного изучения (и исторического, и филологического, и психологического). Так, хронология битвы уже упоминавшегося выше сербского концентрационного лагеря «Красный крест» может явиться иллюстрацией сего тезиса. В этом учреждении случился в свое время первый и стартовый для немецких лагерей побег «преступников», причем третья часть отважившихся на отпор была убита, не справившись со стальной стеной. Впервые узники «Красного Креста» реально убежали в 1942-м году: «Спаслось сто пять. Сорок два человека погибли на этой колючей проволоке. Впрочем, даже последовавшие репрессии, не остановили людей. Известно, что до освобождения Ниша югославскими партизанами случился еще один побег. Всего с сентября 1941 года через этот лагерь прошло тридцать тысяч заключенных. Десять тысяч было убито. Когда лагерь был освобожден, прямо на его территории нашли множество сожженных трупов. Их пепел буквально под нашими ногами. Выжить в свистопляске военных операций, которым подверглась Сербия, из заключенных мало кому удалось. Их истории удивительны. Очевидцы рассказывают, что те, кто «удачно» сбежал, были сплошь в рваных ранах, одежда тоже изодрана: так действовала колючая проволока. Некоторым удавалось спрятаться в домах местных жителей. Там люди отдыхали, им обрабатывали раны, чинили одежду. Так вот немцы отомстили всем портным и тем, у кого в доме занимались починкой старых вещей. Портные попали в лагерь» [7]. Одновременно заданное Н.Хариным для изображения в сборнике узловое событийное явление (полет из плена) приводится не менее подробно. Касающийся его эпизод, сосредоточенный в документальных записках зачинателя и главы действа пилота М.П.Девятаева, стартует с раздумий, окутывающих персонаж в ходе утомительных лагерных трудов невдалеке от технической (в том числе и летательной) базы. Как раз в тот момент в думах героя появился отчаянный план побега, удачно осуществленный позже.
Тем не менее у нашего кубанского соотечественника Н.Харина активная и неизменно присутствующая текстовая материя приводится часто не только в документальной, но и в художественно-выразительной конфигурации, иногда в эмоциональном слоге. Причем случается это как раз в возбуждающих аналогичное волнение кадрах, когда, по формулировке писателя, «рабский труд» осужденных «приносил неслыханные барыши». Непосредственно данную стратегию «безграничной преданности» нацистам уже в начале рассказа живописуют упоминаемые Н.Хариным при воссоздании входов в фашистские концлагеря транспаранты, фиксирующие в себе устрашающую впоследствии тактику деяний подобных организаций. В частности, в Заксенхаузене – «Труд делает свободным» [8], а в Бухенвальде – «Каждому – свое» [9], т.е. призывы, каковые можно считать довольно безопасными, а порой глубокомысленными. При всем том в действующих обстоятельствах завоевательной немецкой стратегии они существенно трансформируют подтекст. К примеру, некая, вырабатываемая работой, условная воля в Заксенхаузене завоевывается при помощи работы принужденной, неисполнение коей, практически непослушание осужденного обязательно приводит к его кончине. Неизменная и безусловная безжалостность эсэсовцев в очерчиваемых свидетелями событиях пугает читателя, причем синхронно, в противоположение им Н.В.Харин применяет документальные факты, неминуемо форсирующие почтение, а иногда даже – упоение личностными свойствами заключенных. В частности, в разделе «Борьба узников за жизнь и свободу», обрисовывая все вершившееся в 40-х гг. в концлагере «Бухенвальд» писатель стремительно передает кадр, подлинно аргументирующий нравственную цельность лагерного контингента. Располагающиеся в лагере осужденные ищут и приобретают потенциал отдать только что оказавшимся в лагере советским узникам, «истощенным до крайности новичкам, живым скелетам, прошедшим пешком сотни километров по Германии, последние скудные запасы еды и сигарет, все, что у них было» [10].
В данном фрагменте и всюду по тексту надлежит серьезно подчеркнуть писательскую оттененность, не источающую обязательную (на первый взгляд) для документального вещества холодность. Н.В.Харин практически продевает через себя любой источаемый факт и предоставляет его уже в олицетворенном зрелище, чувственно и экспрессивно, или излагает соответствующим типом обогащенные повествования самих свидетелей изображаемых явлений. Таким, предельно наполненным эмоцией, можно назвать дополняющее строгую бумагу о так называемом «Марше смерти» стихотворение Эдуарда Зимовца, одного из осужденных и, потому, действующего лица известного полета-побега. Личность, испытавшая случившееся весной сорок пятого года, перед самой Победой, истребление германцами концлагеря Заксенхаузен, состоявшее в высылке из лагеря в дорогу некоторых десятков тысяч узников, останки коих обнаруживались после на тропах, а тягостно добравшиеся до Балтийского моря пленники затапливались, и только небольшая доля из них была выручена войском СССР, – личность, перенесшая такую смертельную стезю, пропитана эмоциями, полыхает враждой и вожделеет правоты, что и выражается в таком же сильном, как и все испытанное ею, стихотворении: «Посвящается Всем, / Кто в колонне смерти шел, / Остался живым, / До конца не дошел» [11].
Лично насыщенные фрагменты воспоминаний осужденных имеют место и в цитируемом нами тексте о заключенных сербского лагеря «Красного Креста», когда автор изложения выдвигает собственные версии и констатирует субъективные ощущения: «Слушаю личные истории заключенных и понимаю, что большая литература в долгу. Например, перед светлой памяти врачом Елизаром Пьяде. Никто не догадывался, что по национальности он был евреем, поэтому доктор целый год проработал в лагере по специальности. Пьяде учился в Вене, отлично знал немецкий язык. Немцы часто использовали его в качестве переводчика, когда шел допрос «с пристрастием». Но его перевод всегда был в пользу заключенного. Трагическая интрига истории доктора заключалась в том, что в лагере содержались его дочь Елизавета и племянница. Одна как еврейка, другая как партизанка. Пьяде расстреляли в последний заход - перед самым освобождением лагеря» [12]. Настолько же напоено чувствами уже эпическое изложение иного свидетеля происходящего И.П.Кривоногова, красочными индивидуальными заметками коего Н.В.Харин логично аккомпанирует пасмурным отрывкам протокола допроса, и столь же оживленны воспоминания о нем соратника В.П.Девятаева. Повествуемый здесь прозаический отрывок из воспоминаний действующего лица о минутах встречи с родной землей максимально лиричен и предельно напитан экспрессией. К тому же изголодавшийся в боях нравственно и физиологически персонаж с такой мощью грезит о вступлении в отчий дом, что, уже находясь у порога, он не отваживается совершить шаг, борясь с собственными неукротимыми слезами, присматривая за «мягкими пушинками снега» и оказываясь немощным при необходимости вымолвить хотя бы слово, при виде матери. Аналогичное экспансивно напоенное изложение, нередко сопутствующее документальным деталям, данным и бумагам, разрешает автору сообщить людской облик очерчиваемым персонажам. А также это придает некоторую людскую мотивированность случающимся с ними явлениям, отчуждая текст от документального и располагая его, таким образом, на грани с художественным.
Кроме того, время от времени присутствует персонализированное объяснение различных действий недругов. В частности, в одном из разделов, отданном научным изысканиям в Пенемюнде, автор параграфа Б.Черток размышляет о внутренней мотивации и внешних условиях, поднявших Гитлера на злополучное сотворение атомной бомбы, растолковывая это «слепой верой Гитлера и его ближайшего окружения в чудодейственную силу нового ракетного оружия как средства массового уничтожения» [13], т.е. слепотой, каковая «не только ускорила поражение Гитлера, но и в какой-то мере способствовала устранению страшной угрозы создания до конца войны немецкой атомной бомбы» [14]. Причем ведущиеся здесь думы о германской науке аккомпанируются достаточно убедительными картинами получившихся свершений немцев на Пенемюнде. Описываются доказательные фотоснимки построенных ими ракет и детали, озвучиваемые тут же, в записках М.П.Девятаева, сосланного уже к окончанию ВОВ в Пенемюнд под руководство инженера С.П.Королева, бравшегося за проблемы ракетостроения. Аналогичные этим разнообразные конструкторские частности тоже присутствуют на личностном полотне функционирующих прозаических героев Н.Харина (в их коммуникативных реакциях и внутренних мыслях). К примеру, личные подробности прямо о случившемся в процессе побега взлете немецкого бомбардировщика отмечаем в откликах свидетеля данной истории Ф.П.Адамова, закрепленных в излагаемых отрывках протокола допроса. Тем не менее, в течение ознакомления адресата с аналогичными данными неизбежно появляется совершенно закономерное непонимание. Рисуемые автором мужественные и храбрые заключенные, перенесшие нацистские пробы и не потерявшие людской лик в данных ужасающих обстановках: неужели способны они попадать под надобность каких-то допросов уже в Отчизне, ощущая угнетающую подозрительность со стороны должной оставаться признательной им Родины? Как подчеркивается далее справедливо не стремящимся умалчивать хронологические события Н.В.Хариным, собственно такая притесняющая идеологическая стратегия советского руководства целиком захватывает бесстрашных и ратных бойцов: «И после Победы на тех, кто остался в живых, клеймо военнопленного сказывалось долго. Ни доверия, ни стоящей работы… Это угнетало, порождало безнадежность» [14]. Трудность послевоенной реабилитации большинства из них заключалась в игнорировании действующим социумом перспектив ухода из германского лагеря на германском бомбардировщике, а также – в хроническом надзоре и допросах, исполняемым учреждениями МВД. И только во второй половине 50-х гг. советские силовики констатировали факт храбрости этих советских граждан и в некоторой степени одобрили его.
В завершение необходимо подчеркнуть то, каким колоритным и оживленным сооружает текстовое изложение CD материал. Посредством этого совершается неукоснительное понимание на пласте как печатного, так и разрешающего многогранность визуального воссоздания, то есть бесспорное художественное преимущество такого издания. По мере его восприятия в добавление к испытанному появляются свежие чувства, разрешающие многогранно посмотреть на будто известные по книге факты, лица, интерьеры, испытать их и совершенно для себя сформироваться с их внешними образами. Например, производит впечатление изображение обнесенной режущей проволокой обстановки Заксенхаузена, когда понимаешь, что собственно за этими столами старались наесться родные по тексту узники, собственно на этих койках стремились перевести дух, а собственно в этом углу, безмолвно скучившись, курили и ненасытно хотели коммуникации на родном языке собственно эти, вроде беззлобные ветераны, в свете дня сообщающие здесь обо всех перенесенных ими страхах.
Следовательно, обязательное сегодня национальное самопонимание на грани патриотизма должно быть выведено на более высокий пласт отечественного самопонимания, а это гарантируется лишь вырабатыванием культурной и гражданской осмысленности, что судьбоносно для многонационального северокавказского региона. Хотя рассмотренный на предмет формирования патриотизма сборник сведений Н.Харина включает документы, тем не менее ощутим и индивидуальный признак, например, психологическая стимуляция действий персонажей. Существенный задел в подобном личностном формировании с помощью литературных текстов приобретают именно патриотические конструкции.
Библиографический список
1. Не будет гражданин достойный к Отчизне холоден душой… // Ставропольская правда. 2013. 14 июня.
2. Караев З. Литература Кавказа – вчера и сегодня // kavpolit.com/literatura-kavkaza-vchera-i-segodnya-2/
3. Полет из фашистской неволи…: Сборник / Авт.-сост. Н.В.Харин. Кропоткин-Ставрополь: Альфа Принт, 2010. С. 45.
4. Басинский Н. Новая книга Альберта Лиханова расскажет историю любви в концлагере // Российская газета. 2013. 10 окт.
5. Полет … . С. 6-7.
6. Полет … . С. 8.
7. Басинский Н. Новая …
8. Полет… С. 11.
9. Полет… С. 17.
10. Полет.. С. 38.
11. Полет.. С. 49.
12. Басинский Н. Новая …
13. Полет… С. 29.
14. Полет.. С. 30.
15. Полет… С. 97.
Опубл.: Хуако Ф.Н. Тема патриотизма в ... // Труды Ростовского государственного университета путей сообщения: Научно-технический журнал. – Ростов-н/Д: изд-во «D&V». – 2014. – № 1 (26). – 262 с. – С. 181-184.