Поскольку языку художественного произведения априори присуще обозначение авторской точки зрения, его индивидуального воззрения на ситуацию или героя, существенно при этом то, каким именно знаковым либо стилевым материалом обслуживается этот процесс.
Эмоциональная цель языкового контакта и, в частности, особенно, – литературы дает возможность активизировать чувственную грань восприятия индивида. Оценка при этом способна оказаться нейтральной, мелиоративной и пейоративной. Произведения литературы традиционно востребованы в своей стержневой функциональной роли – даровать усладу, инициировать упоение, чем обусловить определенное число экспрессивных порывов (порой, – позитивных, порой, – негативных). Причем синтаксические конструкции, выстраиваемые представителями различных языковых культур в момент появления эмоции, способны быть несхожими и специфическими ввиду разнообразия языковых ресурсов и их форм. Однако приемы непосредственного обозначения стержневых эмоциональных реакций, выступающие схожими для всех говорящих или пишущих, предположительно идентичны. Именно этот тезис мы и попытаемся, применяя как целевой, подтвердить при рассмотрении текстов авторов, принадлежащих к двух разным мировым культурам – итальянской (Умберто Эко) и турецкой (Орхан Памук). На основе их художественного материала проиллюстрируем три возможных градации слов, выражающих эмоцию в произведении.
Градация 1: пейоратив - мелиоратив
Есть в лексике любого языка две специальные категории слов, номинирующих эмоцию: пейоративы (слова или словосочетания, выражающие негативную оценку чего-либо, в чистом виде или в дополнение к основному лексическому значению) и мелиоративы (слова или словосочетания, выражающие положительную оценку). К категории негатива из числа искомых эмоций можно отнести единую группу, вне зависимости от одушевленности воспринимаемого предмета: страдание, грусть, ненависть и проч. К категории позитива относим единую группу эмоций, обусловленных положительным предметом: волнение, удовлетворение, счастье, радость, удовольствие, наслаждение и проч.
Причем имеются у рассматриваемой нами эмотивной лексической группы специфические признаки. В научной литературе есть утверждения по поводу того, что языковых единиц с негативной окраской в базе данных того или иного языка гораздо больше. Такая тенденция относима к большей части различных языковых групп, поскольку возможностей резко выделить предмет, несовместимый с нормой в негативном направлении, немало. И их больше в сравнении с лексическими возможностями выделения внезапного позитива. В том числе, подобная установка присуща языковым характеристикам самых различных мировых литератур. Так, в частности, для цитируемого прозаического фрагмента из текста «Маятника Фуко» (СС. 1-20) классика итальянской прозы Умберто Эко характерна приведенная выше градация видов эмоций: 1) пейоратив (жертва обольщения чувств, несчастная, глухой к сердцебиению бесконечности, разъедало душу, потревожив рассудок, перехватывает дух, кружит и бьется бред, лицемерно, труднее, глупо, становилось страшно, поражала, ужас, эйфория, тоска (2), невыносимо, чудовищно, взял страх, нудное времяпрепровождение, лезет в голову, предощущение нервного срыва, завопишь как резаный, навалились воспоминания) (итого – 24); 2) мелиоратив (ощутил бы под чарами, чувствовал, привык, постарался (2), моментально понял, в обожании, смелей, взял себя в руки, играть с тем же юмором, из чистой любви, попробовал, ища откровения, естественнее, остро, умно, хитро, хорошо бы, облегчение, острая реакция, торопился) (итого – 21). В цитируемой прозе итальянского писателя ХХ в. У. Эко эмотивные лексические виды негативной отнесенности (т.е. пейоратив) гораздо более активна по сравнению с позитивной лексической группой (т.е. мелиоративом).
Попытаемся проследить ту же закономерность на аналогичном по объему фрагменте. Это уже в современном тексте – в романе «Белая крепость» (Нобелевская премия – 2006) турецкого писателя черкесского происхождения Орхана Памука (СС. 12-34). Итак: 1) пейоратив (преградили, не было счета, страх (4), тревога, не сумели, пленение (6), казнен, хлестать (2), трусость (3), упустили время, почуявших, замешательство, угасло, сдались, затонул бы, обстрел, враги (4), рассеянно (2), навернулись слезы, крики, беспокойные (2), расстаться (2), испытания, несуществующих (2), небывалого, раздражался (2), захватчики, столпотворение, согнали, неразбериха, поразят, рыться, рассердились, возненавидели, заперли (2), умер, хитрость, завистливые (2), грусть, отвращение, усмешка, заковали (2), поглумиться, задом наперед, водрузили, отвратительная, гнили, раб (3), погибающих, тайно, смущался, не удастся, ходили на цыпочках, возлежал, обманули, оклеветав, боялся отравы, надсмотрщики, мучил, страдавшим, головные боли, отчаяние, гнев, жарким летом, бежать (2), избивали, несчастные, молчаливы, необразованны, напуганы (2), эпидемия, осложнения, охватил ужас, плод больного воображения, готовят ловушку, мрачный и неуютный, тесный, странная тоска, нервно, наводило уныние, спор, презирали, разозлился, отвратительный, разволновался (2), рассердился, самонадеянность, отвратительный, плели интриги, было страшно, никогда не вернусь, драконы (5), пламя, ад (2), рыдания, шайтан (4), встревожился, ревнивые глаза, поражен, глупый ребенок, оцепенел от страха, с жалостью, отрубить голову, лишиться жизни, смерть, закопают, могила) (итого – 142 ед.); 2) мелиоратив (истина, понимают, пережитые, подходящее, воодушевился, осмелился, рассекая, победить, привел в порядок, друзья, гости, молитва, дорогие слова, радость (3), нравился (2), несравненен, умнее и талантливее, восхищалась (4), терпеливо (3), прекрасный, любимая, хорошо (5), могу, избавился, спас, умение, торжественно, ликование, весело, любопытство, вылечил (2), приличную каморку, благодарил судьбу, красивый, добрый, приветливый, подробно (2), догадался, стало лучше, обрадовался (2), милостивы, покровительствует, смелость (2), праздник, надеялся, уцелел, сказки (3), удача, верно, тишина, успех (2), хороший результат, яркость, мощность, блеск, красивее (2), победы, восторг, нормально, счастливый, хвалить, всласть повеселились, милая камера) (итого – 85 ед). Итак, как показывает наблюдение, эмотивная лексика – гораздо более частая в тексте современного писателя (лауреата Нобелевской премии), чем у классика мировой прозы ХХ в. Однако отмечаемое нами соотношение «негатив – позитив» имеет место быть весьма очевидно и здесь (142 ед. – 85 ед.), что позволяет сделать заключение о справедливости анализируемой нами классификационной Градации 1 (пейоратив – мелиоратив).
Градация 2: по одушевленности
Однако ряд ученых (к примеру, А. Вежбицкая и целый ряд позже поддерживающих версию языковедов) считают нужным вводить разделение вышеуказанных рядов на подгруппы в зависимости от одушевленности воспринимаемого предмета. Так, разделяются эмоции, обусловленные т.н. «плохими вещами» и «плохими людскими поступками». По аналогии А. Вежбицкой классифицируются и позитивные эмоции с разделением по одушевленности предмета – их отнесенности к вещам и к людям. Тем не менее, по нашему мнению, разделяемые цитируемым автором эмоции присущи человеку по любому поводу: и страдание, и грусть, и ненависть возможны как вследствие мрачной погоды, так и вследствие обидного слова. Поэтому предпочтем не рассматривать подробно проявления данной градационной модели в нашей работе.
Градация 3: типы актуализации эмотивных языковых средств от Н.Ф. Ежовой
Третья классификационная модель, на которую мы обращаем внимание, приводится современным филологом Н.Ф. Ежовой в публикации от 2003 года как «типы актуализации различных языковых средств для передачи определенных эмоций и чувств» [1, с. 18], включающие следующие четыре вида: 1) номинативно-описательный; 2) описательно-выразительный; 3) номинативно-выразительный; 4) номинативно-описательно-выразительный.
Первый из выделяемых здесь, номинативно-описательный вид состоит в отображающем эмоцию сочетании прямо назывных и жестово-мимических лексем. Подобное сочетание дает возможность реципиенту глубже проникнуть в очерчиваемое автором чувство, поставив себя на место носителя эмоции. К примеру, уже на двух первых страницах у У. Эко в рассматриваемом нами двадцатистраничном фрагменте «Маятника Фуко» находим следующие номинативно-описательные лексические примеры (СС. 2-4): шар поигрывал бледными переливчатыми отблесками; он касался; штрихи расходились; утрамбовывалось; шар нацеливается; безвольно отшатывался; обращающийся эллипс; как вращался бы тот же эллипс; не отнимала чудесности; взгляд был прикован и проч. В целом, примерно около десяти подобных эмотивов на две страницы, то есть по пять на страницу авторского текста итальянского классика ХХ в. Обратимся в поиске номинативно-описательной лексики к анализируемому нами фрагменту «Белой крепости» нобелевского лауреата XXI в. О. Памука (СС. 12-14): радостно засвистели; судно развернулось; оборачиваются назад; проскользнув, исчезли; почуявших запах; перелистывал; навернулись слезы; держу сейчас в руках; бормотал, словно молитву; с радостью заучивал и проч. Здесь также на две страницы текста – десять подобных эмотивов. То есть частота применения номинативно-описательного вида сохраняется от века к веку и от культуры к культуре.
Второй из выделяемых в классификации Н.Ф. Ежовой типов – описательно-выразительный, который можно обозначить как контекстный. В этом случае речь идет не о прямой назывной, а о косвенной представленности эмоции (в т.ч. посредством интонационно-выразительных оборотов). Одновременно обязательное влияние оказывают имеющиеся в данном случае ситуативные обстоятельства. В ряде ситуаций назывное обозначение определенного чувства уступает место очерчиванию общего настроения без указания на качественный признак. Здесь получатель сам уполномочен сделать заключение о присутствии тех или иных эмоций в чувственно-образном пространстве, окружающем персонаж. Более присущей данную типовую форму можно считать монологическим сценам общения, когда у автора есть возможность намекнуть на физиологическое либо душевное состояние героя посредством замечания по поводу цвета его лица (побледнел, потемнел и т.п.).
Однако в рассматриваемом нами фрагменте итальянского авангардиста У. Эко сложно найти традиционные монологические сцены и потому возьмем один из описательных абзацев (Глава II), излагаемого словами находящего в музее рассказчика, возмущенного имеющимся на стендах почитанием технократии: «Меня поражала непристойность этой картины: гениталии дизелей, вагины турбин, глубокие глотки, готовые изрыгать огни, дымы, шумы; чудища, надоедливо жужжащие, как майские жуки, стрекочущие, как цикады, а по другую руку – образцы чистейшей абстрактной практичности, автоматы, мнущие, жнущие, толкущие, бьющие, нарезающие, ускоряющие, замедляющие, пожирающие, рыдающие всеми цилиндрами, развинчивающиеся на части, как кошмарные куклы, ворочающие барабанами, преобразующие частоты, трансформирующие энергию, трясущие маховиками – какое мне было спасенье?» [2, с. 12]. И именно итоговая фраза о невозможности спасения вытекает из всего абзацного контекста, строящегося на глагольной активности происходящего на стендах музея.
Интересующие нас в случае с описательно-выразительным типом диалогические сцены гораздо более часты в романе «Белая крепость» второго из рассматриваемых нами авторов О. Памука. К некоторым из них мы и обратимся далее (СС. 34-36): я поцеловал край его одежды, углубился в рассуждения, невольно наблюдал, перестал произносить. В том числе, как видно из примера, в границах этой типовой группы можно отметить как частые интонационные перепады, так и полное прерывание речевого потока. Или предложение, косвенно настраивающее на описываемое в этой части романа продуктивное творческое содружество: «Идеи, большинство из которых я забыл, приходили к нему чаще всего по ночам, когда мы съедали свой скромный ужин, а в квартале гасли огни и все вокруг погружалось в безмолвие» [3, с. 37]. И поскольку фактически все данное произведение О. Памука строится именно на фабуле взаимоотношений этих двух, сотрудничающих на ниве науки, героев столь частые здесь сцены их общения содержат немалый языковой ресурс описательно-выразительного эмотивного типа.
Третий из выделяемых в классификации Н.Ф. Ежовой типов –выразительно-номинативный объясняется автором как лексическая модель, содержащая прямое использование лексического ряда, называющего ту или иную эмоцию. Поскольку данная лексическая категория неоспоримо является наиболее частой в применении, приведем для примера обороты лишь с одной страницы рассматриваемых текстов. В частности, на С. 13 у У. Эко в Главе II: жизнерадостные, как игрушки; ужас, эйфория, тоска, снова облегчение...; подозрительно похоже; втолковывал себе; острая реакция; с огромным трудом; бред; немножко занудное; коллекция безобиднейших трупов; уродина-гермафродит; для снобов; меньше шансов; тебя съест; боялись; межеумочный вид; непрекрасного далека; норовил затащить в мышеловку; не сгорают; работенка; прикончишь; прекрасно и проч. Итого – 25 ед. на страницу. Практически, каждое слово на данной странице итальянского прозаика несет и называет самостоятельную эмоцию. Либо на С. 39 у О. Памука: пробирал нас до костей; безупречные часы; не понравился; похоже на похоронную плиту; принесет несчастье; лучше думается и пишется; не интересуют; глядел на меня с презрением; замечает превосходство; злится, подозревая и проч. Итого – 11 ед. на страницу текста. Таким образом, современный литературный лауреат оказался гораздо сдержаннее в применении данной типовой категории.
Четвертый из выделяемых в классификации Н.Ф. Ежовой типов –номинативно-описательно-выразительный представлен автором классификации в качестве комплексной актуализации всех трех типовых вышерассмотренных лексических моделей, «что дает наиболее емкую, но иногда избыточную характеристику эмоции или чувства» [1, с. 20]. В частности, к примеру, на С. 14 в главе II у У. Эко: «Во-первых, засилье зеркал. Если имеется зеркало, это уж просто, по Лакану: вам хочется посмотреться в него. Но ничего на выходит. Вы меняете положение, ищете такого положения в пространстве, при котором зеркало вас отобразит, скажет: «вот ты, ты тут». И совершенно невозможно примириться с тем, что зеркала Лавуазье, выпуклые, вогнутые и еще бог весть какие, отказываются вести себя нормально, издеваются над вами; отступите на шаг – и вы в поле зрения, шагнете хоть чуть-чуть – и теряете себя» [2, с. 14]. Либо, к примеру, пара предложений со С. 41 у О. Памука: «В толпе гостей Паша обратил внимание на Ходжу, заинтересовался его изобретениями, спросил даже обо мне. В тот вечер мы разобрали и вновь собрали часы, добавив кое-что к прежней модели, а также подновили позолоту. Ходжа зачитал мне наизусть отрывки из своей речи, которую он написал пышным поэтическим слогом, чтобы произвести впечатление на слушателей» [3, с. 41].
Художественное произведение неизменно нацелено на индивида, даруя ему удовлетворение и направляя его в требуемых духовных позывах. Однако, как было выявлено в нашей работе, в художественном тексте возможно конкретное количественное несовпадение языковых эмотивов с негативным и с позитивным оттенком. Это было представлено в статье в рамках выделяемой нами Градации 1 «пейоратив – мелиоратив» с указанием на преобладающее применение непосредственно негатива в лексическом ресурсе рассмотренных текстов У. Эко и О. Памука. Рассмотрение эмотивного языкового материала в рамках Градации 3 от Н.Ф. Ежовой позволило проиллюстрировать ее заключение «об уровневом построении эмоциональных концептов в русском языке и соответственно об уровневом представлении и описании способов языковой репрезентации данных концептов» [1, с. 15], каковые способны быть произведены с применением определенного текста того или иного литературного произведения.
Литература
1. Ежова Н.Ф. Способы языковой репрезентации эмоциональных концептов в романе Л.Н. Толстого «Анна Каренина» // Вестник ВГУ. Серия Гуманитарные науки. – 2003. – № 2. – С. 10-21.
2. Эко У. Маятник Фуко. – СПб.: Симпозиум, 2006. – 736 с.
3. Памук О. Белая крепость. – СПб.: Амфора, 2006. – 191 с.