УЧЕНЫЙ: ЛИТЕРАТУРОВЕД, КРИТИК, ПЕДАГОГ
Далее переходим к той области деятельности Казбека Шаззо, в рамках которой он более всего известен на сегодняшний день – к области научно-исследовательской. Но для начала, опять-таки, в качестве эпиграфа, вновь приведем некоторые его рассуждения по поводу имеющейся на сегодняшний день в нашей стране свободы научно-исследовательского и художественного творчества. При этом Казбек Шаззо, будучи от природы оптимистом, никоим образом не разделяет распространенный в наши дни, супер-пессимистический взгляд на нынешнее положение литературы и культуры, взгляд, слезно оплакивающий прошедшие советские времена:
«И в то недавнее время «общенародной свободы» наше государство не очень нуждалось в литературе, искусстве. Да, были издательства, газеты выходили, печатались книги, проводились дни нацлитературы и культуры в столице, вручались премии ... Но, согласись, все это делалось ради одного – дабы подтвердить лозунг: в свободном общенародном государстве все народы равны. И литература имелась у каждого народа: ее субсидировали, пропагандировали, изучали в школе и вузе. То есть было что-то вроде порядка: ежегодно выходило определенное (строго регламентированное в объеме и тематике) количество печатной продукции, государство финансировало ее, а потому авторы не очень-то беспокоились о том, купят их книги или нет.
Сегодня государство по сути сняло с себя заботу о литературе, искусстве. Издательствам говорят: зарабатывайте сами, крутитесь, мол. Конечно, без государственной – крепкой и регулярной – поддержки национальная литература существовать не может. У нас же теперь так: написал книгу – ищи спонсора и издавай ее. Не лучшее положение и в центре.
Ситуация не просто серьезная, а архидраматическая, если не сказать – катастрофическая. Понятно: коль нет в доме хлеба, не до книги. Тем более что она стоит в десятки раз дороже, нежели хлеб. Не до чтения нынче народу – выжить бы, не помереть с голоду. К этому вынудили некогда самый читающий народ. Но так продолжаться долго не может, ибо сказано: не хлебом единым жив человек. А пока остается, как говорится, п;отуже затянуть пояса и – ждать. Но в том и беда, что никто не знает (в том числе и лидеры перестройки, демократы и проч.), сколько и чего ждать. И от кого. Властям не до литературы, образования, культуры. Госдума – та за все годы ее существования принципиально ни разу не ставила закон о культуре. А олигархам, финан¬совым воротилам, прочим состоятельным людям тоже не до нас.
В итоге самые нищие в стране – писатель, художник. Бойкие авторы бульварной литературы зарабатывают, серь¬езные писатели – нет. И получился парадокс: долгожданное право писать свободно, пи¬сать правду обернулось для подлинных художников нищетой и унынием, невостребованностью их таланта и труда» .
Теперь далее, более подробно по поводу активнейшей деятельности Казбека Шаззо в сегодняшних «свободных» и, одновременно, «тяжких» для интеллигенции условиях.
Казбек Шаззо не только писатель, поэт, переводчик, литературовед, литературный и театральный критик, но и крупный ученый, которого хорошо знают не только в Адыгее и на Северном Кавказе, но и за их пределами. Известен он как один из авторитетных специалистов России по истории и теории новописьменных литератур, как руководитель крупной по своему научному и педагогическому потенциалу литературной кафедры АГУ, как автор многих серьезных и глубоких исследований по литературе. По этим параметрам он свой человек и в Институте мировой литературы РАН. С полной уверенностью можно сказать, что академика Шаззо знают и уважают в ученом мире. Сегодня общение ограничено многими негативными факторами, но К.Г. Шаззо был активным участником многих круглых столов, диалогов и творческих дискуссий в Союзе писателей России, московских литературных журналов и газет. К его слову, к его оценкам прислушивались и сегодня прислушиваются во многих научных центрах – Тбилиси, Баку, Алма-Ате, Махачкале, Ростове-на-Дону, Нальчике, Владикавказе, Ставрополе и других.
Он был членом диссертационных советов во Владикавказе, Нальчике, Карачаевске. При всей занятости профессора Шаззо часто можно увидеть в пути. А пути расходятся по разным направлениям. Его путь лежит на север – в Москву, на юг – в город Черкесск, Карачаевск, Нальчик, на юго-запад – в Дагестан, к нашим соседям в Краснодар и Армавир для участия в работах специализированных советов по защите диссертаций в качестве оппонента.
Как уже отмечалось выше, Казбек Шаззо печатается с 1961 года, он один из тех, кто умело совмещает преподавательскую работу с творческой. Свидетельством тому являются изданные им на адыгейском языке сборники «По зову времени», «Живое слово» (1982), повесть «Теплый снег», монография «Дорогами правды», сборник его трудов «Тревожные ночи осенние». Совместно с З.М. Чич издана хрестоматия по адыгейской литературе для 11 класса (1994).
На русском языке К.Г. Шаззо выпустил книги «Художественный конфликт и эволю¬ция жанров в адыгских литературах» (1978); «Ступени» (1991), посвященная жизни и творчеству Исхака Машбаша и «В художественном мире Исхака Машбаша» (2006); «Художественная структура конфликтов эпохи и духовно-философские искания личности» (2006) и др. И, наконец, условное обобщение всех литературоведческих трудов Казбека Шаззо – один из последних его сборников «ХХ век: эпоха и человек. Размышления об отечественной литературе двадцатого столетия» (2006).
Все книги К.Г. Шаззо способствуют росту нашей литературы. Также и его статьи. Немало интересных критических и научных статей по проблемам развития адыгских литератур вышло из-под пера К.Г. Шаззо. Отдельные из них публиковались в областных и краснодарских краевых газетах, в журналах «Наш современник», «Новый мир», «Дружба народов», «Литературная Россия», «Дружба», «Ошхомахо», «Кубань», «Дон», в «Ученых записках» и научных сборниках АНИИ, в московских изданиях «Молодые о молодых», «Сверстники» и других.
Несомненно, соблазнительным для нас является факт дальнейшего, с различной степенью подробности, рассмотрения этих публикаций, восстановления в памяти жарких дискуссии вокруг некоторых из них. Однако здесь есть опасность обстоятельно увлечься. И фактически это, конечно, в рамках одного издания невозможно, поэтому назовем далее лишь некоторые, оставившие наиболее заметный след в адыгейской литературной критике. Это «Заметки о современной адыгейской прозе» («Дон», №3, 1974), «Движение жизни и движение лирики» («Дон», №6, 1978), «Главная мера – человек» («Кубань», №3, 1974), «Не только факты, но и обобщения» («Дружба», №3, 1970), большая статья о творчестве поэтов среднего поколения («Дружба», №1 и №3, 1987) и многие другие.
Немного подробнее по перечисленному. Так, статьи «Заметки о современной адыгейской прозе», опубликованные в журналах «Дон», «Дружба народов», «Литературной России» по своему содержанию глубоки и значительны. В книге «Молодые о молодых», выпущенной издательством «Молодая гвардия», Казбек Шаззо высказал много добрых напутствий в адрес молодых адыгейских поэтов. Он один из первых адыгейских критиков, кто осмелился вынести свои суждения об адыгейской литературе на всесоюзную арену. Все произведения Казбека Шаззо – это строки добра и света, ума и сердца.
Эти строки приглашают читателя к размыш¬лениям, часто вызывают желание спорить, высказываться, сопостав¬лять разные мнения. Сам Казбек Шаззо, определяя задачи критики, пи¬сал в одной из своих статей («Дружба», №4, 1988), что критика на то и критика, чтобы в этой сфере литературной деятельности сталкивались разные мнения и суждения, чтобы в ходе дискуссий оттачивались оценки, выводы и обобщения. Этот критический цех всегда должен быть горячим, работать в нем нелегко, особенно в малочисленных писательских организациях.
На вопрос Х. Тлепцерше о современном состоянии нашей литературной критики Казбек Гиссович отвечает следующим образом.
«Советская критика обслуживала советскую литературу. Именно «обслуживала» – другой функции она не выполняла и не могла выполнять. Но сказать, что она не развивалась, будет несправедливо. В обход многих запретов и цензурного беспредела критика не раз выходила на высокие уровни анализа литературных дел. Вообще интеллектуальное ее насыщение, на мой взгляд, внушительно. Я говорю о критике в «толстых» журналах – московских, ленинградских и т.д.
Критика же на местах – вопрос трудный. Расхожая идея такова: критика отстает от литературы. Это давно говорится, чаще всего писателями: дескать, мы пишем хорошо, а вот критики, которая достойно бы анализировала и осмысливала написанное, нет. Адыгейская критика – не исключение. И в твоей статье в «Литературной Адыгее» прозвучала эта мысль: критика, мол, не успевает за литературой, не ведет ее за собой. А я не могу с этим согласиться. Наша литературная критика интеллектуально и профессионально выросла, успехи у нее имеются и она может сегодня сделать многое и делает по мере возможности. Разве твои статьи, статьи М.Ш. Кунижева, других не свидетельствуют об этом?
Критик призван критиковать на основе анализа, изучения, осмысления жизни и литературы. Беззубая, беспринципная критика не есть критика. Речь не о том, что следует устраивать «разносы», разбивать писательские души. Нет. Но попробуй кого-нибудь серьезно задеть, особенно в таких небольших республиках, как наша, – грехов не оберешься, наживешь себе врага на всю жизнь. Каждый из авторов хочет, чтобы покритиковали другого – только не его. В общем проблемы были, они остались и теперь. Но есть, повторяю, немало и интересных критических работ, возросло аналитическое начало национальной критики, у нее появился спокойный, независимый тон. Это обнадеживает» .
Свое мнение по поводу научно-исследовательской деятельности Казбека Шаззо пригласим
76;алее высказать его коллег по «горячему критическому цеху».
Далее приведем мнение профессора Магомета Кунижева о литературоведческой деятельности Казбеке Шаззо:
«Если вести речь о человеке, сделавшем так много и достигшем столь многого, о человеке, ум которого тесно переплелся с его делом, о человеке, свершения которого имеют твердую почву, достижения которого весьма закономерны, – если говорить обо всем этом, потребуется много слов и уйдет много времени. Чтобы этого не случилось, ради лаконизма, хочу здесь перечислить сделанное им.
Намерение у меня такое: при всей нынешней открытости, доступности литературы, выяснить, что новое удается ему открыть, когда он работает с первостепенными и наиважнейшими проблемами? Какие он покорил вершины, могущие развить и усовершенствовать литературу?
Очевидно, что богатство литературы составляют устная речь, слова. Все начинается с речи. Поэтому, в первую очередь нужно произносить слово. Но какое бы ты слово ни произносил, на этом его вес, его значимость не исчерпываются. Необходимо продумать форму его преподнесения, найти его обличие. Когда Шаззо вошел в адыгейскую литературу и сделал там первые шаги, он начал сразу продумывать, что говорить и как именно говорить. Слово – словом, а его мощь, сила воздействия зависят от формы его выражения.
Таков и критик. Из множества жанров критик выбирает наиболее ему подвластный. Каждый раз, когда дело касается отражения в его работах всех сторо
85; и проблем литературы, Казбек реализует в своих статьях возможности всех жанров критики. Это становится очевидным сразу, как только начинаешь знакомиться с его публикациями.
Благодаря всему, сделанному им происходят достижения в области нашей литературной науки. Присутствующие здесь это считают достаточным: «Полоса различных легенд. Посвящается прошлым временам (Проза, передающая адыгские легенды). Роман и эпоха (Д. Костанов. «Шеуджен Мос»). Роман и история (Исхак Машбаш. «Гошевнай»: человек, эпоха, счастье). Посредники эпохи. Тембот Керашев: Песни, исполняющиеся на адыгской гармони. Хазрет Ашинов. «Родом из Ашинохабле». Если касаться жанров, в которых работает критик, то нельзя не вспомнить об этом: «Вчера или сегодня? Первая статья. Вторая статья» и другие.
Таким образом реализовывать значительные дела в литературе, изыскивать соответствующие художественные достижения и придавать им подобающее значение – поиском всего этого занимается Казбек Шаззо. То, что он ищет, бывает и несомненным, дело порой доходит до обнаружения имеющих огромное значение мыслей.
Так происходит потому, что объектом наиболее сильной и первой, возникшей у него любви, является литература» .
Процитируем некоторые размышления профессора Руслана Мамия по поводу активной современной научно-исследова-тельской деятельности Казбека Шаззо:
«Он – известный в Адыгее, на Северном Кавказе и во всей России человек. Дело не в званиях, степенях и других регалиях. Все это, или почти все у него, Казбека Гиссовича Шаззо, есть. О;н давно доктор филологических наук, профессор, действительный член Российской Академии естественных наук, Адыгейской международной академии наук (АМАН). А еще он председатель научного центра этой академии в Майкопе, Союза ученых Адыгее, специализированного совета по защите кандидатских диссертаций по литературе при АГУ, заслуженный деятель науки Республики Адыгея. Хватит, наверное, перечислений – он их так не любит. Но я должен добавить, что он давно заслужил российское звание заслуженного деятеля науки» .
А вот, к примеру, то, как о данной сфере творчества Казбека Шаззо отзывается кандидат филологических наук Нафисет Чуяко:
«Казбек Гиссович не замыкается на достижениях и недостатках адыгейской литературы, литературоведения и критики. Он берет шире. Пристально следит за творчеством писателей Северного Кавказа, литературными процессами, происходящими в литературах младописьменных народов.
Шаззо не был бы Шаззо, если бы его интересы как ученого-литературоведа не выходили бы на российского, советского писателя, не брали широкий размах. В этом ему помогает владение материалом русской и российской литературы. Так, в разное время появляются статьи, посвященные Плескачевскому, Фадееву, Горькому, Шолохову» .
Обратимся теперь к размышлениям и суждениям Халида Тлепцерше, высказанным им в газете «Адыгэ макъ» в рамках статьи под названием «Человек, живущий в тревогах». При этом нижеприведенные выдержки из данной статьи наилучшим образом соответствуют ее заглавию и ярко его иллюстрируют:
«Казбек Шаззо – мыслитель. Многое его волнует, лишает покоя, обдумывается им. Но все его мысли и чувства обращаются к одному: творческие проблемы, национальная литература и культура, их обогащение.
Имя Шаззо придали его научно-критические работы: определенное число его книг и статей – если все их считать и перечислять, уйдет не один десяток печатных листов. Та значимость, которую в них автор придает нашей литературе, те познания, которые он проявляет в исследовании ее становления и развития, тот профессионализм, с которым он рассматривает и анализирует произведения нашей литературы, – при восприятии всего этого становится очевидной его искреннее беспокойство» .
Будучи весьма логичным мыслителем, Казбек Шаззо, тем не менее, литературу анализирует чрезвычайно эмоционально, видит ее необычность, смотрит на нее таким же теплым взглядом, каким мать смотрит на ребенка. Литература – это не только написанные на бумаге стихи, рассказы, романы, они созданы не бездушными и бессловесными, – литература состоит из одушевленных слов, она сама – живой организм. Дыша, радуясь радостям жизни, страдая ее скорбью, это явление живет полной жизнью. Иначе говоря, литература – это жизнь, которая стремится к оправданию правды. Если эта мысль прослеживается в произведении, критик с воодушевлением радуется, где бы это ни происходило, он скажет об этом, причем желая того, чтобы все окружающие радовались вместе с ним.
Взгляд Казбека Гиссовича на литературу вообще четко отражен в его весьма подробном ответе на вопрос одного из интервью: «Соответствует ли адыгейская литература нашему времени, сегодняшним задачам, если таковые возможно ставить перед литературой?». Ответ состоит в следующем:
«Литература, на мой взгляд, не должна ничему, кроме как самой себе, соответствовать. Дерево же ничему не соответствует, оно похоже лишь на самое себя. А литература – живой организм со всеми сложностями его существования. Она всегда активно творит, даже и тогда, когда не выдает произведений: думает, накапливает энергию, страдает, болеет. Ныне мы переживаем период литературной болезни, особо нового, значительного нет и в больших литературах. Дело в том, что за последние 10 – 12 лет опубликовано столько запрещенной в прошлом литературы, что ее хватило и на сегодня, она будет заполнять еще некоторое время духовный вакуум, в котором оказалось общество.
Соперничество «новомодной», так называемой сегодняшней «постмодернистской» литературы с «возвращенной литературой оказалось не в пользу первой, и всякие новации талантливых молодых авторов повисли в воздухе. У нас, у адыгов, не было запрещенной литературы, мы писали и издавали то, что можно было издать. И все же нынешнее перестроечное время открыло для нас новые возможности. Вопрос не в том, что мы, адыги, смело и открыто стали писать о том времени, в котором живем (мы, собственно, об этом еще не пишем), а в том, что перестроечная эпоха дала нам возможность сказать о нашем прошлом. А оно нас душило, медленно, но верно приводило к духовной деградации. Сказать о том, что было – вот что оказалось для нас главным. Литература, конечно, говорит об этом не в полный голос, но говорит. И это важно. Если у нашей сегодняшней литературы есть какие-то достижения – они, безусловно, имеются, – то они связаны именно с этим. Возвращение же литературы современности, к сегодняшнему дню, возможно, будет драматическим – ведь нынешнее время не обладает четкими идеологическими ориентирами. А мы к ним привыкли, без них наше писательское ухо глухо. И здесь нужны новые таланты, новое слово. Они будут, но возрождение «всегда проходит трудно» .
Как видим по ответу, Казбеку Шаззо свойственны предельная экспрессивность, полнейшее отсутствие дежурного безразличия и хладнокровного равнодушия даже в ходе самого общего разговора о литературе. Поэтому вновь мысли Халида Тлепцерше, пристально акцентирующего внимание на максимальной эмоционально-душевной отдаче Казбека Шаззо, отдаче, которая в полной мере проявляется в ходе его литературно-критической и научно-исследовательской деятельности:
«Сложно быть критиком, обладая холодным сердцем и лишь трезвым расчетом. Многое беспокоит К. Шаззо, о многом он тревожится: судьбы народа, пройденные им муки, суть его духовных традиций, сегодняшнее состояние его культуры, его литературы, их завтрашний день. Постоянно он занят ответами на эти вопросы. Духовный опыт, накопленный адыгами, – если сравнить с другими, подобными нам, народами, – не мал. Этого критик не забывает, постоянно придает значение этому духовному богатству, с радостью подчеркивая достижения национальной литературы. Нем
72;ло сделала наша литература, в ней творили и сегодня творят многие достойные писатели – Тембот Керашев, Ахмед Хатков, Цуг Теучеж, Мурат Паранук, Аскер Евтых, Исхак Машбаш, Юсуф Тлюстен, Хазрет Ашинов, Хамид Беретарь … С их помощью было осуществлено становление многих жанров: адыгские романы, повести, рассказы, поэзия, драматургия были серьезно разработаны. Есть, чему радоваться, наша литература достигла значительного эстетического уровня. Но этого уровня она достигла не сегодня. Как бы ни был хорош вчерашний день, но нынешняя незавидная современность недостаточна для будущего, мало что остается, – таков закон жизни, закон диалектики. Если дерево не получает достаточно воды, его рост прекращается. Если водоем теряет питающие его водные нити, то есть опасность, что он засохнет. Такова и литература: если в нее не вливаются новые силы, «старые силы» если не получают нового глотка воздуха, то литература может неподвижно застрять на одном месте. Если вернуться на пятнадцать лет назад, – уровень, которого на тот момент достигла наша литература, изменился ли он с тех пор? Те писатели, которых у нас тогда не было, те произведения, которые тогда не могли быть написаны, – появились ли они на сегодня? То, на что мы вчера не могли надеяться, заняло ли оно на сегодня место в наших ожиданиях? Многие вопросы могут быть подняты, профессия критика в том и заключается, чтобы не спать, а переживать и беспокоиться в поисках истины. Каковы бы ни были невзгоды в некоторые годы, когда были истощены водные источники, питавшие наше существование, родники, питавшие нашу литературу, стали гораздо лучше просматриваться. Нет, речь не о том, что в тот период наши писатели не создали ничего нового в ходе своего творчества, но в те годы сначала и Керашев был Керашевым, и Евтых твердо стоял на ногах в адыгейской литературе, и Машбаш тогда «утвердился», и Ашинов обнаружил свой талант.
Действительно, в тот период поэзия таких поэтов, как Н. Куек, Р. Нехай нашла свое место в нашей поэзии, рассказы и повести П. Кошубаева, Ю. Чуяко, С. Панеша явились серьезным вкладом в нашу прозу, обогатили ее. Но в целом вывели ли они нашу литературу на новую дорогу, подняли ли ее на ступень, которой она ранее не достигала? И далее. Кто следует за ними – достигшими своего пятидесятилетия? Что нового, необычного, способного обрадовать, те, кто подошел к тридцати или достиг этого возраста – М. Тлехас, Х. Хурум, М. Емиж, Ш. Куев, С. Хунагова и другие, – что они выпускают? «Вчерашний» день у нас есть, «сегодняшний» – тоже. А день «завтрашний»? Вопросы, вопросы … Того, над чем стоит подумать, в чем следует разобраться, систематизировать, того, что может взволновать тебя, если ты критик, – всего этого немало, если тебя беспокоит национальная литература, ее духовное обогащение.
Несомненно, что все это действительно беспокоит К. Шаззо. Он почти безысходно, с некоторым отчаянием поднимает эти вопросы, ищет ответы на них, вызывая ответное огорчение, сочувствие, но на то
84; не успокаивается. Даже если и находит ответы, – немало вопросов, остающихся безответными, – нельзя сказать, что все верно, и ничего нельзя не добавить, не убавить: есть моменты, с которыми можно и не согласиться. Но критик не подходит к делу безразлично, о каких бы поверхностных проблемам он ни говорил, нельзя сказать, что ставящиеся им вопросы он раскрывает спокойно, холодно и бездушно, с академической сухостью: К. Шаззо при его годах, беспокойно тревожно, словно молодого юношу «уносит» идея, он говорит о ней, «подгоняемый» ею. И не только говорит, – стремится к тому, чтобы преподнести ее в силу своего ума и таланта» .
Подчеркиваемая и выделяемая критиком в предыдущем отрывке душевная отдача, проявляющаяся в процессе словотворчества и отражающаяся на творческим стиле Казбека Шаззо, является непременной составляющей, непреложным атрибутом одного органичного, единого, цельного явления – его профессионального мастерства.
Касаясь профессионализма Казбека Шаззо, приведем размышления уже хорошо нам известного по предыдущим высказываниям Халида Тлепцерше, где он на примере конкретных статей демонстрирует и иллюстрирует степень мастерства Казбека Шаззо:
«Не будем уходить далеко, посмотрим на его статью, включенную в эту книгу – «Родом из Ашинохабля». Когда начинаешь ее читать, первое, что ощущается – легкость в ее восприятии. Не вдаваясь там, где не надо, в теорию, чтобы показать, насколько он знаком с литературоведением (среди нас есть те, кто этим болеет!), с легкостью изложения, автор оформил статью на радость читателю. Читаешь и думаешь, «боже, насколько соответствует написанное твоему состоянию». Но те, кто пишет, хорошо знают, насколько трудно даются это «соответствие» и эта «легкость». Когда ты хорошо разбираешься в предмете, о котором говоришь; когда лучше знаешь то, о чем говоришь, чем то, что «видишь»; когда того, что остается у тебя на сердце гораздо больше того, что прячется в углах строчек, – только в этом случае это удается. При чтении «Родом из Ашинохабля», К. Шаззо удается решить многие вопросы, становится ясно, насколько он хорошо разбирается в творчестве Хазрета Ашинова, насколько знает, каковы его произведения, какие там поднимаются проблемы, что волнует автора, насколько реализовались его эстетические возможности и намерения. Вот кто «с легкостью» повествует о творчестве писателя. То, что Ашинов любит повествовать о молодых; что его герою, сколько бы ни было, душа его не пропадает; что автору удаются удачные шутки и юмор; что, во, всем, что он пишет, ощущается мягкий лиризм; что в его произведениях небольшая картина действительности, нескрываемые факты писателю удается отобразить в развитии сюжетной линии, – многое для себя могут почерпнуть читатели в этой статье. Но, прежде всего, очевидно, насколько ярко Ашинову удается преподнести человеческую жизнь, любовь, и эта гуманистическая идея выделяется в первую очередь всеми. Статья объективно рисует то, насколько искусный писатель Хазрет Ашинов, то, какой он художник. И что еще удивительно, так это то, что статья критика окрашена тk7;м же лиризмом, который свойственен стилю Х. Ашинова.
Другое произведение – это статья под названием «Роман и эпоха» (Д. Костанов «Мос Шеуджен»). Там присутствует немалый критический пафос, аргументами, доказательствами, оценками, фактами критик располагает, стремясь придать весомость своим рассуждениям, изложение ведется с полемическим накалом. Язык повествования, его стиль весьма необычны: здесь и места нет для лирики, слова и словосочетания насыщены силой, лишены гнева, но извергают из себя огонь, мотивы нельзя считать отвлеченными, они спокойны, развиваются в нужном направлении, и теория излагается по соответствующим поводам. Но излишнюю теорию он не приводит, не дает прорваться академизму. Иначе говоря, даже если ты не специалист, критик даст тебе понять, какие именно особенности должны присутствовать в романе.
Вот это действительно мастерство. Именно это позволяет говорить о стиле самого критика. Критик – это не узкое значение слова, критик – это еще и стиль! Посмотрите, как К. Шаззо, мастерски, на чистом родном языке рассуждает о больших проблемах литературы, говорит о проблемах актуальных, как находит подходящие, соответствующие (но лаконичные!) слова: избегает сложных предложений, запутанных слов, длинных и трудноразличимых формулировок, не использует туманных и малопонятных метафор. Предложения лаконичные, содержащиеся в них мысли очевидны, для чтения все это легко и доступно. К тому же при чтении становятся очевидными все переживания, тревоги и эмоции самого критика. Видно, насколько его беспокоит то, о чем он пишет» .
Теперь мнение по поводу профессионального мастерства Казбека Шаззо, которое высказывает профессор Магомет Кунижев:
«<…> когда Шаззо ведет речь об адыгейской литературе, он не из тех, кто руководствуется какими-либо ограничениями и ориентируется на узость явления. Казбек считает адыгейскую литературу масштабным, национальным явлением, сосредоточившим в себе мудрость поколений, то, что написал адыгский народ, содержит в себе великое богатство, – считает Казбек. В его трудах эта мысль проходит красной нитью.
О чем бы и что именно он ни писал, – о Керашеве, о Кубове, о Машбаше, о Беретаре или о кабардинских либо черкесских поэтах, писателях, – первое, что он подчеркивает, так это то, что адыгские литературы имеют один корень, одно начало, что это литературы национальные, размышления, мудрость, красота которых обусловлены единым языком. В рамках национальной науки это следует расценивать как весомый вклад. Потому, что поэты, драматурги, работающие для адыгов, те, творчество которых он освещает, – они сами, их деятельность и ее результаты ему хорошо известны.
Но на этом он не останавливается: достижения адыгской литературы, пути ее развития и результаты, – освещая все это, ученый видит русскую литературу приближенной к нам, связывая с ней наши достижения, ее мерками измеряет и нашу литературу.
Подобным образо;м, имея большой опыт во владении методологией, и обладая серьезной силой, Казбек подходит к анализу литературы. Он находит эффективный подход к границам нашей литературы, к ее отображению плодотворности и результативности, измеряя и оценивая ее соответствующим, достоверным образом» .
Затронем далее несколько более подробно некоторые особо значительные исследовательские труды, литературно-критические работы Казбека Шаззо. Речь идет о таких его трудах, как «По зову времени» (1974), «Художественный конфликт и эволюция жанров в адыгских литературах» (1978), «Живое слово» (1982), «Дорогами правды» (1989), «Ступени» (1991), «Художественная структура конфликтов эпохи и духовно-философские искания личности» (2006), «ХХ век: эпоха и человек. Размышления об отечественной литературе двадцатого столетия» (2006).
Рассмотрение книг построим в порядке их перечисления, то есть в соответствии с последовательностью их реальных выходов в свет.
Следуя этому, временному, принципу изначально коснемся одной из первых монографий Казбека Шаззо – его книги «По зову времени» (1974).
Уже в первой своей монографии – книге «По зову времени» – Казбеку Шаззо удается с открытым сердцем сформулировать совокупность собственных точек зрения, что происходит без малейшего намека на пристрастность, тенденциозность, без каких-либо проявлений субъективного расположения либо неприятия. В ходе этого исследования Казбек Шаззо, выступая в роли «огненного фитиля» в «горячем критическl6;м цехе» литературы, пытался изложить непредубежденную научную оценку такому активному и массовому в то время явлению, как зарождение, становление, развитие молодых литератур ранее бесписьменных народов, по достоинству оценить исключительных творческих представителей каждой из национальных литератур. Помимо этого, в названной работе Казбек Шаззо пытается выявить новоявленные художественные особенности, жанровые и стилистические новообразования в адыгейской литературе. Причем делает он это с ориентацией на реальный практический материал – непосредственные произведения действовавших на тот момент в адыгейской литературе мастеров художественного слова. Опираясь на результаты подобного исследования, автору удается обратиться к особенностям романа и малых жанров, к проблемам психологизма и исто¬ризма прозы. При этом автор делает основной упор на прослеживающемся в художественной литературе и, наиболее очевидно, в прозе углублении лирического начала.
В ходе своего исследования Казбеку Шаззо удается очертить признаки своеобразия творческого стиля и подчеркнуть персональные черты мастерского слова каждого из рассматриваемых им писателей и поэтов. Здесь происходит масштабное и в то же время детализированное, скрупулезное и объективное исследование художественной специфики произведений крупных, средних и малых жанров, принадлежащих перу таких прозаиков, как Т. Керашев, Ю. Тлюстен, А. Евтых, Х. Ашинов, изучение особенностей поэтических творений И. Машбаша, Х. Беретаря и других авторов.
Однако нельзя сказать, что такого рода подробный анализ осуществляется по принципу «каждый тянет в свою сторону». Оl9;новная стержневая идея исследования – комплексное, единообразное и логически взаимообусловленное рассмотрение творчества различных авторов с целью выявления общих, взаимообразных и единых тенденций, свойственных всему адыгейскому национальному литературному процессу в рассматриваемый период. Именно в реализации данного стремления и состоит основная исследовательская заслуга автора. В анализируемой им совокупности произведений, принадлежащих к самым разнообразным жанрам, ему удается проследить типологически тождественные признаки, выявить целый комплекс художественных симптомов, дающих ему право и создающих предпосылки для формулировки обстоятельных обобщений и серьезных выводов по поводу некоторых тенденции в развитии адыгейской литературы.
В первую очередь в разговоре о книге «По зову времени» приведем выдержки одной из наиболее обстоятельных рецензий на эту публикацию – размышления Руслана Мамия в рамках его статьи «В свете новых требований». И хотя эти суждения и содержат упоминание об имеющихся в произведении недостатках, однако не будем забывать о том, что, во-первых, данная монография была одной из первых серьезных работ молодого еще тогда исследователя, а, во-вторых, подобный, строгий подход Руслана Мамия свидетельствует о научной объективности цитируемого профессора. При этом информация о недостатках ранних работ Казбека Шаззо поможет нам, в сравнении с более поздними трудами, наглядно проследить процесс его зримой творческой эволюции:
«Адыгейское отделение Краснодарского книжного издательства недавно выпустило книгу кандидата филологических наук Казбека Шаззо «По зову времени (литература, годы, жанры)». Один из l9;амых активных критиков и литературоведов области, он прежде был известен читателям по его выступлениям на страницах краевой и областной печати, литературно-художественного альманаха «Дружба» с рецензиями на новые книги, со статьями по актуальным проблемам развития адыгейской литературы.
Как и в предыдущих статьях, Казбек Шаззо, удачно сочетая в себе качества критика и литературоведа, в своей книге ведет страстный и заинтересованный разговор о состоянии нашей сегодняшней литературы, о её новых эстетических качествах, многообразии её жанров и стилей. Хорошее знание живого литературного процесса, увлеченность предметом изучения помогли ему осветить поставленные проблемы в свете новых требований, вытекающих из Постановления ЦК КПСС «О литературно-художественной критике».
Автор не ставил своей целью охватить всю нашу литературу и все волнующие ее проблемы. Его интересует современная адыгейская литература и в ней особое внимание обращает на жанры, новые стилистические образования и в рамках этих категорий – своеобразие характеров, вопросы мастерства писателей. К решению этих проблем он подходит не в общеобзорном плане, а стремится реализовать свой замысел на конкретном материале – на творчестве отдельных прозаиков и поэтов, чаще всего послевоенного поколения.
Первый большой раздел книги посвящен проблеме жанра романа в адыгейской литературе. Не так давно кое-кто на Западе пел роману отходную. Но советская многонациональная литература, в том числе и адыгейская, внушительно ут 074;ерждает жизненную силу романа, который, по словам известного литературоведа А. Метченко, оказался наилучшим способом поведать о судьбе народов, обреченных в старой России на вымирание и возрожденных социалистической революцией. Тщательно анализируя литературный процесс, Казбек Шаззо раскрывает качественные накопления и потенциальные возможности современного адыгейского романа, успешно осваивающего принципы соотнесения судьбы и идеалов личности и общества.
В связи с этим автор книги выявляет и подробно рассматривает новые идейные и эстетические качества адыгейской литературы. В частности, он подчеркивает одну из наиболее ярких и приметных черт современной советской литературы – историзм, позволяющий писателю увидеть и отразить «связь времен», подробно показывает, что эта черта зримо просматривается в произведениях последних лет, в которых писатели и поэты пытаются осмыслить пройденный путь с позиции сегодняшних высот, соотносить сегодняшнее с прошлым и будущим.
Говоря об историзме, Казбек Шаззо перечисляет многие произведения адыгейских писателей о далеком и недалеком прошлом народа. Поскольку внимание автора книга всегда приковано к проблеме жанра, на наш взгляд, необходимо было бы более четко и шире аргументировать свои суждения об исторических жанрах адыгейской литературы. Такая необходимость вызывается тем, что 70-е годы нашей литературы в целом характеризуются обостренным вниманием писателей к историческое прошлому народа. Достаточно перечислить наиболее значительные произведения последних трех – четырех лет, чтобы легко убедиться в этом.
<…>
Автор книги приходит к мысли о том, что в современной адыгейской литературе, как в прозе, так и в поэзии, наглядно и зримо просматривается возросшее мастерство наших писателей, их стремление к объемному, синтетическому восприятию изображаемой действительности. Вывод этот основывается на тщательном рассмотрении вопросов традиций и новаторства в нашей литературе. Подробно характеризуя современную адыгейскую литературу, автор хорошо показывает, что новые эстетические качества не вырастают на голом месте, а появляются путем развития, углубления и обновления тех традиций, которые были заложены писателями старшего поколения.
Следует заметить, что в книге К.Г. Шаззо некоторые произве¬дения малых жанров, в частности отдельные повести и рассказы А. Евтыха, Х. Ашинова и других тщательно и подробно анализируются впервые. Говоря о больших возможностях малых жанров, исследователь сосредоточивается на новеллах Т. Керашева и на лирической повести в нашей литературе. О новеллах Т. Керашева написано много. Тем не менее К. Шаззо сумел раскрыть какую-то новую грань мастерства Керашева – новеллиста. Однако вызывает возражение то обстоятельство, что автор книги определяет все исторические произведения Т. Керашева одним жанром новелла. Между тем, такие произведения, как «Дочь шапсугов», «Абрек» выходят за рамки новеллы и их можно определить как повести со всеми атрибутами этого жанра.
В многообразных стилевых потоках советской литературы большое место занимают произведения с ярко выраженной лирической тональностью. Этот стилевой поток – не из легких. Поэтому не случайно К. Шаззо приковывает внимание читателя к лирической повести и осо 073;енно к такой форме повествования, как рассказ от первого лица, которой чаще других пользуются А. Евтых и Х. Ашинов. Автор книги показывает, как эти писатели через внутренний голос лирического «Я» раскрывают сложные и многогранные характеры, окрашивая их легким юмором.
Автору книги следовало бы, на наш взгляд, остановиться на тех объективных жизненных условиях, которые сделали возможным заметное оживление лирических жанров прозы и поэзии.
<…>
Этим обстоятельством во многом объясняется подъем не только лирического начала в адыгейской прозе, но и развитие интеллектуально-философской поэзии. Начиная с середины 50-х годов адыгейская поэзия, умело используя сложившиеся традиции, обогатила свой образно-эмоциональный строй, усилила свой гражданский пафос. Казбек Шаззо подробно раскрывает новые качественные накопления поэзии на примере творчества поэтов И. Машбаша и Х. Беретаря. Приходится сожалеть, что в этом разделе не нашло отражения творчество молодых поэтов, подробный анализ которого существенно дополнил бы рассуждения и выводы автора о поэзии.
Подводя итоги, можно сказать, что в книге Казбека Шаззо много новых и смелых, порой даже полемичных суждении, которых, однако, автор не навязывает читателю, а приглашает его к размышлению. Некоторые проблемы в книге лишь намечены и ждут своих исследователей. В целом же книга Казбека Шаззо является заметным и новым вкладом в адыгейскую литературно-художественную критику и литературоведение».
Другой исследователь – Туркубий Чамоков в качестве реакции на эту публикацию Казбека Шаззо l5;аписал статью «Поэзия о людях и жизни». Вот одна из содержащихся в ней оценок:
«На мой взгляд, рассмотрение поэтического творчества – дело не столь простое. Мысли, которые ты излагаешь, как бы они ни были правдивы, но все равно невозможно избежать при этом какой бы то ни было эмоциональности; нельзя обойтись без того, чтобы тенденция, которую ты предпочитаешь, тебя не захватила. Вследствие этого случается и так, что содержащим логику мыслям предшествуют и преобладают эмоционально насыщенные мысли. И тогда в такой критике невозможно благополучное сосуществование традиции и новаторства. Молодой критик Казбек Шаззо в своей недавно вышедшей книге под названием «По зову времени» говорит совершенно верно: «С поэтическим словом необходимо быть острожным, и в случае, если ты сам его пишешь, и в случае если ты говоришь об уже написанном» (С. 104). При этом сформулированное им правило не остается лишь напрасно произнесенным, сам Казбек Шаззо пытается реализовать его на практике» .
Следующая (уже затронутая нами при упоминании о защите Казбеком Шаззо диссертации) монография «Художественный конфликт и эволюция жанров в адыгских литературах» включала основные положения его квалификационной работы – докторской диссертации. Эта серьезная монография вышла в Тбилиси в 1978 году. И в этой, одной из первых своих монографий, К. Шаззо подробно рассматривает проблемы теории бесконфликтности и вспоминает об этом так: «понемногу стал во мне вызревать свой взгляд на природу художественного творчества – ведь главное – в конфликте, в его художественном осмыслении; он, безусловно, ядро, из него произрастает все другое; в первых же публикациях (рецензиях, статьях) стал защищать и продвигать эту мысль; заметили, не могли не заметить комвожди, да и те из пишущих, кто им служил напрямую; в чем только меня не обвиняли – и в субъективизме, и в неуважении к писателям, к родной литературе, и в отрицании соцреализма, который здесь был ни при чем (ведь он требует изображения жизни в развитии, значит, в столкновении идей, мыслей, явлений и т.д.), который ими же, комидеологами, был превращен в краснокаменный жупел, не трожь, это наш главный знак, наша путеводная звезда в темном царстве мировой буржуазной эстетики, философии; только им было непонятно, что и благие, живые зерна соцреализма они давно сгноили в бесплодной почве партийно-государственной, догматической политики в сфере художественного творчества; к тому времени уже была «хрущевская оттепель», в больших литературах что-то серьезно менялось, писатели (тоже не все) стремились как-то, хоть по-капелюшечке посмотреть на то, что в самом деле происходит, что происходило, возникла целая проза о войне («главная правда», «окопная правда»), о деревне, в поэзии, в драме нечто новое появлялось; невдомек было партидеологам, что все это новое никакого отношения к соцреалисти
95;еской догматике не имело, ни «Судьба человека», ни вторая книга «Поднятой целины», как абсолютно чужд ей заруганный многими, миром принятый «Тихий Дон»; в связи с деревенской военной прозой заговорили о новом критическом реализме; а это была малюсенькая попытка сказать правду о войне, о гулагском режиме; конечно, мало кто из новых прозаиков (Ю. Бондарев, Г. Бакланов, В. Быков, десятки других) думал о том, каким он методом пишет, когда из них хлынул на бумагу, на экраны этот горький лейтенантский опыт окопной правды; но вскоре прошла «хрущевская оттепель», наступила эпоха брежневско-сусловского идеологического своеволия, был запрещен «Доктор Живаго», изгнаны из страны Солженицын и многие другие; а происходящее в центре ложилось на стол местных писателей, редакторов газет, критиков идеологическим камнем, преступить который никто не вправе был; затравили всякого рода читконференциями «Улицу во всю ее длину» Евтыха, всенародно, а кто мало-мальски поддержал его, напрямую зачислялся во врагов своего народа, то есть адыгейского; мало кто читал книгу, но все дружно кричали – «долой Евтыха», «долой все его книги»; «изгнать его из Москвы, из страны» и т.д.; один из особо старательных местных журналистов-писателей отправил гневное письмо всем членам Политбюро ЦК, всем секретарям республиканских
62;К, областных, краевых парткомитетов бывшего тогда союза; надо было «у себя в области» найти своих солженицыных, вот и есть – Евтых, и те, кто его поддержал хоть как-нибудь, был среди них и автор этих строк; он еще стал защищать стихи опального тогда Куека Нальбия, стихи, сложные, философские, глубокие, далеко не компартийные, нережимные, и над ним (то бишь надо мною) было устроено в местном союзе писателей настоящее побоище – и в печати, конечно, с непременным идеологическим перстом – указать …; немногие поддержали меня в союзе, и они тоже попали под строгое указать, а большинство дружно осудили мой субъективизм и антиреалистический (то бишь антиленинский) взгляд на литпроцесс; один даже договорился до того, что молодого критика надо остановить, пока он не стал шизофреником (благо, моя фамилия дает легкую возможность скаламбурить ее с названием обладателя довольно распространенной психболезни); обработка «идеологического отступника» продолжалась и в партобкоме – сперва у завидеологией, потом вместе с ним у идеологического секретаря, и наконец, у первого; были все шансы остаться мне без работы и возможности печататься, если бы не ректор мой Александр Карохович Ячиков, который сказал в кабинете первого, что они раздули из мухи слона, что из-за этого он не собирается увольнять меня с работы; а Карохович был небезопасным оппонентом; все было в чем? – и «новые» союзные писатели, и Евтых, и наши более молодые авторы хотели правды, а правда была k4; том, что комвожди и народ фактически оказались в ситуации сложнейшей социально-психо-логической конфронтации, в режиме медленно развивающегося конфликта между ними; это и показал Евтых, это и испугало столпов псевдо-кукольного народовластия; из всего комплекса наблюдений за процессами в жизни и в литературе я вынес заключение о том, что именно конфликт, художественно исследуемый писателем, художником, и есть важнейший компонент (и объект, и метод) творчества; так сформировалась проблема моей докторской работы («Художественный конфликт и эволюция жанров в адыгских литературах»), она была защищена в 1979 году; кандидатская была защищена в Москве, в 1969 году, она была посвящена военной прозе (русской) 50-60-х годов; проблема конфликта сейчас широко изучается – и в искусстве, и в философии, но тогда не было почти ни одного мало-мальски существенного исследования о природе и содержании этого феномена; когда были сформулированы важнейшие для меня стороны конфликта в литературном творчестве, обратился в журнал «Вопросы литературы» со статьей, прочитали ее, высказали ряд пожеланий, но отказались печатать, сославшись на то, что и «своих» материалов у них много, не успеваем издать; правда, в том же журнале напечатали на мою книгу («Художественный конфликт и эволюция жанров в адыгских литературах», Тбилиси, изд. Наука Грузинской АН, 1978) пространную рецензию с весьма положительной ее оценкой; ну, с кем не бывает; через год-два термин «художественный конфликт» с указанием на мою работу (и без указания) стал гулять по разным исследованиям; в самом деле, это весьма серьезная и большая проблема, и теоретической науке следует ею заняться основательно».
В следующем своем произведении – в вышедшей в 1982 году на адыгейском языке книге «Живое слово», – в соответствии с названием, именно на живом примере непосредственного творчества действующего писателя Казбек Шаззо исследует многое. В частности, изучает закономерности творческого становления современного адыгейского писателя Исхака Машбаша, рассматривает то, как происходило зарождение в когда-то молодом писателе искусства слова, формирование умения отображать реальную жизнь с ее противоречиями, мастерство создавать на базе этого, фактически бытового материала сюжет, композицию, лепить из человеческого характера действующий персонаж.
Авторскую позицию, отчетливо проявившуюся в другой книге, посвященной творчеству Исхака Машбаша, книге «Ступени» (1991) лучше всего может изложить и излагает сам автор в предисловии к этому изданию, в беседе с Исхаком Шумафовичем. Приведем эти яркие высказывания, в максимальной степени иллюстрирующие точку зрения Казбека Гиссовича на профессиональное призвание и предназначение критика.
«Слово и само понятие «мастерство» – очень емкие. Очень важно для критика увидеть его, увидеть содержание, характер, природу, может быть, привычного, даже приевшегося понятия – становление мастерства. В этой книге я тоже занимаюсь этими проблемами. Она будет и об этом, и о том, как Вы видите мир, что цените в нем. Буду думать вместе с Вашими книгами об этом мире, советоваться с Вами, может, спорить, не соглашаться – то есть, это будет разговор о Вашей жизни, Ваших произведениях, но и о том, что мне в них близко, дорого, как я воспринимаю их и время, в котором мы с Вами живем. Стало быть, она – и обо мне, о моем восприятии мира и поэзии…» .
Трудно объективнее и достовернее сформулировать фактическую суть книги-исследования, живее и выразительнее отразить ее психологический настрой. Поэтому не будем напрасно углубляться в более подробный анализ этого труда Казбека Шаззо. Приведем лишь некоторые высказывания о данном произведении – книге «Ступени» – профессора Руслана Мамия:
«Здесь раскрылись новые грани исследовательского, аналитического таланта К.Г. Шаззо. Угол обозрения творчества писателя, выбранный им высокий критерий оценок, обобщения и выводы, к которым он приходит, позволяют ему на примере творчества И. Машбаша глубоко проследить становление и качественные накопления национальной поэзии и прозы, особенности и черты лирического и эпического мышления, сделать важнейший вывод о том, что наполнение поэтического слова философской мыслью, эпического мышления психологизмом и историзмом были той ступенью в развитии адыгских литератур, которая приобщила их к развитым художественно-эстетическим системам» .
Другой труд Казбека Шаззо о творчестве адыгского мастера вышел недавно, но уже в соавторстве с его супругой Шамсет Ергук-Шаззо. Книга «В художественном мире Исхака Машбаша» (2007) существенно дополнена отдел 100;ным разделом «Вечерние беседы», на которые и обращает особое внимание в своем анализе Руслан Мамий:
«Характеризуя книгу в целом, трудно не заметить, что диалог является ее ведущей чертой. Это прежде всего диалог двух самих авторов, объединенных теперь одним замыслом, более углубленной, наряду с литературоведческим, более подчеркнутой историко-философской оценкой романов писателя.
<…> Эти беседы по структуре и форме оказались новой, может быть, непривычной жанровой находкой. Они не рассчитаны на сухой академизм, многосложный и литературоведческий анализ. Но и при всей эсссеистичности и эмоциональной насыщенности эти беседы, с одной стороны, достаточно полно прослеживают восходящие линии, самые высокие точки художнической мысли писателя. А с другой – глубоко личные, акцентные размышления и оценки вводят в литературоведческо-философ-скую, творческую лабораторию ученых, органически вписываются в авторский замысел, обогащая, углубляя и расширяя наблюдения, выводы, обобщения, содержащиеся в предыдущих книгах» .
По мнению Магомета Кунижева, «особое место в деятельности К.Г. Шаззо занимает трехтомная «История адыгейской литературы». В ее подготовке и издании он выступил не только как автор, написавший целый ряд ключевых глав, но и как создатель проекта, руководитель группы ученых, и как главный редактор. О значении этого многотрудного коллективного изданl0;я, в котором ярко проявился его талант научного организатора, говорит не только то, что оно явилось и первым опытом такого типа исследования истории литературы в Северо-Кавказском регионе, что можно расценить как большое достижение адыгейского литературоведения» .
И из последнего – размышления векового масштаба …
Да, да, именно векового. Да простит меня объективный читатель − отнюдь не гиперболизирую. Как раз весь прошлый век охватывает в своих думах автор недавно вышедшей книги «ХХ век: эпоха и человек. Размышления об отечественной литературе двадцатого столетия» (Майкоп, 2006) − действующий основоположник адыгского литературоведения Казбек Гиссович Шаззо. Действительно, обнаружить своеобразные черты какой-либо области национальной литературы в относительно долгий временной период, когда нужно выделить ее специфичность по сравнению с другими, но одновременно и их многолетнюю общность, несмотря на различия, – все это достаточно сложно. Причем подобная всеохватность, как может показаться на первый взгляд, должна в негативном плане обеспечить некую обзорность и поверхностность. Отнюдь.
При всей той масштабности в хронологическом плане и, соответственно, при огромном печатном объеме издания (803 с.) автору удается вникнуть в суть рассматриваемых явлений, шаг за шагом, слой за слоем раскрывая для читателя залежи такого полезного, можно сказать бесценного ископаемого, как «отечественная литература ХХ века». Благодаря Казбеку Шаззо нам
91;дается рассмотреть в этих массивных грудах ископаемых отдельные камни − камни, каждая грань которых искрится и переливается на солнце − на солнце, коим и явилось блестящее как в прямом, так и в переносном смысле слово мастера. Действительно, не будь этого светила, пропылились бы эти камешки, порой серые и мрачные, став всего лишь безликой историей литературы. Но нет, не допустит этого маэстро. Красота стройности и оригинальность концепции, образное изложение материала, привнесение в научный текст индивидуальной авторской страсти позволяют говорить о художественных аспектах его научных произведений. А.В. Луначарский писал о литературном критике: «<...>он должен уметь передать то дрожание своих нервов, тот трепет своего сознания, который он получает от художественного произведения» . И вот в результате каждый из камешков − каждое из явлений литературного процесса двадцатого века − извлекается на свет божий и начинает сверкать всеми своими гранями.
По точному заключению Ролана Барта, литературная критика «занимает промежуточное положение между наукой и чтением». И в данном случае пристрастное интуитивно-интеллектуальное «просвечивание» − прочтение словесно-художественного текста, обусловленное волнениями, соблазнами, сомнениями, связующими словесность с пёстрой реальностью, − вызывает повышенный интерес к разножанровому литературно-критическому материалу. Таким образом, издание, в очередной раз доказывающее то, что критика − особая форма; литературной жизни, представляет из себя собрание небольших научных работ разных лет − изданных и неизданных, причем работ разного жанра: статей, рецензий (не только на книги, но и на театральные постановки − «Солнце, которое не затмить», «Современность классики»), материалов конференций, выступлений на различных заседаниях, раздумий и т.д. Есть даже некая стилизованная беседа с одним из адыгских писателей − Исхаком Машбашем («Момент истины: правда − категория художественная»), позволяющая взглянуть на проблемы литературы с двух, порой противоположных, сторон и таким образом сформировать более объективный подход.
Подобное жанровое разнообразие помогает приковать внимание читателя с первых строк и держать его в условном напряжении до самого конца. Сужу по себе, проглотившей огромную книгу буквально взахлеб: действительно, вот прочла очередную рецензию автора и, удовлетворенная той бездной информации, которая получена в эмоциональном изложении Казбека Гиссовича, собираюсь закрыть книгу и заняться чем-нибудь другим. Ан нет, куда там! Взгляд останавливается на следующем заголовке, говорящем о том, что автор собирается с кем-то поспорить. И это интригует, еще как интригует, − ох, как я обычно упиваюсь дискуссионной логикой мастера. Часто даже хорошо исследованную проблему он может увидеть под нетрадиционным и неожиданным (а на поверку более близком к истине) углом зрения. Как известно, традиционн
86; критик, подобно писателю, рассчитывает также идейно и эмоционально повлиять на читателя, поэтому свою точку зрения, свои симпатии и антипатии он стремится выразить как можно убедительнее и ярче. Именно это в полной мере и удается Казбеку Шаззо. Вот и все, с наивными планами отложить книгу приходится попрощаться. И вновь я, восхищенная и шокированная, оказываюсь в мире уникального, максимально свободного стиля автора, который, упиваясь творческой свободой, в полной мере использует возможности прямого, непосредственного выражения идей, а также меньшую ограниченность идеологическими и другими устаревшими догмами.
Что касается тематического диапазона, то он столь же огромен, сколь диапазон жанровый и стилевой. Впрочем, не могло быть иначе. Ведь речь идет не о десятке лет − речь идет о литературе целого столетия, а, значит, велик круг явлений, событий и имен, составляющих эту литературу. Мало того, автор не вырывает эту художественную эпоху из исторического контекста. Он грамотно реализует принцип историзма как по отношению к современности, так и при обращении к прошлому. Именно историзм, видение литературы в контексте социально-политических условий своего времени и в исторической перспективе, стал краеугольным камнем творческого мировидения Казбека Шаззо. Первая часть издания, включающая статьи, помогающие познать литературы Северного Кавказа в рамках общегосударственных традиций, построена именно так: век девятнадцатый − начало, середина, конец двадцатого − и, наконец, статья «А что завтра?». Логично, не правда ли?
И далее, с учетом данной хронологической установки, успешно ведется та самая вышеупоминавшаяся «добыча полезных ископаемых», постепенное открытие слой за слоем и освещение-кристаллизация «камушков» − явлений нашей литературы разных временных периодов: к примеру, статьи «Главная мера человек!», «Диалектика исследования» (о поколении молодых адыгейских поэтов 50-х гг.), «Адыгейская поэзия − 70-е годы», «Духовно-эстетическая ситуация в творческих исканиях адыгейских поэтов и писателей поколения 80 − 90-х гг.» и т.д. Причем с одинаковой заинтересованностью Казбек Шаззо пишет как о литераторах прошлого, так и о своих современниках. Он вообще рассматривает историю и современность как два крыла единого процесса и, по какому бы поводу ни высказывался в своих работах, обязательно поверяет настоящее прошлым.
Одновременно в издании освещается литература всякого возможного географического масштаба − отечественная общероссийская («Привычное дело» Иванов Африкановичей», «О двух книгах Сергея Баруздина»), северокавказская («Соизмерять со временем глагол …», «На пути к новому качеству», «Исповедь критика», «Это мы − горцы»), адыгская и даже зарубежная («Температура выживания» − по произведениям Натхо Кадыра). При этом автору удается этнически объективный анализ, он строит модели отдельн
99;х национальных литератур при постоянном учете параллельного существования других.
Есть и работы, целиком посвященные творчеству конкретных авторов. Собрав и систематизировав необъятный материал, Казбек Шаззо убедительно доказывает, что, имея богатые литературные традиции, Северный Кавказ никогда не испытывал недостатка в талантливых писателях. С удивительной энергией и упорством борясь за истину и справедливость, страстно и глубоко любя родную литературу, гордясь и радуясь каждому новому ее слову, Казбек Шаззо отдает своему делу душу. Применительно к авторскому тексту вспоминаешь слова В.Г. Белинского: «<...>я знаю, что моя сила не в таланте, а в страсти, в субъективном характере моей натуры и личности, в том, что моя статья и я – всегда нечто нераздельное».
Также в издании имеют место рецензии и отзывы на отдельные произведения. Авторские суждения Казбека Шаззо могут помочь каждому из писателей взглянуть на себя со стороны, получить более или менее объективную оценку, способствуют более интенсивному раскрытию даже зрелого таланта, выявляют скрытые достоинства и указывают на исправимые недостатки произведений. Читая его статьи, в очередной раз убеждаешься в том, что он прекрасно разбирается в тонкостях художественного инструментария и литературной аранжировки того или иного «наблюдаемого» им автора.
Рассуждения автора посвящены не тоl3;ько художественной литературе, но и о отечественной критике вообще («Охранная грамота серости», «Видеть диалектику жизни и литературы …»), критическим работам Л. Бекизовой, А. Тхакушинова, А. Схаляхо, Х. Тлепцерше, Ш. Хута, Г. Гамзатова, З. Казбековой, С. Хайбулаева, А. Боровой, И. Гречаник, Дм. Ковльчука, Вл. Сосновского, А. Хакуашева, Н. Михайлова и др.
Наряду с остальными «наиболее бесценными» (если можно так выразиться) для молодого исследователя являются вошедшие в книгу работы теоретического характера, расставляющие мастерские точки над «i» в вопросах, ответы на которые обычно имеют бесчисленное множество мнений. Порой, пытаясь для себя определить, что же есть то или иное теоретическое понятие, ты настолько запутываешься в чужом разноголосье, что в результате опускаешь руки и ставишь для себя условный крест на этом термине, трусливо стараясь просто не использовать его в своем словаре. Так вот в данном случае мнение маститого ученого, который является для тебя непререкаемым авторитетом и учителем − его мнение по всем этим спорным вопросам, его четкие формулировки всем этим дискуссионным терминам − это, без всякого преувеличения, теоретическое сокровище: к примеру, статья «Новелла. Проблемы жанра».
Итак, как можно судить по названиям статей, есть все, вся и обо всем (разумеется, в плане литературоведческом). При этом следует подчеркнуть особую авторскую l9;трогость и объективность Казбека Шаззо, − объективность, которая, как доказывает книга, стала проявляться не только с годами, с возрастом и с накоплением творческого опыта ученого. Оказывается, смелая критичность была присуща его стилю и полвека назад, хотя общественно-политические обстоятельства требовали от него немалого мужества. К примеру, статья «Хорошие, плохие и … средние стихи» (понятно, что здесь далеко не сплошные похвалы горской поэзии). В большинстве статей имеет место предельная откровенность суждений, выражающаяся в нелицемерной прямоте восторженных похвал и еще больше – резких неприятий; в обнаженной честности признаний (например, Казбек Шаззо спокойно неоднократно признается в своих прежних ошибках и в незнании каких-то фактов). Его критика конструктивна, мотивирована, а главное, доброжелательна.
Подытоживая, можно привести мнение по поводу собственного творчества самого автора − мнение, с которым далее рискну поспорить: «Думаю, неблагодарное это дело, сидя за письменным столом, пытаться играть роль пророка, анализирующего прошлое, выстраивающего ряды не очень обоснованных прогно¬зов, да еще в такой деликатной и своеобразной области, как литература. А тем более стыдно рядиться в рясы проповедника, изрекающего истины в их последней инстанции». Не правы Вы, дорогой Казбек Гиссович, и в качестве оппонирующей аргументации приведу цитату по этому поводу другого отечественного критика
61;алида Тлепцерше: «Как бы то ни было, это славное занятие! Если у тебя есть глубокие знания, если ты обладаешь соответствующим талантом и владеешь некоторой догадливостью, то это занятие славное. Достойно разбираться в потенциале и недостатках национальной литературы, отражать в своих статьях и книгах, как в зеркале, существующее состояние, – если все это в твоих возможностях, то это занятие славное» .
А в качестве собственного, гораздо более примитивного, но естественного доказательства в этом споре с мастером вернусь к личным эмоциям, возникшим при знакомстве с книгой. После ее прочтения появляется непреодолимое ощущение интенсивного обогащения собственного литературоведческого арсенала (понимаю, что в моем случае это невозможно, однако, первому ощущению порой можно доверять). Действительно, говоря серьезно, для любого исследователя с каким бы то ни было профессиональным стажем лишь прикоснуться к мысли мастера − уже неизменная польза, уже повышение собственного уровня. А то, что происходит в данном случае − глубочайшее погружение в мир искусных размышлений, теснейшее соприкосновение с виртуозной техникой слова …
Спасибо, маэстро! и
Браво, маэстро!
(см. Продолжение 3)
Далее переходим к той области деятельности Казбека Шаззо, в рамках которой он более всего известен на сегодняшний день – к области научно-исследовательской. Но для начала, опять-таки, в качестве эпиграфа, вновь приведем некоторые его рассуждения по поводу имеющейся на сегодняшний день в нашей стране свободы научно-исследовательского и художественного творчества. При этом Казбек Шаззо, будучи от природы оптимистом, никоим образом не разделяет распространенный в наши дни, супер-пессимистический взгляд на нынешнее положение литературы и культуры, взгляд, слезно оплакивающий прошедшие советские времена:
«И в то недавнее время «общенародной свободы» наше государство не очень нуждалось в литературе, искусстве. Да, были издательства, газеты выходили, печатались книги, проводились дни нацлитературы и культуры в столице, вручались премии ... Но, согласись, все это делалось ради одного – дабы подтвердить лозунг: в свободном общенародном государстве все народы равны. И литература имелась у каждого народа: ее субсидировали, пропагандировали, изучали в школе и вузе. То есть было что-то вроде порядка: ежегодно выходило определенное (строго регламентированное в объеме и тематике) количество печатной продукции, государство финансировало ее, а потому авторы не очень-то беспокоились о том, купят их книги или нет.
Сегодня государство по сути сняло с себя заботу о литературе, искусстве. Издательствам говорят: зарабатывайте сами, крутитесь, мол. Конечно, без государственной – крепкой и регулярной – поддержки национальная литература существовать не может. У нас же теперь так: написал книгу – ищи спонсора и издавай ее. Не лучшее положение и в центре.
Ситуация не просто серьезная, а архидраматическая, если не сказать – катастрофическая. Понятно: коль нет в доме хлеба, не до книги. Тем более что она стоит в десятки раз дороже, нежели хлеб. Не до чтения нынче народу – выжить бы, не помереть с голоду. К этому вынудили некогда самый читающий народ. Но так продолжаться долго не может, ибо сказано: не хлебом единым жив человек. А пока остается, как говорится, п;отуже затянуть пояса и – ждать. Но в том и беда, что никто не знает (в том числе и лидеры перестройки, демократы и проч.), сколько и чего ждать. И от кого. Властям не до литературы, образования, культуры. Госдума – та за все годы ее существования принципиально ни разу не ставила закон о культуре. А олигархам, финан¬совым воротилам, прочим состоятельным людям тоже не до нас.
В итоге самые нищие в стране – писатель, художник. Бойкие авторы бульварной литературы зарабатывают, серь¬езные писатели – нет. И получился парадокс: долгожданное право писать свободно, пи¬сать правду обернулось для подлинных художников нищетой и унынием, невостребованностью их таланта и труда» .
Теперь далее, более подробно по поводу активнейшей деятельности Казбека Шаззо в сегодняшних «свободных» и, одновременно, «тяжких» для интеллигенции условиях.
Казбек Шаззо не только писатель, поэт, переводчик, литературовед, литературный и театральный критик, но и крупный ученый, которого хорошо знают не только в Адыгее и на Северном Кавказе, но и за их пределами. Известен он как один из авторитетных специалистов России по истории и теории новописьменных литератур, как руководитель крупной по своему научному и педагогическому потенциалу литературной кафедры АГУ, как автор многих серьезных и глубоких исследований по литературе. По этим параметрам он свой человек и в Институте мировой литературы РАН. С полной уверенностью можно сказать, что академика Шаззо знают и уважают в ученом мире. Сегодня общение ограничено многими негативными факторами, но К.Г. Шаззо был активным участником многих круглых столов, диалогов и творческих дискуссий в Союзе писателей России, московских литературных журналов и газет. К его слову, к его оценкам прислушивались и сегодня прислушиваются во многих научных центрах – Тбилиси, Баку, Алма-Ате, Махачкале, Ростове-на-Дону, Нальчике, Владикавказе, Ставрополе и других.
Он был членом диссертационных советов во Владикавказе, Нальчике, Карачаевске. При всей занятости профессора Шаззо часто можно увидеть в пути. А пути расходятся по разным направлениям. Его путь лежит на север – в Москву, на юг – в город Черкесск, Карачаевск, Нальчик, на юго-запад – в Дагестан, к нашим соседям в Краснодар и Армавир для участия в работах специализированных советов по защите диссертаций в качестве оппонента.
Как уже отмечалось выше, Казбек Шаззо печатается с 1961 года, он один из тех, кто умело совмещает преподавательскую работу с творческой. Свидетельством тому являются изданные им на адыгейском языке сборники «По зову времени», «Живое слово» (1982), повесть «Теплый снег», монография «Дорогами правды», сборник его трудов «Тревожные ночи осенние». Совместно с З.М. Чич издана хрестоматия по адыгейской литературе для 11 класса (1994).
На русском языке К.Г. Шаззо выпустил книги «Художественный конфликт и эволю¬ция жанров в адыгских литературах» (1978); «Ступени» (1991), посвященная жизни и творчеству Исхака Машбаша и «В художественном мире Исхака Машбаша» (2006); «Художественная структура конфликтов эпохи и духовно-философские искания личности» (2006) и др. И, наконец, условное обобщение всех литературоведческих трудов Казбека Шаззо – один из последних его сборников «ХХ век: эпоха и человек. Размышления об отечественной литературе двадцатого столетия» (2006).
Все книги К.Г. Шаззо способствуют росту нашей литературы. Также и его статьи. Немало интересных критических и научных статей по проблемам развития адыгских литератур вышло из-под пера К.Г. Шаззо. Отдельные из них публиковались в областных и краснодарских краевых газетах, в журналах «Наш современник», «Новый мир», «Дружба народов», «Литературная Россия», «Дружба», «Ошхомахо», «Кубань», «Дон», в «Ученых записках» и научных сборниках АНИИ, в московских изданиях «Молодые о молодых», «Сверстники» и других.
Несомненно, соблазнительным для нас является факт дальнейшего, с различной степенью подробности, рассмотрения этих публикаций, восстановления в памяти жарких дискуссии вокруг некоторых из них. Однако здесь есть опасность обстоятельно увлечься. И фактически это, конечно, в рамках одного издания невозможно, поэтому назовем далее лишь некоторые, оставившие наиболее заметный след в адыгейской литературной критике. Это «Заметки о современной адыгейской прозе» («Дон», №3, 1974), «Движение жизни и движение лирики» («Дон», №6, 1978), «Главная мера – человек» («Кубань», №3, 1974), «Не только факты, но и обобщения» («Дружба», №3, 1970), большая статья о творчестве поэтов среднего поколения («Дружба», №1 и №3, 1987) и многие другие.
Немного подробнее по перечисленному. Так, статьи «Заметки о современной адыгейской прозе», опубликованные в журналах «Дон», «Дружба народов», «Литературной России» по своему содержанию глубоки и значительны. В книге «Молодые о молодых», выпущенной издательством «Молодая гвардия», Казбек Шаззо высказал много добрых напутствий в адрес молодых адыгейских поэтов. Он один из первых адыгейских критиков, кто осмелился вынести свои суждения об адыгейской литературе на всесоюзную арену. Все произведения Казбека Шаззо – это строки добра и света, ума и сердца.
Эти строки приглашают читателя к размыш¬лениям, часто вызывают желание спорить, высказываться, сопостав¬лять разные мнения. Сам Казбек Шаззо, определяя задачи критики, пи¬сал в одной из своих статей («Дружба», №4, 1988), что критика на то и критика, чтобы в этой сфере литературной деятельности сталкивались разные мнения и суждения, чтобы в ходе дискуссий оттачивались оценки, выводы и обобщения. Этот критический цех всегда должен быть горячим, работать в нем нелегко, особенно в малочисленных писательских организациях.
На вопрос Х. Тлепцерше о современном состоянии нашей литературной критики Казбек Гиссович отвечает следующим образом.
«Советская критика обслуживала советскую литературу. Именно «обслуживала» – другой функции она не выполняла и не могла выполнять. Но сказать, что она не развивалась, будет несправедливо. В обход многих запретов и цензурного беспредела критика не раз выходила на высокие уровни анализа литературных дел. Вообще интеллектуальное ее насыщение, на мой взгляд, внушительно. Я говорю о критике в «толстых» журналах – московских, ленинградских и т.д.
Критика же на местах – вопрос трудный. Расхожая идея такова: критика отстает от литературы. Это давно говорится, чаще всего писателями: дескать, мы пишем хорошо, а вот критики, которая достойно бы анализировала и осмысливала написанное, нет. Адыгейская критика – не исключение. И в твоей статье в «Литературной Адыгее» прозвучала эта мысль: критика, мол, не успевает за литературой, не ведет ее за собой. А я не могу с этим согласиться. Наша литературная критика интеллектуально и профессионально выросла, успехи у нее имеются и она может сегодня сделать многое и делает по мере возможности. Разве твои статьи, статьи М.Ш. Кунижева, других не свидетельствуют об этом?
Критик призван критиковать на основе анализа, изучения, осмысления жизни и литературы. Беззубая, беспринципная критика не есть критика. Речь не о том, что следует устраивать «разносы», разбивать писательские души. Нет. Но попробуй кого-нибудь серьезно задеть, особенно в таких небольших республиках, как наша, – грехов не оберешься, наживешь себе врага на всю жизнь. Каждый из авторов хочет, чтобы покритиковали другого – только не его. В общем проблемы были, они остались и теперь. Но есть, повторяю, немало и интересных критических работ, возросло аналитическое начало национальной критики, у нее появился спокойный, независимый тон. Это обнадеживает» .
Свое мнение по поводу научно-исследовательской деятельности Казбека Шаззо пригласим
76;алее высказать его коллег по «горячему критическому цеху».
Далее приведем мнение профессора Магомета Кунижева о литературоведческой деятельности Казбеке Шаззо:
«Если вести речь о человеке, сделавшем так много и достигшем столь многого, о человеке, ум которого тесно переплелся с его делом, о человеке, свершения которого имеют твердую почву, достижения которого весьма закономерны, – если говорить обо всем этом, потребуется много слов и уйдет много времени. Чтобы этого не случилось, ради лаконизма, хочу здесь перечислить сделанное им.
Намерение у меня такое: при всей нынешней открытости, доступности литературы, выяснить, что новое удается ему открыть, когда он работает с первостепенными и наиважнейшими проблемами? Какие он покорил вершины, могущие развить и усовершенствовать литературу?
Очевидно, что богатство литературы составляют устная речь, слова. Все начинается с речи. Поэтому, в первую очередь нужно произносить слово. Но какое бы ты слово ни произносил, на этом его вес, его значимость не исчерпываются. Необходимо продумать форму его преподнесения, найти его обличие. Когда Шаззо вошел в адыгейскую литературу и сделал там первые шаги, он начал сразу продумывать, что говорить и как именно говорить. Слово – словом, а его мощь, сила воздействия зависят от формы его выражения.
Таков и критик. Из множества жанров критик выбирает наиболее ему подвластный. Каждый раз, когда дело касается отражения в его работах всех сторо
85; и проблем литературы, Казбек реализует в своих статьях возможности всех жанров критики. Это становится очевидным сразу, как только начинаешь знакомиться с его публикациями.
Благодаря всему, сделанному им происходят достижения в области нашей литературной науки. Присутствующие здесь это считают достаточным: «Полоса различных легенд. Посвящается прошлым временам (Проза, передающая адыгские легенды). Роман и эпоха (Д. Костанов. «Шеуджен Мос»). Роман и история (Исхак Машбаш. «Гошевнай»: человек, эпоха, счастье). Посредники эпохи. Тембот Керашев: Песни, исполняющиеся на адыгской гармони. Хазрет Ашинов. «Родом из Ашинохабле». Если касаться жанров, в которых работает критик, то нельзя не вспомнить об этом: «Вчера или сегодня? Первая статья. Вторая статья» и другие.
Таким образом реализовывать значительные дела в литературе, изыскивать соответствующие художественные достижения и придавать им подобающее значение – поиском всего этого занимается Казбек Шаззо. То, что он ищет, бывает и несомненным, дело порой доходит до обнаружения имеющих огромное значение мыслей.
Так происходит потому, что объектом наиболее сильной и первой, возникшей у него любви, является литература» .
Процитируем некоторые размышления профессора Руслана Мамия по поводу активной современной научно-исследова-тельской деятельности Казбека Шаззо:
«Он – известный в Адыгее, на Северном Кавказе и во всей России человек. Дело не в званиях, степенях и других регалиях. Все это, или почти все у него, Казбека Гиссовича Шаззо, есть. О;н давно доктор филологических наук, профессор, действительный член Российской Академии естественных наук, Адыгейской международной академии наук (АМАН). А еще он председатель научного центра этой академии в Майкопе, Союза ученых Адыгее, специализированного совета по защите кандидатских диссертаций по литературе при АГУ, заслуженный деятель науки Республики Адыгея. Хватит, наверное, перечислений – он их так не любит. Но я должен добавить, что он давно заслужил российское звание заслуженного деятеля науки» .
А вот, к примеру, то, как о данной сфере творчества Казбека Шаззо отзывается кандидат филологических наук Нафисет Чуяко:
«Казбек Гиссович не замыкается на достижениях и недостатках адыгейской литературы, литературоведения и критики. Он берет шире. Пристально следит за творчеством писателей Северного Кавказа, литературными процессами, происходящими в литературах младописьменных народов.
Шаззо не был бы Шаззо, если бы его интересы как ученого-литературоведа не выходили бы на российского, советского писателя, не брали широкий размах. В этом ему помогает владение материалом русской и российской литературы. Так, в разное время появляются статьи, посвященные Плескачевскому, Фадееву, Горькому, Шолохову» .
Обратимся теперь к размышлениям и суждениям Халида Тлепцерше, высказанным им в газете «Адыгэ макъ» в рамках статьи под названием «Человек, живущий в тревогах». При этом нижеприведенные выдержки из данной статьи наилучшим образом соответствуют ее заглавию и ярко его иллюстрируют:
«Казбек Шаззо – мыслитель. Многое его волнует, лишает покоя, обдумывается им. Но все его мысли и чувства обращаются к одному: творческие проблемы, национальная литература и культура, их обогащение.
Имя Шаззо придали его научно-критические работы: определенное число его книг и статей – если все их считать и перечислять, уйдет не один десяток печатных листов. Та значимость, которую в них автор придает нашей литературе, те познания, которые он проявляет в исследовании ее становления и развития, тот профессионализм, с которым он рассматривает и анализирует произведения нашей литературы, – при восприятии всего этого становится очевидной его искреннее беспокойство» .
Будучи весьма логичным мыслителем, Казбек Шаззо, тем не менее, литературу анализирует чрезвычайно эмоционально, видит ее необычность, смотрит на нее таким же теплым взглядом, каким мать смотрит на ребенка. Литература – это не только написанные на бумаге стихи, рассказы, романы, они созданы не бездушными и бессловесными, – литература состоит из одушевленных слов, она сама – живой организм. Дыша, радуясь радостям жизни, страдая ее скорбью, это явление живет полной жизнью. Иначе говоря, литература – это жизнь, которая стремится к оправданию правды. Если эта мысль прослеживается в произведении, критик с воодушевлением радуется, где бы это ни происходило, он скажет об этом, причем желая того, чтобы все окружающие радовались вместе с ним.
Взгляд Казбека Гиссовича на литературу вообще четко отражен в его весьма подробном ответе на вопрос одного из интервью: «Соответствует ли адыгейская литература нашему времени, сегодняшним задачам, если таковые возможно ставить перед литературой?». Ответ состоит в следующем:
«Литература, на мой взгляд, не должна ничему, кроме как самой себе, соответствовать. Дерево же ничему не соответствует, оно похоже лишь на самое себя. А литература – живой организм со всеми сложностями его существования. Она всегда активно творит, даже и тогда, когда не выдает произведений: думает, накапливает энергию, страдает, болеет. Ныне мы переживаем период литературной болезни, особо нового, значительного нет и в больших литературах. Дело в том, что за последние 10 – 12 лет опубликовано столько запрещенной в прошлом литературы, что ее хватило и на сегодня, она будет заполнять еще некоторое время духовный вакуум, в котором оказалось общество.
Соперничество «новомодной», так называемой сегодняшней «постмодернистской» литературы с «возвращенной литературой оказалось не в пользу первой, и всякие новации талантливых молодых авторов повисли в воздухе. У нас, у адыгов, не было запрещенной литературы, мы писали и издавали то, что можно было издать. И все же нынешнее перестроечное время открыло для нас новые возможности. Вопрос не в том, что мы, адыги, смело и открыто стали писать о том времени, в котором живем (мы, собственно, об этом еще не пишем), а в том, что перестроечная эпоха дала нам возможность сказать о нашем прошлом. А оно нас душило, медленно, но верно приводило к духовной деградации. Сказать о том, что было – вот что оказалось для нас главным. Литература, конечно, говорит об этом не в полный голос, но говорит. И это важно. Если у нашей сегодняшней литературы есть какие-то достижения – они, безусловно, имеются, – то они связаны именно с этим. Возвращение же литературы современности, к сегодняшнему дню, возможно, будет драматическим – ведь нынешнее время не обладает четкими идеологическими ориентирами. А мы к ним привыкли, без них наше писательское ухо глухо. И здесь нужны новые таланты, новое слово. Они будут, но возрождение «всегда проходит трудно» .
Как видим по ответу, Казбеку Шаззо свойственны предельная экспрессивность, полнейшее отсутствие дежурного безразличия и хладнокровного равнодушия даже в ходе самого общего разговора о литературе. Поэтому вновь мысли Халида Тлепцерше, пристально акцентирующего внимание на максимальной эмоционально-душевной отдаче Казбека Шаззо, отдаче, которая в полной мере проявляется в ходе его литературно-критической и научно-исследовательской деятельности:
«Сложно быть критиком, обладая холодным сердцем и лишь трезвым расчетом. Многое беспокоит К. Шаззо, о многом он тревожится: судьбы народа, пройденные им муки, суть его духовных традиций, сегодняшнее состояние его культуры, его литературы, их завтрашний день. Постоянно он занят ответами на эти вопросы. Духовный опыт, накопленный адыгами, – если сравнить с другими, подобными нам, народами, – не мал. Этого критик не забывает, постоянно придает значение этому духовному богатству, с радостью подчеркивая достижения национальной литературы. Нем
72;ло сделала наша литература, в ней творили и сегодня творят многие достойные писатели – Тембот Керашев, Ахмед Хатков, Цуг Теучеж, Мурат Паранук, Аскер Евтых, Исхак Машбаш, Юсуф Тлюстен, Хазрет Ашинов, Хамид Беретарь … С их помощью было осуществлено становление многих жанров: адыгские романы, повести, рассказы, поэзия, драматургия были серьезно разработаны. Есть, чему радоваться, наша литература достигла значительного эстетического уровня. Но этого уровня она достигла не сегодня. Как бы ни был хорош вчерашний день, но нынешняя незавидная современность недостаточна для будущего, мало что остается, – таков закон жизни, закон диалектики. Если дерево не получает достаточно воды, его рост прекращается. Если водоем теряет питающие его водные нити, то есть опасность, что он засохнет. Такова и литература: если в нее не вливаются новые силы, «старые силы» если не получают нового глотка воздуха, то литература может неподвижно застрять на одном месте. Если вернуться на пятнадцать лет назад, – уровень, которого на тот момент достигла наша литература, изменился ли он с тех пор? Те писатели, которых у нас тогда не было, те произведения, которые тогда не могли быть написаны, – появились ли они на сегодня? То, на что мы вчера не могли надеяться, заняло ли оно на сегодня место в наших ожиданиях? Многие вопросы могут быть подняты, профессия критика в том и заключается, чтобы не спать, а переживать и беспокоиться в поисках истины. Каковы бы ни были невзгоды в некоторые годы, когда были истощены водные источники, питавшие наше существование, родники, питавшие нашу литературу, стали гораздо лучше просматриваться. Нет, речь не о том, что в тот период наши писатели не создали ничего нового в ходе своего творчества, но в те годы сначала и Керашев был Керашевым, и Евтых твердо стоял на ногах в адыгейской литературе, и Машбаш тогда «утвердился», и Ашинов обнаружил свой талант.
Действительно, в тот период поэзия таких поэтов, как Н. Куек, Р. Нехай нашла свое место в нашей поэзии, рассказы и повести П. Кошубаева, Ю. Чуяко, С. Панеша явились серьезным вкладом в нашу прозу, обогатили ее. Но в целом вывели ли они нашу литературу на новую дорогу, подняли ли ее на ступень, которой она ранее не достигала? И далее. Кто следует за ними – достигшими своего пятидесятилетия? Что нового, необычного, способного обрадовать, те, кто подошел к тридцати или достиг этого возраста – М. Тлехас, Х. Хурум, М. Емиж, Ш. Куев, С. Хунагова и другие, – что они выпускают? «Вчерашний» день у нас есть, «сегодняшний» – тоже. А день «завтрашний»? Вопросы, вопросы … Того, над чем стоит подумать, в чем следует разобраться, систематизировать, того, что может взволновать тебя, если ты критик, – всего этого немало, если тебя беспокоит национальная литература, ее духовное обогащение.
Несомненно, что все это действительно беспокоит К. Шаззо. Он почти безысходно, с некоторым отчаянием поднимает эти вопросы, ищет ответы на них, вызывая ответное огорчение, сочувствие, но на то
84; не успокаивается. Даже если и находит ответы, – немало вопросов, остающихся безответными, – нельзя сказать, что все верно, и ничего нельзя не добавить, не убавить: есть моменты, с которыми можно и не согласиться. Но критик не подходит к делу безразлично, о каких бы поверхностных проблемам он ни говорил, нельзя сказать, что ставящиеся им вопросы он раскрывает спокойно, холодно и бездушно, с академической сухостью: К. Шаззо при его годах, беспокойно тревожно, словно молодого юношу «уносит» идея, он говорит о ней, «подгоняемый» ею. И не только говорит, – стремится к тому, чтобы преподнести ее в силу своего ума и таланта» .
Подчеркиваемая и выделяемая критиком в предыдущем отрывке душевная отдача, проявляющаяся в процессе словотворчества и отражающаяся на творческим стиле Казбека Шаззо, является непременной составляющей, непреложным атрибутом одного органичного, единого, цельного явления – его профессионального мастерства.
Касаясь профессионализма Казбека Шаззо, приведем размышления уже хорошо нам известного по предыдущим высказываниям Халида Тлепцерше, где он на примере конкретных статей демонстрирует и иллюстрирует степень мастерства Казбека Шаззо:
«Не будем уходить далеко, посмотрим на его статью, включенную в эту книгу – «Родом из Ашинохабля». Когда начинаешь ее читать, первое, что ощущается – легкость в ее восприятии. Не вдаваясь там, где не надо, в теорию, чтобы показать, насколько он знаком с литературоведением (среди нас есть те, кто этим болеет!), с легкостью изложения, автор оформил статью на радость читателю. Читаешь и думаешь, «боже, насколько соответствует написанное твоему состоянию». Но те, кто пишет, хорошо знают, насколько трудно даются это «соответствие» и эта «легкость». Когда ты хорошо разбираешься в предмете, о котором говоришь; когда лучше знаешь то, о чем говоришь, чем то, что «видишь»; когда того, что остается у тебя на сердце гораздо больше того, что прячется в углах строчек, – только в этом случае это удается. При чтении «Родом из Ашинохабля», К. Шаззо удается решить многие вопросы, становится ясно, насколько он хорошо разбирается в творчестве Хазрета Ашинова, насколько знает, каковы его произведения, какие там поднимаются проблемы, что волнует автора, насколько реализовались его эстетические возможности и намерения. Вот кто «с легкостью» повествует о творчестве писателя. То, что Ашинов любит повествовать о молодых; что его герою, сколько бы ни было, душа его не пропадает; что автору удаются удачные шутки и юмор; что, во, всем, что он пишет, ощущается мягкий лиризм; что в его произведениях небольшая картина действительности, нескрываемые факты писателю удается отобразить в развитии сюжетной линии, – многое для себя могут почерпнуть читатели в этой статье. Но, прежде всего, очевидно, насколько ярко Ашинову удается преподнести человеческую жизнь, любовь, и эта гуманистическая идея выделяется в первую очередь всеми. Статья объективно рисует то, насколько искусный писатель Хазрет Ашинов, то, какой он художник. И что еще удивительно, так это то, что статья критика окрашена тk7;м же лиризмом, который свойственен стилю Х. Ашинова.
Другое произведение – это статья под названием «Роман и эпоха» (Д. Костанов «Мос Шеуджен»). Там присутствует немалый критический пафос, аргументами, доказательствами, оценками, фактами критик располагает, стремясь придать весомость своим рассуждениям, изложение ведется с полемическим накалом. Язык повествования, его стиль весьма необычны: здесь и места нет для лирики, слова и словосочетания насыщены силой, лишены гнева, но извергают из себя огонь, мотивы нельзя считать отвлеченными, они спокойны, развиваются в нужном направлении, и теория излагается по соответствующим поводам. Но излишнюю теорию он не приводит, не дает прорваться академизму. Иначе говоря, даже если ты не специалист, критик даст тебе понять, какие именно особенности должны присутствовать в романе.
Вот это действительно мастерство. Именно это позволяет говорить о стиле самого критика. Критик – это не узкое значение слова, критик – это еще и стиль! Посмотрите, как К. Шаззо, мастерски, на чистом родном языке рассуждает о больших проблемах литературы, говорит о проблемах актуальных, как находит подходящие, соответствующие (но лаконичные!) слова: избегает сложных предложений, запутанных слов, длинных и трудноразличимых формулировок, не использует туманных и малопонятных метафор. Предложения лаконичные, содержащиеся в них мысли очевидны, для чтения все это легко и доступно. К тому же при чтении становятся очевидными все переживания, тревоги и эмоции самого критика. Видно, насколько его беспокоит то, о чем он пишет» .
Теперь мнение по поводу профессионального мастерства Казбека Шаззо, которое высказывает профессор Магомет Кунижев:
«<…> когда Шаззо ведет речь об адыгейской литературе, он не из тех, кто руководствуется какими-либо ограничениями и ориентируется на узость явления. Казбек считает адыгейскую литературу масштабным, национальным явлением, сосредоточившим в себе мудрость поколений, то, что написал адыгский народ, содержит в себе великое богатство, – считает Казбек. В его трудах эта мысль проходит красной нитью.
О чем бы и что именно он ни писал, – о Керашеве, о Кубове, о Машбаше, о Беретаре или о кабардинских либо черкесских поэтах, писателях, – первое, что он подчеркивает, так это то, что адыгские литературы имеют один корень, одно начало, что это литературы национальные, размышления, мудрость, красота которых обусловлены единым языком. В рамках национальной науки это следует расценивать как весомый вклад. Потому, что поэты, драматурги, работающие для адыгов, те, творчество которых он освещает, – они сами, их деятельность и ее результаты ему хорошо известны.
Но на этом он не останавливается: достижения адыгской литературы, пути ее развития и результаты, – освещая все это, ученый видит русскую литературу приближенной к нам, связывая с ней наши достижения, ее мерками измеряет и нашу литературу.
Подобным образо;м, имея большой опыт во владении методологией, и обладая серьезной силой, Казбек подходит к анализу литературы. Он находит эффективный подход к границам нашей литературы, к ее отображению плодотворности и результативности, измеряя и оценивая ее соответствующим, достоверным образом» .
Затронем далее несколько более подробно некоторые особо значительные исследовательские труды, литературно-критические работы Казбека Шаззо. Речь идет о таких его трудах, как «По зову времени» (1974), «Художественный конфликт и эволюция жанров в адыгских литературах» (1978), «Живое слово» (1982), «Дорогами правды» (1989), «Ступени» (1991), «Художественная структура конфликтов эпохи и духовно-философские искания личности» (2006), «ХХ век: эпоха и человек. Размышления об отечественной литературе двадцатого столетия» (2006).
Рассмотрение книг построим в порядке их перечисления, то есть в соответствии с последовательностью их реальных выходов в свет.
Следуя этому, временному, принципу изначально коснемся одной из первых монографий Казбека Шаззо – его книги «По зову времени» (1974).
Уже в первой своей монографии – книге «По зову времени» – Казбеку Шаззо удается с открытым сердцем сформулировать совокупность собственных точек зрения, что происходит без малейшего намека на пристрастность, тенденциозность, без каких-либо проявлений субъективного расположения либо неприятия. В ходе этого исследования Казбек Шаззо, выступая в роли «огненного фитиля» в «горячем критическl6;м цехе» литературы, пытался изложить непредубежденную научную оценку такому активному и массовому в то время явлению, как зарождение, становление, развитие молодых литератур ранее бесписьменных народов, по достоинству оценить исключительных творческих представителей каждой из национальных литератур. Помимо этого, в названной работе Казбек Шаззо пытается выявить новоявленные художественные особенности, жанровые и стилистические новообразования в адыгейской литературе. Причем делает он это с ориентацией на реальный практический материал – непосредственные произведения действовавших на тот момент в адыгейской литературе мастеров художественного слова. Опираясь на результаты подобного исследования, автору удается обратиться к особенностям романа и малых жанров, к проблемам психологизма и исто¬ризма прозы. При этом автор делает основной упор на прослеживающемся в художественной литературе и, наиболее очевидно, в прозе углублении лирического начала.
В ходе своего исследования Казбеку Шаззо удается очертить признаки своеобразия творческого стиля и подчеркнуть персональные черты мастерского слова каждого из рассматриваемых им писателей и поэтов. Здесь происходит масштабное и в то же время детализированное, скрупулезное и объективное исследование художественной специфики произведений крупных, средних и малых жанров, принадлежащих перу таких прозаиков, как Т. Керашев, Ю. Тлюстен, А. Евтых, Х. Ашинов, изучение особенностей поэтических творений И. Машбаша, Х. Беретаря и других авторов.
Однако нельзя сказать, что такого рода подробный анализ осуществляется по принципу «каждый тянет в свою сторону». Оl9;новная стержневая идея исследования – комплексное, единообразное и логически взаимообусловленное рассмотрение творчества различных авторов с целью выявления общих, взаимообразных и единых тенденций, свойственных всему адыгейскому национальному литературному процессу в рассматриваемый период. Именно в реализации данного стремления и состоит основная исследовательская заслуга автора. В анализируемой им совокупности произведений, принадлежащих к самым разнообразным жанрам, ему удается проследить типологически тождественные признаки, выявить целый комплекс художественных симптомов, дающих ему право и создающих предпосылки для формулировки обстоятельных обобщений и серьезных выводов по поводу некоторых тенденции в развитии адыгейской литературы.
В первую очередь в разговоре о книге «По зову времени» приведем выдержки одной из наиболее обстоятельных рецензий на эту публикацию – размышления Руслана Мамия в рамках его статьи «В свете новых требований». И хотя эти суждения и содержат упоминание об имеющихся в произведении недостатках, однако не будем забывать о том, что, во-первых, данная монография была одной из первых серьезных работ молодого еще тогда исследователя, а, во-вторых, подобный, строгий подход Руслана Мамия свидетельствует о научной объективности цитируемого профессора. При этом информация о недостатках ранних работ Казбека Шаззо поможет нам, в сравнении с более поздними трудами, наглядно проследить процесс его зримой творческой эволюции:
«Адыгейское отделение Краснодарского книжного издательства недавно выпустило книгу кандидата филологических наук Казбека Шаззо «По зову времени (литература, годы, жанры)». Один из l9;амых активных критиков и литературоведов области, он прежде был известен читателям по его выступлениям на страницах краевой и областной печати, литературно-художественного альманаха «Дружба» с рецензиями на новые книги, со статьями по актуальным проблемам развития адыгейской литературы.
Как и в предыдущих статьях, Казбек Шаззо, удачно сочетая в себе качества критика и литературоведа, в своей книге ведет страстный и заинтересованный разговор о состоянии нашей сегодняшней литературы, о её новых эстетических качествах, многообразии её жанров и стилей. Хорошее знание живого литературного процесса, увлеченность предметом изучения помогли ему осветить поставленные проблемы в свете новых требований, вытекающих из Постановления ЦК КПСС «О литературно-художественной критике».
Автор не ставил своей целью охватить всю нашу литературу и все волнующие ее проблемы. Его интересует современная адыгейская литература и в ней особое внимание обращает на жанры, новые стилистические образования и в рамках этих категорий – своеобразие характеров, вопросы мастерства писателей. К решению этих проблем он подходит не в общеобзорном плане, а стремится реализовать свой замысел на конкретном материале – на творчестве отдельных прозаиков и поэтов, чаще всего послевоенного поколения.
Первый большой раздел книги посвящен проблеме жанра романа в адыгейской литературе. Не так давно кое-кто на Западе пел роману отходную. Но советская многонациональная литература, в том числе и адыгейская, внушительно ут 074;ерждает жизненную силу романа, который, по словам известного литературоведа А. Метченко, оказался наилучшим способом поведать о судьбе народов, обреченных в старой России на вымирание и возрожденных социалистической революцией. Тщательно анализируя литературный процесс, Казбек Шаззо раскрывает качественные накопления и потенциальные возможности современного адыгейского романа, успешно осваивающего принципы соотнесения судьбы и идеалов личности и общества.
В связи с этим автор книги выявляет и подробно рассматривает новые идейные и эстетические качества адыгейской литературы. В частности, он подчеркивает одну из наиболее ярких и приметных черт современной советской литературы – историзм, позволяющий писателю увидеть и отразить «связь времен», подробно показывает, что эта черта зримо просматривается в произведениях последних лет, в которых писатели и поэты пытаются осмыслить пройденный путь с позиции сегодняшних высот, соотносить сегодняшнее с прошлым и будущим.
Говоря об историзме, Казбек Шаззо перечисляет многие произведения адыгейских писателей о далеком и недалеком прошлом народа. Поскольку внимание автора книга всегда приковано к проблеме жанра, на наш взгляд, необходимо было бы более четко и шире аргументировать свои суждения об исторических жанрах адыгейской литературы. Такая необходимость вызывается тем, что 70-е годы нашей литературы в целом характеризуются обостренным вниманием писателей к историческое прошлому народа. Достаточно перечислить наиболее значительные произведения последних трех – четырех лет, чтобы легко убедиться в этом.
<…>
Автор книги приходит к мысли о том, что в современной адыгейской литературе, как в прозе, так и в поэзии, наглядно и зримо просматривается возросшее мастерство наших писателей, их стремление к объемному, синтетическому восприятию изображаемой действительности. Вывод этот основывается на тщательном рассмотрении вопросов традиций и новаторства в нашей литературе. Подробно характеризуя современную адыгейскую литературу, автор хорошо показывает, что новые эстетические качества не вырастают на голом месте, а появляются путем развития, углубления и обновления тех традиций, которые были заложены писателями старшего поколения.
Следует заметить, что в книге К.Г. Шаззо некоторые произве¬дения малых жанров, в частности отдельные повести и рассказы А. Евтыха, Х. Ашинова и других тщательно и подробно анализируются впервые. Говоря о больших возможностях малых жанров, исследователь сосредоточивается на новеллах Т. Керашева и на лирической повести в нашей литературе. О новеллах Т. Керашева написано много. Тем не менее К. Шаззо сумел раскрыть какую-то новую грань мастерства Керашева – новеллиста. Однако вызывает возражение то обстоятельство, что автор книги определяет все исторические произведения Т. Керашева одним жанром новелла. Между тем, такие произведения, как «Дочь шапсугов», «Абрек» выходят за рамки новеллы и их можно определить как повести со всеми атрибутами этого жанра.
В многообразных стилевых потоках советской литературы большое место занимают произведения с ярко выраженной лирической тональностью. Этот стилевой поток – не из легких. Поэтому не случайно К. Шаззо приковывает внимание читателя к лирической повести и осо 073;енно к такой форме повествования, как рассказ от первого лица, которой чаще других пользуются А. Евтых и Х. Ашинов. Автор книги показывает, как эти писатели через внутренний голос лирического «Я» раскрывают сложные и многогранные характеры, окрашивая их легким юмором.
Автору книги следовало бы, на наш взгляд, остановиться на тех объективных жизненных условиях, которые сделали возможным заметное оживление лирических жанров прозы и поэзии.
<…>
Этим обстоятельством во многом объясняется подъем не только лирического начала в адыгейской прозе, но и развитие интеллектуально-философской поэзии. Начиная с середины 50-х годов адыгейская поэзия, умело используя сложившиеся традиции, обогатила свой образно-эмоциональный строй, усилила свой гражданский пафос. Казбек Шаззо подробно раскрывает новые качественные накопления поэзии на примере творчества поэтов И. Машбаша и Х. Беретаря. Приходится сожалеть, что в этом разделе не нашло отражения творчество молодых поэтов, подробный анализ которого существенно дополнил бы рассуждения и выводы автора о поэзии.
Подводя итоги, можно сказать, что в книге Казбека Шаззо много новых и смелых, порой даже полемичных суждении, которых, однако, автор не навязывает читателю, а приглашает его к размышлению. Некоторые проблемы в книге лишь намечены и ждут своих исследователей. В целом же книга Казбека Шаззо является заметным и новым вкладом в адыгейскую литературно-художественную критику и литературоведение».
Другой исследователь – Туркубий Чамоков в качестве реакции на эту публикацию Казбека Шаззо l5;аписал статью «Поэзия о людях и жизни». Вот одна из содержащихся в ней оценок:
«На мой взгляд, рассмотрение поэтического творчества – дело не столь простое. Мысли, которые ты излагаешь, как бы они ни были правдивы, но все равно невозможно избежать при этом какой бы то ни было эмоциональности; нельзя обойтись без того, чтобы тенденция, которую ты предпочитаешь, тебя не захватила. Вследствие этого случается и так, что содержащим логику мыслям предшествуют и преобладают эмоционально насыщенные мысли. И тогда в такой критике невозможно благополучное сосуществование традиции и новаторства. Молодой критик Казбек Шаззо в своей недавно вышедшей книге под названием «По зову времени» говорит совершенно верно: «С поэтическим словом необходимо быть острожным, и в случае, если ты сам его пишешь, и в случае если ты говоришь об уже написанном» (С. 104). При этом сформулированное им правило не остается лишь напрасно произнесенным, сам Казбек Шаззо пытается реализовать его на практике» .
Следующая (уже затронутая нами при упоминании о защите Казбеком Шаззо диссертации) монография «Художественный конфликт и эволюция жанров в адыгских литературах» включала основные положения его квалификационной работы – докторской диссертации. Эта серьезная монография вышла в Тбилиси в 1978 году. И в этой, одной из первых своих монографий, К. Шаззо подробно рассматривает проблемы теории бесконфликтности и вспоминает об этом так: «понемногу стал во мне вызревать свой взгляд на природу художественного творчества – ведь главное – в конфликте, в его художественном осмыслении; он, безусловно, ядро, из него произрастает все другое; в первых же публикациях (рецензиях, статьях) стал защищать и продвигать эту мысль; заметили, не могли не заметить комвожди, да и те из пишущих, кто им служил напрямую; в чем только меня не обвиняли – и в субъективизме, и в неуважении к писателям, к родной литературе, и в отрицании соцреализма, который здесь был ни при чем (ведь он требует изображения жизни в развитии, значит, в столкновении идей, мыслей, явлений и т.д.), который ими же, комидеологами, был превращен в краснокаменный жупел, не трожь, это наш главный знак, наша путеводная звезда в темном царстве мировой буржуазной эстетики, философии; только им было непонятно, что и благие, живые зерна соцреализма они давно сгноили в бесплодной почве партийно-государственной, догматической политики в сфере художественного творчества; к тому времени уже была «хрущевская оттепель», в больших литературах что-то серьезно менялось, писатели (тоже не все) стремились как-то, хоть по-капелюшечке посмотреть на то, что в самом деле происходит, что происходило, возникла целая проза о войне («главная правда», «окопная правда»), о деревне, в поэзии, в драме нечто новое появлялось; невдомек было партидеологам, что все это новое никакого отношения к соцреалисти
95;еской догматике не имело, ни «Судьба человека», ни вторая книга «Поднятой целины», как абсолютно чужд ей заруганный многими, миром принятый «Тихий Дон»; в связи с деревенской военной прозой заговорили о новом критическом реализме; а это была малюсенькая попытка сказать правду о войне, о гулагском режиме; конечно, мало кто из новых прозаиков (Ю. Бондарев, Г. Бакланов, В. Быков, десятки других) думал о том, каким он методом пишет, когда из них хлынул на бумагу, на экраны этот горький лейтенантский опыт окопной правды; но вскоре прошла «хрущевская оттепель», наступила эпоха брежневско-сусловского идеологического своеволия, был запрещен «Доктор Живаго», изгнаны из страны Солженицын и многие другие; а происходящее в центре ложилось на стол местных писателей, редакторов газет, критиков идеологическим камнем, преступить который никто не вправе был; затравили всякого рода читконференциями «Улицу во всю ее длину» Евтыха, всенародно, а кто мало-мальски поддержал его, напрямую зачислялся во врагов своего народа, то есть адыгейского; мало кто читал книгу, но все дружно кричали – «долой Евтыха», «долой все его книги»; «изгнать его из Москвы, из страны» и т.д.; один из особо старательных местных журналистов-писателей отправил гневное письмо всем членам Политбюро ЦК, всем секретарям республиканских
62;К, областных, краевых парткомитетов бывшего тогда союза; надо было «у себя в области» найти своих солженицыных, вот и есть – Евтых, и те, кто его поддержал хоть как-нибудь, был среди них и автор этих строк; он еще стал защищать стихи опального тогда Куека Нальбия, стихи, сложные, философские, глубокие, далеко не компартийные, нережимные, и над ним (то бишь надо мною) было устроено в местном союзе писателей настоящее побоище – и в печати, конечно, с непременным идеологическим перстом – указать …; немногие поддержали меня в союзе, и они тоже попали под строгое указать, а большинство дружно осудили мой субъективизм и антиреалистический (то бишь антиленинский) взгляд на литпроцесс; один даже договорился до того, что молодого критика надо остановить, пока он не стал шизофреником (благо, моя фамилия дает легкую возможность скаламбурить ее с названием обладателя довольно распространенной психболезни); обработка «идеологического отступника» продолжалась и в партобкоме – сперва у завидеологией, потом вместе с ним у идеологического секретаря, и наконец, у первого; были все шансы остаться мне без работы и возможности печататься, если бы не ректор мой Александр Карохович Ячиков, который сказал в кабинете первого, что они раздули из мухи слона, что из-за этого он не собирается увольнять меня с работы; а Карохович был небезопасным оппонентом; все было в чем? – и «новые» союзные писатели, и Евтых, и наши более молодые авторы хотели правды, а правда была k4; том, что комвожди и народ фактически оказались в ситуации сложнейшей социально-психо-логической конфронтации, в режиме медленно развивающегося конфликта между ними; это и показал Евтых, это и испугало столпов псевдо-кукольного народовластия; из всего комплекса наблюдений за процессами в жизни и в литературе я вынес заключение о том, что именно конфликт, художественно исследуемый писателем, художником, и есть важнейший компонент (и объект, и метод) творчества; так сформировалась проблема моей докторской работы («Художественный конфликт и эволюция жанров в адыгских литературах»), она была защищена в 1979 году; кандидатская была защищена в Москве, в 1969 году, она была посвящена военной прозе (русской) 50-60-х годов; проблема конфликта сейчас широко изучается – и в искусстве, и в философии, но тогда не было почти ни одного мало-мальски существенного исследования о природе и содержании этого феномена; когда были сформулированы важнейшие для меня стороны конфликта в литературном творчестве, обратился в журнал «Вопросы литературы» со статьей, прочитали ее, высказали ряд пожеланий, но отказались печатать, сославшись на то, что и «своих» материалов у них много, не успеваем издать; правда, в том же журнале напечатали на мою книгу («Художественный конфликт и эволюция жанров в адыгских литературах», Тбилиси, изд. Наука Грузинской АН, 1978) пространную рецензию с весьма положительной ее оценкой; ну, с кем не бывает; через год-два термин «художественный конфликт» с указанием на мою работу (и без указания) стал гулять по разным исследованиям; в самом деле, это весьма серьезная и большая проблема, и теоретической науке следует ею заняться основательно».
В следующем своем произведении – в вышедшей в 1982 году на адыгейском языке книге «Живое слово», – в соответствии с названием, именно на живом примере непосредственного творчества действующего писателя Казбек Шаззо исследует многое. В частности, изучает закономерности творческого становления современного адыгейского писателя Исхака Машбаша, рассматривает то, как происходило зарождение в когда-то молодом писателе искусства слова, формирование умения отображать реальную жизнь с ее противоречиями, мастерство создавать на базе этого, фактически бытового материала сюжет, композицию, лепить из человеческого характера действующий персонаж.
Авторскую позицию, отчетливо проявившуюся в другой книге, посвященной творчеству Исхака Машбаша, книге «Ступени» (1991) лучше всего может изложить и излагает сам автор в предисловии к этому изданию, в беседе с Исхаком Шумафовичем. Приведем эти яркие высказывания, в максимальной степени иллюстрирующие точку зрения Казбека Гиссовича на профессиональное призвание и предназначение критика.
«Слово и само понятие «мастерство» – очень емкие. Очень важно для критика увидеть его, увидеть содержание, характер, природу, может быть, привычного, даже приевшегося понятия – становление мастерства. В этой книге я тоже занимаюсь этими проблемами. Она будет и об этом, и о том, как Вы видите мир, что цените в нем. Буду думать вместе с Вашими книгами об этом мире, советоваться с Вами, может, спорить, не соглашаться – то есть, это будет разговор о Вашей жизни, Ваших произведениях, но и о том, что мне в них близко, дорого, как я воспринимаю их и время, в котором мы с Вами живем. Стало быть, она – и обо мне, о моем восприятии мира и поэзии…» .
Трудно объективнее и достовернее сформулировать фактическую суть книги-исследования, живее и выразительнее отразить ее психологический настрой. Поэтому не будем напрасно углубляться в более подробный анализ этого труда Казбека Шаззо. Приведем лишь некоторые высказывания о данном произведении – книге «Ступени» – профессора Руслана Мамия:
«Здесь раскрылись новые грани исследовательского, аналитического таланта К.Г. Шаззо. Угол обозрения творчества писателя, выбранный им высокий критерий оценок, обобщения и выводы, к которым он приходит, позволяют ему на примере творчества И. Машбаша глубоко проследить становление и качественные накопления национальной поэзии и прозы, особенности и черты лирического и эпического мышления, сделать важнейший вывод о том, что наполнение поэтического слова философской мыслью, эпического мышления психологизмом и историзмом были той ступенью в развитии адыгских литератур, которая приобщила их к развитым художественно-эстетическим системам» .
Другой труд Казбека Шаззо о творчестве адыгского мастера вышел недавно, но уже в соавторстве с его супругой Шамсет Ергук-Шаззо. Книга «В художественном мире Исхака Машбаша» (2007) существенно дополнена отдел 100;ным разделом «Вечерние беседы», на которые и обращает особое внимание в своем анализе Руслан Мамий:
«Характеризуя книгу в целом, трудно не заметить, что диалог является ее ведущей чертой. Это прежде всего диалог двух самих авторов, объединенных теперь одним замыслом, более углубленной, наряду с литературоведческим, более подчеркнутой историко-философской оценкой романов писателя.
<…> Эти беседы по структуре и форме оказались новой, может быть, непривычной жанровой находкой. Они не рассчитаны на сухой академизм, многосложный и литературоведческий анализ. Но и при всей эсссеистичности и эмоциональной насыщенности эти беседы, с одной стороны, достаточно полно прослеживают восходящие линии, самые высокие точки художнической мысли писателя. А с другой – глубоко личные, акцентные размышления и оценки вводят в литературоведческо-философ-скую, творческую лабораторию ученых, органически вписываются в авторский замысел, обогащая, углубляя и расширяя наблюдения, выводы, обобщения, содержащиеся в предыдущих книгах» .
По мнению Магомета Кунижева, «особое место в деятельности К.Г. Шаззо занимает трехтомная «История адыгейской литературы». В ее подготовке и издании он выступил не только как автор, написавший целый ряд ключевых глав, но и как создатель проекта, руководитель группы ученых, и как главный редактор. О значении этого многотрудного коллективного изданl0;я, в котором ярко проявился его талант научного организатора, говорит не только то, что оно явилось и первым опытом такого типа исследования истории литературы в Северо-Кавказском регионе, что можно расценить как большое достижение адыгейского литературоведения» .
И из последнего – размышления векового масштаба …
Да, да, именно векового. Да простит меня объективный читатель − отнюдь не гиперболизирую. Как раз весь прошлый век охватывает в своих думах автор недавно вышедшей книги «ХХ век: эпоха и человек. Размышления об отечественной литературе двадцатого столетия» (Майкоп, 2006) − действующий основоположник адыгского литературоведения Казбек Гиссович Шаззо. Действительно, обнаружить своеобразные черты какой-либо области национальной литературы в относительно долгий временной период, когда нужно выделить ее специфичность по сравнению с другими, но одновременно и их многолетнюю общность, несмотря на различия, – все это достаточно сложно. Причем подобная всеохватность, как может показаться на первый взгляд, должна в негативном плане обеспечить некую обзорность и поверхностность. Отнюдь.
При всей той масштабности в хронологическом плане и, соответственно, при огромном печатном объеме издания (803 с.) автору удается вникнуть в суть рассматриваемых явлений, шаг за шагом, слой за слоем раскрывая для читателя залежи такого полезного, можно сказать бесценного ископаемого, как «отечественная литература ХХ века». Благодаря Казбеку Шаззо нам
91;дается рассмотреть в этих массивных грудах ископаемых отдельные камни − камни, каждая грань которых искрится и переливается на солнце − на солнце, коим и явилось блестящее как в прямом, так и в переносном смысле слово мастера. Действительно, не будь этого светила, пропылились бы эти камешки, порой серые и мрачные, став всего лишь безликой историей литературы. Но нет, не допустит этого маэстро. Красота стройности и оригинальность концепции, образное изложение материала, привнесение в научный текст индивидуальной авторской страсти позволяют говорить о художественных аспектах его научных произведений. А.В. Луначарский писал о литературном критике: «<...>он должен уметь передать то дрожание своих нервов, тот трепет своего сознания, который он получает от художественного произведения» . И вот в результате каждый из камешков − каждое из явлений литературного процесса двадцатого века − извлекается на свет божий и начинает сверкать всеми своими гранями.
По точному заключению Ролана Барта, литературная критика «занимает промежуточное положение между наукой и чтением». И в данном случае пристрастное интуитивно-интеллектуальное «просвечивание» − прочтение словесно-художественного текста, обусловленное волнениями, соблазнами, сомнениями, связующими словесность с пёстрой реальностью, − вызывает повышенный интерес к разножанровому литературно-критическому материалу. Таким образом, издание, в очередной раз доказывающее то, что критика − особая форма; литературной жизни, представляет из себя собрание небольших научных работ разных лет − изданных и неизданных, причем работ разного жанра: статей, рецензий (не только на книги, но и на театральные постановки − «Солнце, которое не затмить», «Современность классики»), материалов конференций, выступлений на различных заседаниях, раздумий и т.д. Есть даже некая стилизованная беседа с одним из адыгских писателей − Исхаком Машбашем («Момент истины: правда − категория художественная»), позволяющая взглянуть на проблемы литературы с двух, порой противоположных, сторон и таким образом сформировать более объективный подход.
Подобное жанровое разнообразие помогает приковать внимание читателя с первых строк и держать его в условном напряжении до самого конца. Сужу по себе, проглотившей огромную книгу буквально взахлеб: действительно, вот прочла очередную рецензию автора и, удовлетворенная той бездной информации, которая получена в эмоциональном изложении Казбека Гиссовича, собираюсь закрыть книгу и заняться чем-нибудь другим. Ан нет, куда там! Взгляд останавливается на следующем заголовке, говорящем о том, что автор собирается с кем-то поспорить. И это интригует, еще как интригует, − ох, как я обычно упиваюсь дискуссионной логикой мастера. Часто даже хорошо исследованную проблему он может увидеть под нетрадиционным и неожиданным (а на поверку более близком к истине) углом зрения. Как известно, традиционн
86; критик, подобно писателю, рассчитывает также идейно и эмоционально повлиять на читателя, поэтому свою точку зрения, свои симпатии и антипатии он стремится выразить как можно убедительнее и ярче. Именно это в полной мере и удается Казбеку Шаззо. Вот и все, с наивными планами отложить книгу приходится попрощаться. И вновь я, восхищенная и шокированная, оказываюсь в мире уникального, максимально свободного стиля автора, который, упиваясь творческой свободой, в полной мере использует возможности прямого, непосредственного выражения идей, а также меньшую ограниченность идеологическими и другими устаревшими догмами.
Что касается тематического диапазона, то он столь же огромен, сколь диапазон жанровый и стилевой. Впрочем, не могло быть иначе. Ведь речь идет не о десятке лет − речь идет о литературе целого столетия, а, значит, велик круг явлений, событий и имен, составляющих эту литературу. Мало того, автор не вырывает эту художественную эпоху из исторического контекста. Он грамотно реализует принцип историзма как по отношению к современности, так и при обращении к прошлому. Именно историзм, видение литературы в контексте социально-политических условий своего времени и в исторической перспективе, стал краеугольным камнем творческого мировидения Казбека Шаззо. Первая часть издания, включающая статьи, помогающие познать литературы Северного Кавказа в рамках общегосударственных традиций, построена именно так: век девятнадцатый − начало, середина, конец двадцатого − и, наконец, статья «А что завтра?». Логично, не правда ли?
И далее, с учетом данной хронологической установки, успешно ведется та самая вышеупоминавшаяся «добыча полезных ископаемых», постепенное открытие слой за слоем и освещение-кристаллизация «камушков» − явлений нашей литературы разных временных периодов: к примеру, статьи «Главная мера человек!», «Диалектика исследования» (о поколении молодых адыгейских поэтов 50-х гг.), «Адыгейская поэзия − 70-е годы», «Духовно-эстетическая ситуация в творческих исканиях адыгейских поэтов и писателей поколения 80 − 90-х гг.» и т.д. Причем с одинаковой заинтересованностью Казбек Шаззо пишет как о литераторах прошлого, так и о своих современниках. Он вообще рассматривает историю и современность как два крыла единого процесса и, по какому бы поводу ни высказывался в своих работах, обязательно поверяет настоящее прошлым.
Одновременно в издании освещается литература всякого возможного географического масштаба − отечественная общероссийская («Привычное дело» Иванов Африкановичей», «О двух книгах Сергея Баруздина»), северокавказская («Соизмерять со временем глагол …», «На пути к новому качеству», «Исповедь критика», «Это мы − горцы»), адыгская и даже зарубежная («Температура выживания» − по произведениям Натхо Кадыра). При этом автору удается этнически объективный анализ, он строит модели отдельн
99;х национальных литератур при постоянном учете параллельного существования других.
Есть и работы, целиком посвященные творчеству конкретных авторов. Собрав и систематизировав необъятный материал, Казбек Шаззо убедительно доказывает, что, имея богатые литературные традиции, Северный Кавказ никогда не испытывал недостатка в талантливых писателях. С удивительной энергией и упорством борясь за истину и справедливость, страстно и глубоко любя родную литературу, гордясь и радуясь каждому новому ее слову, Казбек Шаззо отдает своему делу душу. Применительно к авторскому тексту вспоминаешь слова В.Г. Белинского: «<...>я знаю, что моя сила не в таланте, а в страсти, в субъективном характере моей натуры и личности, в том, что моя статья и я – всегда нечто нераздельное».
Также в издании имеют место рецензии и отзывы на отдельные произведения. Авторские суждения Казбека Шаззо могут помочь каждому из писателей взглянуть на себя со стороны, получить более или менее объективную оценку, способствуют более интенсивному раскрытию даже зрелого таланта, выявляют скрытые достоинства и указывают на исправимые недостатки произведений. Читая его статьи, в очередной раз убеждаешься в том, что он прекрасно разбирается в тонкостях художественного инструментария и литературной аранжировки того или иного «наблюдаемого» им автора.
Рассуждения автора посвящены не тоl3;ько художественной литературе, но и о отечественной критике вообще («Охранная грамота серости», «Видеть диалектику жизни и литературы …»), критическим работам Л. Бекизовой, А. Тхакушинова, А. Схаляхо, Х. Тлепцерше, Ш. Хута, Г. Гамзатова, З. Казбековой, С. Хайбулаева, А. Боровой, И. Гречаник, Дм. Ковльчука, Вл. Сосновского, А. Хакуашева, Н. Михайлова и др.
Наряду с остальными «наиболее бесценными» (если можно так выразиться) для молодого исследователя являются вошедшие в книгу работы теоретического характера, расставляющие мастерские точки над «i» в вопросах, ответы на которые обычно имеют бесчисленное множество мнений. Порой, пытаясь для себя определить, что же есть то или иное теоретическое понятие, ты настолько запутываешься в чужом разноголосье, что в результате опускаешь руки и ставишь для себя условный крест на этом термине, трусливо стараясь просто не использовать его в своем словаре. Так вот в данном случае мнение маститого ученого, который является для тебя непререкаемым авторитетом и учителем − его мнение по всем этим спорным вопросам, его четкие формулировки всем этим дискуссионным терминам − это, без всякого преувеличения, теоретическое сокровище: к примеру, статья «Новелла. Проблемы жанра».
Итак, как можно судить по названиям статей, есть все, вся и обо всем (разумеется, в плане литературоведческом). При этом следует подчеркнуть особую авторскую l9;трогость и объективность Казбека Шаззо, − объективность, которая, как доказывает книга, стала проявляться не только с годами, с возрастом и с накоплением творческого опыта ученого. Оказывается, смелая критичность была присуща его стилю и полвека назад, хотя общественно-политические обстоятельства требовали от него немалого мужества. К примеру, статья «Хорошие, плохие и … средние стихи» (понятно, что здесь далеко не сплошные похвалы горской поэзии). В большинстве статей имеет место предельная откровенность суждений, выражающаяся в нелицемерной прямоте восторженных похвал и еще больше – резких неприятий; в обнаженной честности признаний (например, Казбек Шаззо спокойно неоднократно признается в своих прежних ошибках и в незнании каких-то фактов). Его критика конструктивна, мотивирована, а главное, доброжелательна.
Подытоживая, можно привести мнение по поводу собственного творчества самого автора − мнение, с которым далее рискну поспорить: «Думаю, неблагодарное это дело, сидя за письменным столом, пытаться играть роль пророка, анализирующего прошлое, выстраивающего ряды не очень обоснованных прогно¬зов, да еще в такой деликатной и своеобразной области, как литература. А тем более стыдно рядиться в рясы проповедника, изрекающего истины в их последней инстанции». Не правы Вы, дорогой Казбек Гиссович, и в качестве оппонирующей аргументации приведу цитату по этому поводу другого отечественного критика
61;алида Тлепцерше: «Как бы то ни было, это славное занятие! Если у тебя есть глубокие знания, если ты обладаешь соответствующим талантом и владеешь некоторой догадливостью, то это занятие славное. Достойно разбираться в потенциале и недостатках национальной литературы, отражать в своих статьях и книгах, как в зеркале, существующее состояние, – если все это в твоих возможностях, то это занятие славное» .
А в качестве собственного, гораздо более примитивного, но естественного доказательства в этом споре с мастером вернусь к личным эмоциям, возникшим при знакомстве с книгой. После ее прочтения появляется непреодолимое ощущение интенсивного обогащения собственного литературоведческого арсенала (понимаю, что в моем случае это невозможно, однако, первому ощущению порой можно доверять). Действительно, говоря серьезно, для любого исследователя с каким бы то ни было профессиональным стажем лишь прикоснуться к мысли мастера − уже неизменная польза, уже повышение собственного уровня. А то, что происходит в данном случае − глубочайшее погружение в мир искусных размышлений, теснейшее соприкосновение с виртуозной техникой слова …
Спасибо, маэстро! и
Браво, маэстро!
(см. Продолжение 3)