развития лирической повести в отечественной и далее – в национальной литературе. Представляется вполне закономерным, что такой коренной поворот общественного сознания к проблемам личности обусловил развитие лирической прозы (а, значит, и лирической повести), ибо именно она в состоянии наиболее полно и беспристрастно отразить глубинные процессы, происходящие в душе человека. Лирическая повесть является одним из наиболее ярких и характерных литературных явлений 60-х годов. В осмыслении окружающей действительности она наследовала опыт таких произведений, как «Владимирские проселки» (1958), «Капля росы» В.Солоухина и «Дневные звезды» (1959) О.Берггольц.
Закономерно испытывая определенное и значительное влияние затрагивавших всю страну процессов, северокавказские литературы, однако, обладали определенной спецификой своего жанрового и художественного развития. Здесь сказались, прежде всего, и художественные традиции каждого народа, и особенности его национального менталитета. Однако, в целом, формирование многих литератур Северного Кавказа обычно связывается с развитием поэтических жанров, что, несомненно, и сказалось на интенсивном развитии национальной лирической повести.
Вообще, если рассматривать большинство северокавказских повестей 30 – 40-х гг., следует отметить наличие преобладавшей в них публицистической пафосности, превалирование описательности над психологизмом, частичное, порой преувеличенное, доминирование фольклорных сюжетообразующих, стилевых и композиционных пережитков. Все это в совокупности препятствовало реальному, психологически грамотному и гармоничному отображению исторической и человеческой действительности. Очевидным и неоспоримым исключением явилось творчество А.Евтыха, результатом которого на тот момент была его повесть «Мой старший брат» (1941), обладающая несомненными признаками лиризации и движения вглубь изображаемого.
30 – 40-е годы в северокавказской литературе – время приобретения мастерства, время усвоения навыков творческого преобразования действительности и ее художественного отображения. Однако для северокавказской прозы конца 50-х – начала 60-х годов характерно не только наличие, но и значительное усиление в ней лирического начала. Еще более заметное влияние на развитие прозы начинает оказывать не только фольклор, но и поэзия. В национальной литературе утверждается тенденция придания эпическим, повествовательным построениям живого, одушевленного и даже, порой, поэтического звучания. Данная установка является важнейшим лейтмотивом произведений северокавказских прозаиков: А.Абу-Бакара, К.Абукова, Т.Адыгова, Ф.Алиевой, Х.Ашинова, Х.Байрамуковой, М.Батчаева, Г.Братова, М.Гаджиева, Р.Гамзатова, А.Евтыха, И.Капаева, А.Кешокова, Ц.Коховой, П.Кошубаева, А.Кушхаунова и др. Северокавказской литературе данного периода присуще характерное для всей советской прозы тех лет пристальное внимание к личности человека, к его внутреннему миру и лишь поверхностное описание событий и фактов реальной жизни. Значительно возрос интерес писателей к личности развивающейся, мыслящей, действующей, однако этот образ не всегда удавался авторам, и шел интенсивный процесс поиска его современника, способного восстановить все, что было разрушено за годы войны и тоталитарного правления, способного построить новое, светлое будущее, в которое всем так хотелось верить.
В целом, процесс становления первых северокавказских прозаиков носил экспериментальный характер и по законам экспериментаторства не мог исключить ошибок, не лишен был и чисто механического перенесения в свои произведения-результаты некоторых ситуаций и образов, ставших штампами советского времени. С готовностью реагируя на злободневные проблемы текущей современности, северокавказские писатели с течением времени и в ходе накопления опыта уже освобождались от подражательности, появлялось больше произведений, носящих индивидуально-личностный характер. Богатое наследие национальных фольклорных традиций и их рациональное использование; немалый опыт, полученный начинающими авторами в ходе влияния более развитых литератур, – все это явилось основным компонентом рождения и дальнейшего становления уже заявившей о себе в полный голос северокавказской художественной прозы.
За основу сюжетов первых северокавказских повестей принимались весьма злободневные и социально-значимые темы, достоверные факты. Но неумение произвести анализ этих фактов, отсутствие верности обобщения, неспособность ввести в движение события характер, личность так, чтобы произведение художественно и правдиво изображало жизнь, – все это лишало первые национальные повести реалистической полноты. Но, несмотря на эти недостатки, ранняя северокавказская повесть была выше других прозаических жанров по своим художественным достоинствам. Многие авторы повестей (Б.Гуртуев, С.Кожаев, Х.Теунов, Ад.Шогенцуков, Э.Капиев, А.Евтых и др.) делали попытки (порой – робкие, а порой – небезуспешные) преодолеть декларативность, описательность, стремились показать героев в процессе духовного и психологического роста, личностного становления, органично вводили в повествование традиционные фольклорные, а порой – и новые лирические мотивы. Всплеск лирической прозы в северокавказской, да и во всей советской литературе в тот конкретный исторический момент, в частности, в пятидесятые годы прошлого века, был необходим и закономерен. Благодаря этому активно развивавшемуся явлению литература начала явственнее постигать и, соответственно, четче отображать то, что личность человеческая – явление сложное и многогранное, а процесс ее развития и совершенствования – труден и долог, что и отразилось на дальнейшем жанровом формировании и эстетическом созревании лирической повести в каждой из северокавказских литератур.
Что касается непосредственно литератур одной из северокавказских республик – Карачаево-Черкесии, то в течение 50 – 60-х гг. в карачаевской литературе наряду с рассказами появляются отрывки из первых повестей и романов Халимат Байрамуковой («Тихие горы») и Османа Хубиева («Аманат»). Данный факт свидетельствовал о том, что именно писатели старшего поколения, имевшие литературный и жизненный опыт, начали обращаться к более крупным жанрам. В дальнейшем карачаевская проза развивается в направлении жанрового усреднения и психологического углубления. Изображению нравственного роста человека, сложным процессам становления так называемого «нового» и изживания остатков так называемого «старого» в сознании и в быту посвящены, к примеру, повести А.Суюнчева «Человечность» (1966), Б.Биджиева «Голос сердца» (1964), О.Хубиева «Люди» (1966) и др.
Основы реалистической и жизненно достоверной прозы в другой северокавказской – черкесской – литературе были заложены в 30-х гг. Однако жанр повести в черкесской литературе успешно развивается только в 50-е годы, когда он стал ведущим. В ходе анализа произведений черкесских писателей – Ц.Коховой, Б.Тхайцухова, А.Охтова и более позднего Г.Братова – можно прийти к выводу о присутствующих здесь, в некоторой степени идентичных, но в то же время строго индивидуальных для каждого из авторов своеобразных особенностях лирического и национального. Речь идет о стилевой окраске и нюансах национальной психологии, – оттенках, придающих произведениям обаяние национальной самобытности. Для черкесской литературы стало закономерным обращение писателей, которым довелось быть очевидцами и участниками экономических и культурных преобразований, к теме исторической судьбы народа. Поэтому в трилогии Х.Гашокова «Отец и сын», в повестях А.Охтова «Млечный путь» (1968) и И.Амирокова «В добрый путь» (1964), М.Ахметова «Кош-Хабль» (1967), трилогии Ц.Коховой «Фатимат» (1963) явственно стремление писателей рассказать о виденном, пережитом, правдиво воспроизвести события, свидетелями которых они были.
Таким образом, лирическая струя начинала заявлять о себе в полный голос, причем на новой, нетрадиционной для того времени ноте. Проблема положительного героя продолжала оставаться актуальной, одновременно продолжались и попытки показать новый национальный характер. И, как следствие этого процесса, все более уверенно в прозе Карачаево-Черкесии наряду с конфликтами центробежными, направленными «вовне», против внешних обстоятельств, появляются конфликты центростремительные, обращенные «вовнутрь», в душу героя. Данный факт заметно обогащает изобразительные возможности национальной прозы и многообразие художественных типов: «человек – социальная роль» все чаще заменяется «человеком-личностью», а ролевые ожидания – познанием самых неожиданных духовных и эмоциональных импульсов.
Опубл.:
Хуако Ф.Н. Внезапное ... // Искусство народов Северного Кавказа: теория и практика. Материалы региональной научной конференции / Под ред. Л.Н.Хубиевой. – Карачаевск: Изд-во КЧГУ, 2010. – 120 с. – С. 96-99.