Аннотация. В текущей статье, отталкиваясь от имеющегося в лингвистических науках понятийного и теоретического материала и с учетом такового непосредственно в кавказских исследованиях автор выстраивает пробную конструкцию языково-культурного взаимодействия. Соответственно ей у анализируемого здесь зарубежного адыгского писателя Кадыра Натхо в его англоязычной книге «Воспоминания» текущая тематическая склонность присутствует наиболее заметно. Она приводится Ф.Н. Хуако в качестве доказательной иллюстрации к производимым в статье аналитическим размышлениям. Ключевые слова: адыг, языково-культурное взаимное слияние, Кадыр Натхо =Abstract. In the current article, starting from the conceptual and theoretical material available in the linguistic sciences and taking into account such material directly in the Caucasian studies, the author builds an organic structure of linguistic and cultural interaction. Accordingly, the foreign Adyghe author Kadyr Natkho analyzed here in his English-language book “Memoirs” has the current thematic tendency most noticeably. It is cited by F.N. Khuako as an evidence-based illustration of the analytical reflections produced in the article. Key words: adyghe, linguistic and cultural mutual fusion, Kadyr Natkho
Цивилизации и их участники уже начиная с наиболее античных эпох так или иначе обращались к языковым вопросам. В подобной цивилизационной заинтересованности можно находить некоторое персонально обусловленное воззрение на бытие, которое проносит через века язык. Несмотря на то, что преимущественное число бытийных ситуаций позволяет своим участникам не акцентироваться на языке как на отдельном явлении, тем не менее языковые трудности в истории цивилизаций всегда нуждались во внимании ученых. В сегодняшнем языкознании, посвященном в своих направлениях языку адыгов, весьма интенсивно встают конкретные билингвистические вопросы (в частности, адыго-русские, адыго-турецкие, адыго-арабские и проч.). Тем самым, весьма ощутима обозначаемая Батырбием Берсировым в его работах мысль: «человек замкнут в своеобразном волшебном кругу своего родного языка, который сам по себе обладает определенным мировоззрением и навязывает это мировоззрение всем, пользующимся им» [1: 73].
К тому же в соответствии непосредственно с художественным творчеством некоторые современные языковеды (в частности, Хазрет Багироков) предпочитают выделять определенный ракурс билингвизма, относимый к лингвокультурологии. Причем вышеназванный исследователь рассматривает данную тематику на грани дисциплин. И это разрешает ему анализировать двуязычный объект в близких, весьма пересекающихся языковых науках (таких, как (у Х.З. Багирокова) «социолингвистика, лингвокультурология, психолингвистика, лингвофилософия, лингвопрагматика, переводоведение и т.д.» [2: 275]).
Относительно лингвокультурологического тонуса, присущего двуязычию, необходимо учитывать: язык есть нечто, находящееся в пределах индивидуально-личностного бытийного пространства, приближенного к культуре. Именно потому уже третий век (в период с XIX и вплоть до нового столетия) тематика взаимной обусловленности выступает весьма значимой, заметной и актуальной. Действительно, степень имеющейся как эпохальной, так и персональной культуры нередко просматривается посредством языкового механизма и через объективность восприятия его. Ведя речь о взаимной обусловленности наших базовых понятий – языка и культуры, сегодняшние авторы и языковеды считают следующее. Обусловленность способна проявляться в ходе некоторой или полной цитации, переводов, заимствований, применения эпиграфов, копирования, пародий, образов, символов, то есть фактически на лексико-грамматических и структурно-семантических моделях всевозможных жанров.
Причем к достаточно идентичным рассуждениям приблизило западных лингвистов (к примеру, Омри Ронена) рассмотрение языковой культуры ранних жителей, обитавших на различных географических континентах. Но на сегодня нас интересует именно адыгская цивилизационная огранка. И потому уточним. О роли и миссии именно речевого кодекса адыгов говорили в собственных трудах Б.Х. Бгажноков, Т.Р. Биштова, Р.А. Мамхегова и проч. Помимо этого, рассмотрением приближенной к этому темы в одном из республиканских вузов (ФГБОУ ВО «МГТУ») интересовались подготавливаемые профессионалы сферы сервиса и туризма. Так, к примеру, имеющемуся ролевому ряду языковых критериев адыгского этикета («адыгэ хабзэ») в деловой среде республики была уделена выпускная вузовская работа 2000-х гг. студентки факультета новых социальных технологий Асиет Чич. Исследование производилось в ходе применения определенных языковых условий, с опорой на соотнесение с работающими в современности русскоязычными мерами. Но вообще к текущему моменту произведено мало научных рассмотрений, каковые прямо могли бы соотнести этнокультурное своеобычие с языкознанием, а также выявить отраженность их в художественном фрагменте. Причем такой посыл выглядит для нас весьма плодотворным этапом именно в подобном, соразмерном отношении слияния.
Таким образом, в ходе изучения лингвокультурной взаимной обусловленности необходимо проявлять некоторую смелость, присущую открытиям, поскольку указанная тематика в адыгском языкознании еще не проработана.
Что касается понятийного инструментария указанной проблемы, то смело можно говорить о том, что одной из наиболее популярных сегодня в национальном языкознании версий считается модель, основанная на фольклористике. В этом случае многие кавказские (в том числе и адыгские) исследователи единогласно считают фольклор фундаментальной базой практически для любого словесного продукта, формируемого на протяжении веков на Северном Кавказе. Причем понятие «фундаментальность» в этом случае определяется не столько давностью хроник, присущих эпосам горцев, сколько уровнем насыщающего их житейского опыта (как нации, так и индивида). При этом органично вырисовывается такая самостоятельная струя лингвокультурологии наций, как лингвофольклористика, также признаваемая адыгскими учеными. В целом, понятие лингво- культуры, включающее упомянутую нами лингво- фольклористику, можно назвать наиболее основательным, многосторонним, многогранным, несущим множество подконтрольных ему ветвей и сплетений. Оно, как утверждает по этому поводу применительно к сегодняшним российским нациям цитируемый нами Б.М. Берсиров, выстроено на «сложном механизме порождения восприятия речемыслительного действия, который представляет собой способность анализировать культуру и ментальность народа через лингвистические и экстралингвистические факторы» [1: 74]. Однако возможна при подобном определении и некоторая исследовательская заминка. Трудность здесь (и особенно, – в случае работы с фольклором) вполне ожидаема: закономерная проблематичность применения хроникального механизма к языковой системе. Эта трудность обусловлена самим языком как гранью той или иной национальной культуры, пронесенной через столетия и тысячелетия. Ведь не всегда архивируемые хроники способны зафиксировать полет языковой мысли и ее воплощения (как персонального, так и коммуникационного). Тем более усугубляется трудность обстоятельством наличия ощутимого множества культур, присущих отечественному РФ- социуму. Именно здесь и особенно в новом веке отнюдь не всегда индивиду присущ достойный культурно-языковой уровень, способный обеспечить плодотворное межкультурное общение наций и их представителей, несомое художественными текстами. Тем самым, расположенность к рассмотрению литературного продукта в рамках как языка, так и несомой им культуры нации, предполагает наше (возможно, – эпизодическое, но обязательное) обращение к лингвокультурологии. Оно выстроено на работах американских лингвистов XIX в. (точнее, – на гипотезе Сепира – Уорфа), считающих язык способным влиять на когнитивные порывы своих носителей и потому непременно сочетающимся с культурой поколений. И потому у анализируемого нами Кадыра Натхо в англоязычной книге его «Воспоминаний» данная тематика особенно активно имеет место быть. Она проявляется в авторских рассказах, касающихся новоприобретенных контактов (так, к примеру, новелла под названием «Знакомство с Леди-Лингвист»).
Здесь автор весьма подробно и откровенно делится своими впечатлениями от реальной встречи, состоявшейся в его собственной зарубежной типографии. Издающий собственный, посвященный родной нации, журнал («Черкесская звезда») рассказчик приятно шокирован новоприобретенным в стенах типографии контактом: «Вы не можете себе представить, как я был удивлен и рад слышать эту утонченную леди, говорящую на моем родном языке. Она определенно не была черкешенкой, но она произнесла несколько слов, говоря довольно хорошо» [3: 414]. И именно языковая грань выступает в данном повествовании механизмом, влияющим на перечисляемые автором факты и определяющим событийную канву, придающим портрет персонажам и мотивирующим их поступки. Механизм влияет даже на персональную ономастику участников: как раз и далее по тексту имя «Леди Лингвист» остается закреплено за этой женщиной. Обрадованный таким контактом рассказчик торопится пригласить свою новую знакомую в кафе на кофе, где и узнает: эта леди, владеющая адыгским языком, побывала на Кавказе, поработала учителем адыгского языка с израильскими детьми и теперь прибыла к нему как к издателю черкесского журнала, поскольку основательно интересуется издаваемым типографией «черкесско- английским» словарем. Более того: она предлагает автору помощь в виде получения от американского правительства некоего издательского гранта. Как признается в этом случае К. Натхо, «Ее внезапное появление и чрезмерный энтузиазм насторожили меня, но я не мог проигнорировать ее интересное предложение о словаре» [3: 414].
На дальнейшей контактной стадии именно язык выступает критерием, помогающим рассказчику оценить ситуацию. Постоянно думающий о ее достойном языковом уровне черкесский автор неустанно удивляется им. Он даже сравнивает его с соответствующими данными, присущими своим другим собеседникам и знакомым: «Она напомнила мне другого лингвиста, который меня очень впечатлял с его отличным знанием черкесского языка. В отличие от леди лингвист, он свободно говорил по-черкесски, особенно на литературном языке, в комплекте с его грамматикой и произношением» [3: 414]. Он и анализирует свои дальнейшие действия по грантовой траектории, а также свои последующие контакты с леди-лингвисткой прямо применительно к создаваемому словарю либо к издаваемому черкесскому журналу. Однако даже языково- обусловленные контакты не способствуют затемнению разума. Как выходит по мере сюжетного развития новеллы, рассказчик все-таки сумел немного разочароваться в своей знакомой и уйти от опасной для его бизнеса грантовой приманки: «Наконец, я указал ей ясно и твердо, что она или кто-либо другой не должны «предлагать» мне, кто будет помогать со словарем. Я так и сказал ей, чтобы защитить целостность моего журнала «Черкесская Звезда» и сохранить его свободным от каких-либо внешних влияний, особенно от тех элементов, которые могут попытаться контролировать его в какой либо форме» [3: 415]. Именно подобная собственная твердость, подпитываемая жизненным опытом общения рассказчика с не совсем удачными попытками заработка на знании родного языка, даже немного радует его самого и вселяет некоторую гордость, внушаемую читателю.
Кроме того, рассмотрение этно- обусловленной сферы лингвистических культур наций ожидает некоторое разграничение языковой насыщенности, присущей различным группам социума. Так, к частности, как это заметно в одной из новелл воспоминаний автора – «Новая жизнь, друзья и проблемы». Как признается порой автор, некоторые «богатые черкесы процветали, в основном, на обширных участках земли, которые им выделили в Аммане и его окрестностях» [3: 261].
Как можно утверждать в этом направлении, языково-культурное взаимное влияние необходимо рассматривать весьма тактично, то есть эстетические и этические приоритеты данного сочетания необходимо учитывать весьма строго. Соответственно этому образовательную функцию языковой системы нередко прослеживают в вырабатывании у растущего индивида обязательного, бережливого восприятия языка (как национального, так и применяемого). Как считает по этому поводу сегодня адыгский языковед Б.М. Берсиров, подробно рассматривая античные этапы теоретических канонов языка и его преподавания, «Все перечисленные традиции складывались на основе определенных практических потребностей, главной из которых была необходимость обучения некоторому базовому для данной традиции языку» [1: 72]. Подобные биографические и индивидуально-личностные сведения на сегодня не фиксируются. В связи с этим исследователям и, порой, писателям удается оглядываться на некое бытовое мышление языковых представителей социума, а также, – на существующий в речевой среде шаблон языковых элементов. Непосредственно личность подобного Кадыру Натхо билингва цитируемый Х.З. Багироков рассматривает в качестве могущей работать, собирать и нести слово на двух уровнях и пространствах межкультурных связей – глобальном (между народами) и персональном (межличностном). Ну, и продолжим мысль ученого, – пространств, вобравших в себя потенциал эстетики многонациональных искусств, что, к примеру, наглядно демонстрируется в новелле у К. Натхо «Первая танцевальная группа наших детей». Здесь рассказчик погружает читателя в труды и заботы зарубежных представителей нации. Произведшие благотворное впечатление на американскую элиту, его земляки- выходцы немного увлеклись полученным престижем: «Я смотрел на них болезненно какое-то время, но потом вспомнил, что это был не первый раз, когда они были в заблуждении от богатства и привилегий, дарованных им другими» [3: 355]. Но автор успокаивает себя тем, что еще не все потеряно на ассимиляционном поприще, находя двух соратников из других кавказских наций: «Обсудив серьезно опасную проблему ассимиляции, каждый из нас, будучи из различных этнических групп, не мог договориться, на каком языке мы должны начать учить нашу молодежь, но мы решили, что учить их нашим национальным танцам – это вторая лучшая вещь, которую надо сделать» [3: 356]. Тем самым, можно уверенно сказать: национальная культура, по посылу автора и в ее реальном воплощении и пересечении с языком, есть достойный механизм спасения в обыденном сознании зарубежного представителя адыгов: «Они все любили это, и мы наблюдали за их практикой наших национальных танцев с большой гордостью и удовольствием. Это только маленькое начало, но это было на самом деле, проходящее в этих нескольких людях, по крайней мере, часть их красочного культурного наследия, и удовлетворение, которое мы производили от него, было грандиозно!» [3: 356].
Механизмом словотворчества адыгского автора Кадыра Натхо выступает английский язык. Подобная лингво- зависимость автора способна быть объяснена достаточно просто. Уже не первое поколение семейных предков писателя оказалось на проживании (не всегда, – добровольном, порой, – принудительном) вне пределов адыгских земель. Кадыр Натхо растет и воспитывается хотя и с думами о Родине, но в англоязычной языковой среде. И потому формулируемая им в «Воспоминаниях» мысль имеет англоязычную форму. Применительно к прослеживаемой в «Воспоминаниях» англоязычного билингва Кадыра Натхо, упоенно говорящего на родном языке, связи языка и культуры как явлений мы понимаем следующее. Достаточно конструктивная оценка присутствия этнического начала в личности билингва может быть дана именно в сфере лингвокультурологии непосредственно через взаимодействующие между собой языки. Однако отметим при этом: ведь авторский язык изложения в произведении есть отнюдь не гарантированный элемент, безупречно наталкивающий личность автора к отнесенности к тому или иному цивилизационному укладу, нации. И потому как раз посредством богатого взаимно продуктивного обмена сведениями, эмоциями между языком и культурой можно приобрести такие строки текстов, нередко присущие рассматриваемому автору. Это: 1) дневники, записи, счетоводство, бухгалтерию, математику, подтверждаемую вычислением; 2) хроники событий, календари, даты, часы, приведение данных по использованному времени, подсчет этого времени или время, даже применяемое в точных науках, то есть явное внимание к четкой логике изложения; 3) летописи, хроники – то есть историзм, погружение в предыдущие времена, оттеняемые классицизмом и романтизмом. Фактически все подобные формы изложения, основанные на длительности, многогранно и разнообразно присутствуют в «Воспоминаниях» Кадыра Натхо. Так, к примеру, его документально- окрашенные новеллы являют собой написанные для него реальные тексты состоявшихся в свое время переписок, с приведением конкретных фрагментов получаемых и отсылаемых им писем.
Возможна некоторая закономерность в обращенности Кадыра Натхо к языковым традициям адыгского этноса и столь признанное сегодня конструирование канвы произведения на хабзэ (т.е. – кодексе чести). Так, к примеру, вот как призывает одна из общеизвестных адыгских пословиц: ««ХьакIэ къэкIощт», – Iори гъэIылъ, «бэрэ щылъыгъ», – пIоу умышхыжь» («Говоря «гость придет», – и ты клади, произнося «долго лежал», – постель не убирай»). Несмотря на то, что порождаемые адыгским языком изложения отнюдь не столь заметны в несущих ту или иную мировую культуру вековых традициях, нормы чести неизменно настраивали ячейку общества на то, чтобы возносить приходящего до высот почитания. Интересующий нас двуязычный Кадыр Натхо рассматривает специфику собственной национальной культуры, сопоставляя ее с чужой в касающихся языка фрагментарных проявлениях своих текстов. Так, к примеру, в новелле «На берегу Черного моря» вспоминающий свое детство рассказчик обращается к отцу с вековым именем «тат». Это помогает сыну и его родителю лучше понять друг друга в иноязычной языковой среде, придавая собеседнику образ нарта. Однако играющие с мальчиком знакомые отнюдь не в состоянии оценить придающий герою гордость разговорный слог, и это, пожалуй, продолжает несколько шокировать уже взрослого Кадыра Натхо: «Они были удивлены, что я не говорю на их языке, за исключением очень немногих слов, таких как иди, на, дай, здрасти и спасибо. Я играл с ними долгое время, на песке и в море до того, как услышал, что мой отец зовет меня» [3: 30].
Либо та же тактика обращения со старшими становится очевидной в новелле К. Натхо «Группа пожилых мужчин и я». Здесь также родной язык гарантированно помогает рассказчику. Именно благодаря ему герой, встречающий на своем пути по родине группу пожилых мужчин, приветствует их на родном языке: в частности, здесь – «Гогумаф!» (= «Счастливого пути!») и «Тхьаматэ мафэкI!» (= «Счастливого старшего!»). И они с готовностью вступают с ним в контакт, задавая целый ряд традиционных в общении адыгов вопросов, помогающих определить происхождение и целевую заданность собеседника. Как признается рассказчик, «Ответив на его вопросы я взял у него сумку и начал нести ее для него. Я постепенно понял из их разговора, что некоторые из них были из аула Шенджий, а другие – из Тахтамукая» [3: 130]. И это языково- территориальное единение помогло таким участникам событий на протяжении дальнейшего, уже связанного с немецкими солдатами, развития событий понимать друг друга и решать проблемные ситуации.
Вообще северокавказские литературы есть определенные комплексы, обладающие значительным числом компонентов и традиций, преимущественно обусловленных хронологиями и культурами этносов, несущих к тому же успехи не только словесного, но и других видов искусства. В приводимых нами выше новеллах Кадыра Натхо наглядно прослеживается следующее: зарубежный двуязычный автор, адыг по происхождению искренне и заметно гордится умениями своих земляков в сценических представлениях. Тем самым, имеющийся в рассматриваемых произведениях, явно работающий языковой контакт с носителями мировых цивилизаций, с учетом имеющихся у них приоритетов и социальных норм, ведет себя весьма соответственно задаваемым предками конструкциям культуры. Налицо имеющаяся в современной (в том числе, – и в кавказской) науке обращенность, каковую сформулируем с помощью неоднажды упоминаемого и цитируемого нами специалиста Х.З. Багирокова: «к лингвокультурологическому анализу проблем личности затронула популярную в западной и российской гуманитаристике дисциплину — когнитивная лингвистика и лингвокультурология» [2: 276].
Литература:
1. Берсиров Б.М. Формирование лингвистической культуры у студентов в процессе обучения языку // Вестник Адыгейского государственного университета. Серия 3: Педагогика и психология. – 2010. – № 2. – С. 69-76.
2. Багироков Х. З. Функция билингвем в текстах А.А. Хагурова // Молодой ученый. – 2018. – № 15 (201). – С. 275-279.
3. Natkho K. Memories. – New Jersey, 2010. – 733 p. (= Натхо К. Воспоминания. – Нью-Джерси, 2010. – 733 с.)
Опубл.: Хуако Ф.Н. Язык и культура в их слиянии (на примере обращения к этно- Кадыра Натхо) // «Сохранение и развитие национального языка в условиях глобализации: современные методы и технологии»: Мат-лы V Международной научно-методологической конференции, посвященной Международному десятилетию языков коренных народов. – Майкоп: Изд-во О.Г. Магарин, 2023. – С. 229-234
eLIBRARY ID: 56908355
EDN: VFQICI