Хуако Ф.Н. Проблема авторства...

Предисловие

ВВЕДЕНИЕ

Объектом данного исследования являются особенности и этапы развития лирической повести в адыгейской литературе на протяжении 40  --  80-х годов. Хотя этой проблематики касались такие адыгские прозаики и литературоведы, как К.Шаззо, М.Кунижев, Т.Чамоков, Р.Мамий, Х.Тлепцерше и другие, многие вопросы определения и изучения лирической прозы не получили еще, на наш взгляд, должного освещения в национальном литературоведении. Этот факт и сыграл решающую роль при определении темы исследования: «Проблема авторства и исповедь героя в лирической повести 40 -- 80-х годов (на материале северокавказских литератур)».

Обращение же к творчеству других северокавказских литератур, которые накопили на сегодняшний день опыт, достаточный для исследования лирической повести, поможет более объективно и всесторонне рассмотреть результаты, достигнутые адыгейской прозой в этой области литературы. К тому же всестороннее ее изучение невозможно, на наш взгляд, без анализа кабардинской и черкесской повести, являющихся составными частями одного целого -- общеадыгской литературы.

Развитие как прозы, так и поэзии в младописьменных литературах в большой степени было обусловлено процессами, протекавшими в отечественной литературе советского периода. Исходя из этого, прежде, чем перейти к конкретному рассмотрению проблем адыгейской лирической повести, мы считаем целесообразным остановиться на художественных и жанровых особенностях лирической прозы в современной российской литературе, которые всегда оказывали существенное влияние на наш литературный процесс. Однако, предваряя анализ современной лирической повести, необходимо обратиться к генезису этого жанра и осветить основные его этапы.
Как отмечает В. Гусев, уже в «Поучении» Мономаха под дидактической схемой и несколько идеализированным автопортретом угадывается реальное жизненное содержание и облик сурового воина и бесстрашного охотника» (Гусев В. Протопоп Аввакум Петров  --  выдающийся русский писатель ХVII века // Житие протопопа Аввакума.- М., 1960.- С. 44). Элементы психологического самоанализа и даже несколько преувеличенное внимание к собственной личности проявляется в оригинальном «Молении» Даниила Заточника. Ярко и смело освещены некоторые стороны внутреннего мира человека в письмах Ивана IV к князю Курбскому. Бытовая конкретность, дневниковая непосредственность с элементами лиризма, дающими возможность почувствовать своеобразную индивидуальность героя, обнаруживается в «Хождении Афанасия Никитина за три моря».

Примеров активного воздействия лирического начала на общую художественно-философскую структуру произведения много и в других древних, даже древнейших литературах, что свидетельствует об объективном, оригинальном сплаве лирического и иных родовых начал в художественном творении. И в «Слове о полку Игореве», и в произведениях, указанных выше, лирическое проявляется как один из главных, уже окончательно сформировавшихся жанрово-стилистических элементов. Поэтому естественно, что эта традиция существенно повлияла на весь последующий жанрово-родовой процесс в русской литературе, что она затем приобрела явные, конкретные, постоянно обогащающиеся очертания.

В конце XVIII  --  начале XIX века прямое лирическое выражение авторской индивидуальности в прозе нашло широкое распространение в творческой практике сентиментализма. Примером может служить произведение Н.Карамзина «Письма русского путешественника», относящиеся к характерному для сентименталистов того периода жанру «путешествий». Путевые впечатления автора, тема поездки обычно становились поводом для сентиментальных размышлений, обращений к читателю.

Важнейшим этапом в становлении средней формы лирической прозы явилось творчество Герцена. Герценовское размышление лирически одухотворено, по мягкому определению В.Г. Белинского, является в произведении «как чувство, как страсть», оно «как-то чудно доведено до поэзии» (Белинский В. Г. Полн. собр. соч. -- Т. 9. -- М. 1956. -- С. 396).

Расцвет русского романа в 1860-1880 годах выдвинул на передний план литературы традиционный сюжетный тип повествования. Во второй половине XIX века он господствует в крупных жанрах и преобладает в малых. Лирическая проза представлена в эту эпоху главным образом лирическими миниатюрами и рассказами И.С. Тургенева, В.М. Гаршина, В.Г. Короленко, И.А. Бунина.

Вообще, понятие лирической прозы довольно размыто в современном литературоведении, пока еще нет ее четкого определения. Наиболее точную характеристику мы находим в «Словаре литературоведческих терминов»: «Лирической прозой чаще всего называют любую, то есть созданную по законам любого жанра, эмоционально насыщенную, пронизанную авторским чувством художественную прозу. Лирическая проза в таком широком толковании представляет собой не самостоятельный жанр, а стилевую характеристику самых различных видов художественной прозы.

Лирическая проза в узком (и точном) смысле слова является прозаической разновидностью лиро-эпического жанра. В произведениях этого типа лирический герой становится структурным центром всей композиции, которая представляет собой цепь непосредственных переживаний этого героя» (Тимофеев Л.И.,Тураев С.В. Словарь литературоведческих терминов. -- М., 1974.- С. 176). Авторы довольно точно подмечают то, что лирическая проза несет в себе черты и лирического, и эпического изображения жизни, которые в своем единстве образуют новое, своеобразное видение мира. Лирическая проза сохраняет эмоциональность лирики, но глубоко и многопланово рассматривает внутренние переживания героя. Отмечается здесь и такой неотъемлемый признак лирической прозы, как отсутствие законченного, ясно выраженного сюжета. «Но поток переживаний, складывающийся из целой цепи размышлений героев, чувств, ассоциаций, воспоминаний героя, столь разветвлен, связи между переживаниями и картинами внешней жизни столь сложны и многообразны, что возникает необходимость в понятии, охватывающем это движение, которое можно условно назвать лирическим сюжетом» (Там же). Авторы перечисляют качества лирического сюжета, которые отличают его от эпического: непоследовательность и неожиданная смена настроений в повествовании, а также отсутствие строгой логической связи между отдельными звеньями сюжета. Иными являются здесь и способы раскрытия главного героя. Его образ не развивается во времени, а обнаруживается перед читателем в различных своих гранях.

Лирическая проза включает в себя три жанра: рассказ, повесть и роман. Однако в своем исследовании мы сочли необходимым остановиться именно на лирической повести, соглашаясь со справедливым высказыванием академика Д. С. Лихачева: «Из всех прозаических жанров повесть ближе всего к лирике. Этот жанр связан с размышлениями, иногда вполне открытыми, прямыми, авторскими. Эти размышления автор объективирует, -- он их выражает от лица своей эпохи. В лирике поэт обычно пишет о себе, в повести -- о других. Автор повести неравнодушен к общественной стороне своей темы. ...В романе читатель приходит к выводам в большей мере сам, размышляя над судьбами героев. В повести же читателя по-преимуществу ведет автор. Вести долго автор не станет -- это утомительно для читателя. Поэтому повесть чаще более коротка, чем роман, более целеустремленна, имеет меньше персонажей, их повествовательные судьбы короче, сюжет лаконичнее, даже острее» (Цит. по кн. Кузьмин А.И.Повесть как жанр литературы.- М., 1984.- С.3).

В литературоведении не сложилось еще четкого определения повести как жанра литературы, однако отличия ее от романа частично сформулированы.

В повести, как и в романе, излагается несколько событий, связан­ных между собой. Роман изображает жизнь группы людей, повесть, чаще все-го -- одного человека и его ближайшего окружения. Дейст­вие романа развивается энергично и драматично, в нем имеется на­пряженный и сложный сюжетный узел, а иногда и несколько сюжет­ных линий; в повести развитие сюжета чаще всего осуществляется более спокойно. В большинстве случаев повесть по своему объему меньше романа. Основную смысловую нагрузку в повести чаще всего несет не сюжет, а характеристика душевных состояний, переживаний, отношений героев, которая раскрывается посредством развития повествования.

Проблема определения и классификации повестей волновала и интересовала еще великого русского критика В. Г. Белинского. Он де­лил повести на «романтические», повествующие о «таинствах души», страстях; «нравоописательные»– содержащие насмешку над человеком и обществом, исправляющие нравы; «героические», предметом изображения которых является столкновение общественных сил. По содержанию повести могут быть романтическими, новеллистическими, героическими, мифологическими, авантюрными, фантастическими, сатирическими, психологическими. В частности, в статье «О русской повести и повестях г. Гоголя...» В. Г. Белинский писал: «Когда-то и где-то было прекрасно сказано, что «повесть есть эпизод из беспредельной поэмы судеб человеческих». Это очень верно; да, повесть  --  распавшийся на части, на тысячи частей, роман: глава, вырванная из романа... Есть события, есть случаи, которых, так сказать, не хватило бы на драму, не стало бы на роман, но которые глубоки, которые в одном мгновении сосредоточивают столько жизни, сколько не изжить ее и в века: повесть ловит их и заключает в свои тесные рамки. Ее форма может вместить в себя все, что хотите, -- и легкую насмешку над человеком и обществом, и глубокое таинство души, и жестокую игру страстей. Краткая и быстрая, легкая и глубокая вместе, она перелетает с предмета на предмет, дробит жизнь по мелочи и вырывает листки из великой книги этой жизни» (Белинский В. Г. Полн. собр. соч., Т.1.- М., 1953.- С.271-272). Таким образом, В.Г. Белинский подчеркивал серединное положение повести в системе жанров.

Вслед за этим поэтичным определением великого русского критика нам представляется целесообразным привести точку зрения нашего современника -- литературоведа А. М. Кузьмина. В зависимости от художественной структуры он условно делит повести на несколько типов (Кузьмин А. И. Повесть как жанр литературы.- М., 1984.- С. 7-8).

1. К этому типу А. Кузьмин относит «описательную» повесть. В ней нет законченного, четко выраженного сюжета, события присоединяются одно к другому, повествование развивается спокойно, большая роль отводится голосу автора, рассказчика, который дает оценку событиям, комментирует их и создает у читателя определенное настроение и отношение к описываемому. В повестях этого типа изучается нравственное или социально-экономическое состояние среды, отдельного человека.

2. Повесть с «экстенсивным», эпическим сюжетом. Действие развивается в ней более напряженно, динамично. Сюжет представляет собой ряд последовательно развивающихся событий, объединенных мотивом раскрытия тайны, поиска, путешествия. В качестве мотивировки повествования используется конфликт между героями или героями и средой. Голос автора или рассказчика не имеет большого значения, он используется, главным образом, для акцентировки идейного содержания. Цель повести этого типа -- создание героических характеров, сильных страстей, рассказов о приключениях, путешествиях.

3. Третий тип повести предполагает произведения, в которых авторское начало и реальность находятся в процессе изображения, как бы в «органическом равновесии». Сюжет здесь отражает развитие самой действительности и одновременно выражает концепцию автора, в итоге создается впечатление, что изображение представляет объективный жизненный материал, не зависимый от автора.

4. Повести «новеллистические». В них сюжет как бы обрастает побочными деталями и подробностями рассказа, объясняющими и углубляющими понимание и раскрытие явления. Повестям этого типа присуще усиление изобразительной стороны какого-то существенного явления, выражающего социально-психологические, идеологические и нравственные конфликты.

5. «Лирическая повесть» представляет собой лиро-эпическое прозаическое произведение. В ней может не быть четко очерченного сюжета. В повестях этого типа выражено стремление к неторопливому, обстоятельному раскрытию содержания. Важное значение придается эмоциям и переживаниям героя.

Однако автор подчеркивает, что данная им классификация отнюдь не исчерпывает всего разнообразия художественных произведений этого жанра.

Некоторая неоднородность в определении повести наблюдается сегодня в словарях. В Большом энциклопедическом словаре повесть определена так: «Повесть -- прозаический жанр неустойчивого объема, тяготеющий к хроникальному сюжету. Лишенный интриги, сюжет сосредоточен вокруг главного героя, личность, судьба которого раскрываются в пределах немногих событий-эпизодов» (Большой энциклопедический словарь.- М., 1990.- С. 1029). А вот каким образом определяет повесть Литературный энциклопедический словарь: «Повесть -- эпический прозаический жанр. Для повести существенно, во-первых, само по себе развертывание, расширение многообразия мира по мере простого течения жизни во времени или смена впечатлений повествователя. Во-вторых, огромную роль в повести играет, как правило, речевая стихия -- голос автора или рассказчика...» (Литературный энциклопедический словарь.- М., 1987.- С. 281).

В последние годы интерес критиков и литературоведов к этому жанру значительно возрос. Появился ряд интересных работ И.Кузьмичева, В.Синенко, Г.Бровмана, Арк. Эльяшевича, В.Акимова, Ю.Суровцева, Е.Сидорова, В.Протченко, Н.Утехина, Л.Фоменко, Э.Шубина, В.Чалмаева, В.Панкова и других, в которых предприняты попытки разобраться в причинах неравномерности развития жанров, разработать типологию повести, осмыслить ее жанровую природу, отличия от романа и рассказа.

Если обратиться к развитию жанра повести в послевоенные годы, то оно далеко не равномерно; были периоды, когда некоторые литераторы отдавали предпочтение роману. Однако глубокие и серьезные духовные перемены, происшедшие в жизни общества в 50-е  --  60-е годы, оказали большое влияние на развитие повести, как одного из ведущих жанров литературного процесса. В этом жанре четко наметились два направления: одно было связано с изучением социальных и хозяйственных противоречий, другое отражало возросший интерес к внутреннему миру человека, ставило нравственные проблемы и пыталось предложить свои способы их решения. Как отмечает В. Апухтина, «... в 60-е годы развитие прозы, сопровождаемое жанровыми и стилевыми исканиями, творческой полемикой вокруг актуальных эстетических проблем, протекало бурно, интенсивно. Тем не менее, содержание прозы отличалось внутренней цельностью, а разностороннее жанрово-стилевое движение в 50-е -- 60-е годы -- целенаправленностью, обусловленной общественным стремлением советской литературы постигнуть основы нашей жизни» (Апухтина В. Современная советская проза (60-е -- начало 70-х годов). -- М., 1977. -- С. 9). Исследователь отмечает такие, стоявшие перед литературой тех лет, проблемы, как действительность и современный человек, характер развития общества, общественная жизнь и нравственное совершенствование личности.

Итак, на первый план в эти годы выходит освещение проблем личности и ее взаимоотношений с обществом.

В предыдущие годы в художественных произведениях советской литературы наблюдалась тенденция к преувеличению значимости общества, общественного сознания, общественного труда. Интересы общества являлись догмой, пренебречь которой можно было только ценой собственной карьеры, а иногда и ценой жизни. Все это отра­жалось и в литературе. Поворот к интересам личности, к ее индивидуальности в 50-е  --  60-е годы стал «глотком свежего воздуха» для большинства литераторов и читателей. В творчестве таких писателей, как В. Распутин, В. Катаев, К. Симонов, В.Быков, Ю.Бондарев, Ф. Абрамов, С. Залыгин, А. Адамович, В. Солоухин важнейшим звеном становится характер как явление эпохи, личность, которая формируется в исторических обстоятельствах. Все более последовательно используется психологический анализ в исследовании характеров и обстоятельств. Вот как характеризует перемены в сознании людей и в литературе талантливый русский критик А. Бочаров: «Сегодня можно с полным правом говорить о кристаллизации концепции личности -- так в насыщенном солевом растворе на каком-то этапе «вдруг» начинают образовываться кристаллы.

Здесь сошлись несколько бурно нараставших объективных процессов последнего времени... Все углубляется наше понимание человека, его общественно-социальных параметров и его биологических, психологических, генетических возможностей. Возросла роль личности художника, все энергичнее осознающего себя не только летописцем наблюдаемой современности, а и полноправным ее участником» (Бочаров А. Требовательная любовь: концепция личности в современной советской прозе. -- М.,1977. -- С.5). 

Представляется вполне закономерным то, что такой коренной поворот общественного сознания к проблемам личности обусловил развитие лирической прозы, ибо именно она в состоянии наиболее полно и беспристрастно отразить глубинные процессы, происходящие в душе человека. Лирическая повесть является одним из наиболее ярких и характерных литературных явлений 60-х годов. В осмыслении окружающей действительности она наследовала опыт таких произведений, как «Владимирские проселки» (1958) В. Солоухина и «Дневные звезды» (1959) О. Берггольц.

Усиление лиризма в жанре повести коснулось в первую очередь произведений, посвященных жизни деревни в предвоенные и послевоенные годы и осмыслению трагического опыта войны. Примечательно то, что авторы этих произведений в большинстве своем -- сами участники Великой Отечественной войны, то есть кровно причастны к событиям тех лет, и это не могло не отразиться на их прозе.

Еще одна особенность лирической прозы рассматриваемого периода состояла, как отмечает А. Хайлов, в том, что по своему характеру «это была новеллистическая проза, которая противопоставила «кирпичам» нудных, неодухотворенных романов, деловой прозе очерков силу взволнованного душевного личного знакомства с деревенским миром, она продолжала и развивала то путешествие, которое предпринял по сельским проселкам В. Солоухин».

Однако с критиком можно поспорить по поводу той части его утверждения, где он противопоставляет лирическую прозу «деловой прозе очерков». Ведь такие произведения В. Солоухина, как «Капля росы» и «Владимирские проселки»(1960), являют собой необычный сплав лирики и документализма, представленного сведениями социально-производственного характера и цифровыми выкладками. Свойственный этим произведениям лиризм строится на конкретных, достоверно изображенных картинах современного мира, к которым и стремится выразить свое отношение художник, вкладывая этот мир в души, мысли и чувства своих героев.

Эта художественная особенность была известна литературе довольно давно, и достижения лирической повести 60-х годов состояли в том, что она интенсивно развивала, обогащала эту традицию русской прозы. «Кажется, -- замечает Василий Федоров,  --  нет более противоположных слов, чем огонь и лед, и тем не менее, на мой взгляд, в художественной прозе наших дней наметилось ощутимое сближение лиризма и исторического документализма» (Цит. по ст. Теракопян Л. А. Жажда цельности // Новый мир. -- 1970. -- N 8. -- С. 230).

Иной становится и сама природа лиризма, особенно во второй половине 60-х годов. Сами художники связывают с развитием лирического начала одну из плодотворных тенденций современной прозы. В частности, М. Слуцкис поделился со своими читателями мыслями о том, что «в союзе с аналитическим мышлением, с аппаратом психологии лирический подход дает очень интересные результаты. Такая «перевооруженная» лирика не только сопереживает, но и осмысляет, и исследует» (Слуцкис М. Лирическая проза: откуда и куда? // Учительская газ. -- 1968. -- 12 окт.).

К такого рода произведениям могут быть отнесены «Пестрый камень. Повесть в письмах» (1969) В. Чивилихина, «Мой Дагестан» (1968) Р. Гамзатова, «День рождения» (1968) Г. Гулиа, «Сестра печали» (1969) В. Шефнера, «Трава забвенья» (1967) В. Катаева, «Где-то гремит война» (1967), «Последний поклон» (1971) и «Пастух и пастушка» (1971) В. Астафьева.

Обзор лирических повестей 60-х годов был бы неполным, если бы мы, рассмотрев произведения лирико-документального характера, не уделили должного внимания «традиционной» лирической прозе. Наиболее ярко лиричность проявляется в уже названных нами повестях В. Астафьева, «Траве забвенья» В. Катаева, «Пестром камне» В. Чивилихина, «Сестре печали» В. Шефнера. Также эта линия отчетливо прослеживается в автобиографических произведениях Н. Рыленкова, «Жизнь в ветреную погоду» (1964) А. Битова, «Живая вода» (1965) С. Никитина, «Люблю тебя светло» (1969) В. Лихоносова.

Процесс гуманизации, имевший место в обществе тех лет, не мог не найти своего отражения в литературе, одна из социальных функций которой состоит в отображении всего того, что происходит с человеком и окружающим его миром. И, как следствие этого, внимание авторов обращается к мыслям и чувствам героев и к жизни народа. В то же время, усиление аналитического начала в совокупности с тенденцией к обобщенности в изучении социальных процессов и исторического смысла эпохи помогает более углубленному исследованию нравственных основ жизненного поведения изображаемых характеров, противоречий во внутреннем мире героев.

Далее мы остановимся на наиболее распространенных в те годы видах повестей, в которых лирическое начало было относительно сильным.

Значительное развитие, с этой точки зрения, получили в 60-е годы социально-бытовая и социально-психологическая повесть.

Художественная структура и внутренний мир социально-бытовой повести тесно связаны и обусловлены природой изображаемых в ней конфликтов, содержанием раскрываемых характеров и жизненных обстоятельств. Характер героя, его моральные качества раскрываются в сложных нравственных испытаниях, требующих от него прямых воздействий и определенности проявления своей жизненной позиции. Таковы, например, повести В. Тендрякова, В. Липатова, Ч. Айтматова, «Жестокая проба» (1960) и «Беглец» (1966) Н. Дубова, «Большая руда» (1961) Г. Владимова, «Безотцовщина» (1961) Ф. Абрамова, «Из жизни Федора Кузькина» (1966) Б. Можаева.

В последние годы заметны некоторые достижения повести социально-психологической. Отвечая на вопросы своего времени, социально-психологическая повесть наиболее ярко раскрывает стремление современной прозы, не ограничиваясь изучением социально-классовой природы поступков своего героя, исследовать их психологическую обусловленность, постигнуть внутренние стимулы и мотивы их деятельности.

Заметное выдвижение на передний край этой разновидности повести является несомненным свидетельством некоторого прогресса в позициях так называемого реалистического искусства -- для отображения важнейших сторон и конфликтов действительности появилось больше возможностей, благодаря обрисовке ведущих доминант в психологии создаваемых характеров. Говоря словами К. Федина, «жизненно доминирующие явления времени выражены психическим миром человека» (Федин К. // Лит. газ. -- 1972. -- 19 июня). Вместе с тем появилась и противоположная тенденция -- действительность отображалась через призму восприятия ее героем, и тогда от характера героя не только зависела интонация повествования, но им определялись и угол зрения на историческую жизнь, и особенности аналитического начала в повествовании: «На Иртыше. Из хроники села Крутые Луки» (1964) С. Залыгина, «Привычное дело» (1966) В. Белова, «Степные баллады» (1963) И. Друцэ, «Прощай, Гульсары !» (1966) и «Белый пароход» (1971) Ч. Айтматова, «На исповедь» (1967) В. Марченко, «Обелиск» (1972) В. Быкова.

В 60-е годы особый расцвет переживает повесть о деревне, заметно обогатившая проблематику и идейно-образное содержание нашей прозы, палитру ее выразительных и изобразительных средств.

Ярким примером новизны жанровой формы деревенских повестей может служить появившаяся в самом начале 60- х годов «Капля росы» В.Солоухина. Критика рассматривала ее как лирическую повесть. Е. Книпович, уточняя природу лиризма «Капли росы», использовала термин «исповедание» (Книпович Е. Сила правды. Критические заметки. -- М., 1965. -- С. 151). Л.Скорино определила ее как лирико-документальную повесть (Скорино Л. Приметы жанра // Вопросы литературы. -- 1965. -- N 1. -- С. 50). Однако некоторая часть критиков иначе охарактеризовала жанровую природу повести  --  как очерк, лирический роман, художественно-аналитическое исследование и так далее.

Вообще, вопрос о месте лирической прозы в литературе в 60-е годы стал особенно актуальным. Поток лирических произведений, которые по своим жанровым особенностям отличались от всего того, что было ранее, и, что самое главное, своеобразие проблем, поднимавшихся на их страницах,  --  все это обусловило резкий отклик критики. Развернулась целая дискуссия, в которой приняли участие как ведущие литературоведы и писатели, так и рядовые читатели. Необходимо отметить, что лирическая проза второй половины 60-х годов имела как сторонников, так и противников, причем на страницах центральных изданий «Литературная газета» и «Литературная Россия» печатались в основном мнения обеих сторон. В развернувшейся дискуссии часть критиков, пессимистически оценивая перспективы развития лирической прозы, указывала на изменяющееся соотношение лиризма и объективно-повествовательной части в пользу последней, а также на уменьшение числа повестей ярко выраженного лирического плана.

Одной из первых в прессе появилась статья В. Камянова «Не добротой единой», напечатанная в «Литературной газете». Эта статья вызвала шквал откликов и, по сути, явилась началом дискуссии, хотя необходимость в таком откровенном разговоре назрела давно. В. Камянов утверждает, что необходимо оградить читателя от лирической прозы. Считая, что «несмотря на искренность и талант лирических прозаиков, лирическую прозу ожидает кризис перепроизводства», он упрекает ее в том, что «события здесь не так важны, как человеческие чувства и состояния...» (Камянов В. Не добротой единой // Лит. газ. -- 1967. -- 22 нояб.). Таким образом, с точки зрения критика, эта проза отражает действительность только с одной точки зрения  --  психологической. Вполне понятно, что такая позиция вызвала бурный протест у сторонников лирической прозы. Ю. Казаков в статье «Не довольно ли?» парирует: «Лирические прозаики принесли в нашу литературу не только вздох и элегию, они принесли еще правдивость, талантливость, пристальное внимание к движениям души своих героев. Они дали нам если не широкие в каждом отдельном случае, то многочисленные картины жизни нашего общества, картины поэтические и верные» (Казаков Ю. Не довольно ли? // Лит. газ. -- 1967. -- 27 дек.). Автор отмечает такие качества этого жанра, как «чувствительность, глубокая и вместе с тем целомудренная ностальгия по быстротекущему времени, музыкальность, свидетельствующая о глубоком мастерстве, чудесное преображение обыденного, обостренное внимание к природе, тончайшее чувство меры и подтекста, дар холодного наблюдения и умение показать внутренний мир человека» (Там же).

В противовес подобным высказываниям отдельные критики отмечают, что «в некоторых исповедальных произведениях как- то ощутима боязнь «вымысла». Лирико-автобиографический припуск придает повествованию на первых порах искренность, свежесть, увлекает эмоциональной первозданностью», но затем оказывается, что «эмоции обманчивы, они оборачиваются недосказанностью характеров, неточностью психологического рисунка» (Богданова З. Новаторство и новации // Лит. газ. -- 1967. -- 5 апр.).

Возвращаясь к статье В. Камянова, отметим: он упрекает лирическую прозу в том, что «она не в силах охватить личность героя целиком», а, следовательно, исключает трезвый анализ и исследование характеров. Таким образом, В. Камянов ставит вопрос так: либо мысль, либо переживание. Метко отвечает ему другой литературовед, Л. Крячко: «Это же очевидно, что в лирической прозе художественный образ-переживание  --  это и есть та самая мысль.» Далее Л. Крячко отмечает: «Да, этот род прозы труден, в нем немыслима никакая подмена, никакие фальсификации, потому так редки удачи, но это только подчеркивает и его возможности, и его потенциальную гражданскую действенность» (Крячко Л. Листы и корни // Лит. газ. -- 1967. -- 29 ноября).

Итак, те дискуссии, которые поднимались в советской прессе 60-х годов, явились еще одним доказательством тому, что лирическая проза, обновленная и преобразованная, получила широкое признание у большинства читателей. Она пришла на смену целому потоку бесконфликтных, традиционных и созданных по единому штампу произведений и принесла в литературу тех лет достаточно сильную струю свежего воздуха. Она не могла не вызвать ожесточения определенной части критики, потому что сначала робко, а потом смелее начала ломать установившиеся каноны в прозе.

Вот как характеризует происходившие в литературе того времени процессы известный критик А. Бочаров: «... наряду с конфликтами, разрешаемыми через поступки, современную прозу интенсивно насыщают конфликты, разрешаемые в психологии героев и малоприметные в своих внешних проявлениях,  --  совсем как при землетрясении: чем глубже происходят катаклизмы, тем слабее толчки на поверхности. Критерием здесь становится значительность переживания» (Бочаров А. Круги художественного конфликта // Вопросы литературы. -- 1974. -- N5. -- С. 58). Автор отмечает, что наряду с конфликтами, которые направлены против врагов героя, «вовне», в прозе все более уверенно появляются конфликты, обращенные вовнутрь, в душу героя, а «это заметно обогащает изобразительные возможности литературы и многообразие художественных типов: человек-социальная роль все более основательно заменяется человеком-личностью, а ролевые ожидания  --  познанием самых неожиданных духовных и эмоциональных импульсов» (Там же).

Исходя из того, что общесоюзные литературные процессы в той или иной мере оказали свое воздействие на развитие литератур «малых» народов Кавказа, мы попытаемся в общих чертах проанализировать состояние адыгейской литературы на период 50-х  --  80-х годов и отметить наиболее общие тенденции, характерные для прозы этих десятилетий.

Адыгейской литературе 50-х  --  60-х годов присуще характерное для всей советской прозы тех лет пристальное внимание к личности человека, его внутреннему миру и лишь поверхностное описание событий и фактов реальной жизни. Значительно возрос интерес писателей к личности развивающейся, мыслящей, действующей, однако этот образ не всегда удавался авторам, и шел интенсивный процесс поиска его  --  современника, способного восстановить все, что было разрушено за годы войны и тоталитарного правления, способного построить новое, светлое будущее, в которое всем так хотелось верить.

После войны эта личность открыто заявила о себе в произведениях таких северокавказских поэтов, как Р. Гамзатов, А. Кешоков, И. Машбаш, Ф. Алиева, которые позже приобрели известность и как прозаики. Профессор К. Шаззо в том, что «в современную прозу пришли люди опытные, прошедшие через «горнило» лирики», видит определенную закономерность: «именно они открыли в северокавказской прозе богатство «думающей» личности: вместе с нею сделали возможным проявление в эпосе жанрово  --  стилистических ресурсов лирики» (Шаззо К.Г. Новые рубежи // Проблемы адыгейской литературы и фольклора. -- Майкоп, 1988. -- С.9).

Необходимо отметить, что процесс наполнения северокавказской прозы внутренним психологическим содержанием, процесс ее лиризации начался как раз в первое послевоенное десятилетие. В период же становления молодых литератур Северного Кавказа писателя были так увлечены описанием столь интенсивно развивавшихся событий -- революции, гражданской войны и коллективизации, что внутренний мир героев, их личностные качества и психология зачастую оставались в стороне от книжных строк. А потому появление в северокавказских литературах первых, пусть несмелых попыток обращения к богатому и многообразному миру личности современника необходимо рассматривать как значительный шаг национальной прозы вперед.

Лирическая проза в адыгейской литературе впервые проявила себя в произведениях Аскера Евтыха, давшего образец исповедального романа еще до войны («Мой старший брат»), а затем продолжившего свои традиции в послевоенных повестях и романах. Также к вопросу о месте человека в этом сложном мире неоднократно в своих лирических произведениях обращались Хазрет Ашинов, Пшимаф Кошубаев, Тембот Керашев. Представляется вполне закономерным тот факт, что именно лирическая проза взяла на себя ответственность отразить поворот в сознании людей и в литературе, который произошел в те годы. «Лирика, будучи субъективным началом, включается в такие общественные и психологические процессы, которые не всегда подвластны и эпическому анализу. Ей чаще всего выпадает на долю кардинальное обновление принципов художественного мышления...» (Шаззо К.Г. Художественный конфликт и эволюция жанров в адыгских литературах. -- Тбилиси, 1978. -- С. 35).

Что же касается жанровых разновидностей прозы, то в переломные для общества, а соответственно, для литературы моменты, как правило, появляется повесть. Она способна быстро реагировать на события общественной жизни, четко отразить их на своих страницах. Поэтому несомненно то, что именно лирическая повесть явилась наиболее актуальным жанром в рассматриваемый период  --  50-е -- 60-е годы, годы, когда страна была опустошена войной, а души людей  --  последствиями сталинского тоталитарного режима.

Профессор К. Шаззо в адыгейской прозе 60-х годов выделяет два типа повести: первый  --  с одним или несколькими героями, другой  --  многотемный с острым драматическим сюжетом, охватывающий небольшой временной отрезок. По мнению критика, они оказали немалое влияние на развитие адыгейского социально-психологического романа 60-х  --  70-х годов. (Там же. -- С. 139).

Повесть медленно, но неукоснительно и верно шла к новому, более глубокому и сложному осмыслению противоречий жизни и человеческого характера. Существенные шаги в этом направлении были сделаны адыгейскими прозаиками в произведениях так называемой «деревенской» прозы и военно-исторических повестях. К ним можно отнести «След человека», «Повесть об одной женщине», «Воз белого камня» Аскера Евтыха, «И зимою гром гремит», «Первый день», «Камни на дороге» Хазрета Ашинова, «Семь дождливых дней» Пшимафа Кошубаева и другие произведения. В процессе обновления повести стали заметны некоторые новообразования, начало которым было положено еще А. Евтыхом в его довоенной повести «Мой старший брат». Одно из таких новообразований  --  это явное усиление исповедального начала в повествовании, наличие сильного голоса лирического героя  --  голоса, посредством которого раскрывается внутренний мир человека -- как самого героя, так и окружающих его людей , а зачастую с его помощью становятся понятны социальные процессы общественной жизни тех лет.

В те годы адыгейская лирическая проза начинала заявлять о себе в полный голос, причем на новой, нетрадиционной для того времени ноте. Проблема положительного героя продолжала оставаться актуальной, одновременно продолжались и попытки показать новый национальный характер. Вот как оценивает Т. Чамоков ситуацию, сложившуюся в литературе к 50-м годам: «Писателям предстояло показать нового человека с его усложнившимся духовным миром, со сложностью и противоречивостью моральных и нравственных исканий. Время требовало идейной весомости и художественной убедительности образов. Предстояло разрушить ставшие штампом черно-белые краски и ходячие сюжеты. Время звало к созданию цельного характера, необходим был переход от умозрительного героя к живой индивидуальности, от обрисовки внешних, случайных примет к осознанному анализу психологии человека, к показу диалектики его души» (Чамоков Т. В ритме эпохи. -- Нальчик, 1986. -- C. 109-110).

По мнению Х. Тлепцерше, адыгейского писателя и критика, «повесть второй половины 50-х  --  начала 60-х годов обогатила лирическое начало в национальной прозе и заметно изменила в ней содержание и жанровые характеристики объективно-эпического повествования  --  именно за счет интенсивного вхождения лирики в эпос, жизни личности в общую эпическую картину изображаемого» (Тлепцерше Х. Г. На пути к зрелости: Адыгейская повесть: традиции и новаторство. -- Краснодар, 1991. -- С. 83). И, как следствие этого процесса, значительно возрос и авторитет повести. В 70-х годах повесть продолжает развиваться, лишь немного уступив свои позиции роману. При этом повесть не ограничена рамками одного или двух жанровых форм и стилей, а обнаруживает значительное их многообразие. Х. Тлепцерше классифицирует адыгейские повести следующим образом (Там же. -- С. 97): лирические повести Х. Ашинова «Последняя неделя августа», «Аштрам» (русский вариант  --  «Водяной орех»), «Вооруженные люди», «У каменного моста», П. Кошубаева «За сердце дарят сердце», «Семь дождливых дней», «Звонкая сталь Асланбека»; лирико-исповедальная повесть К. Шаззо «Теплый снег»; лирико-философские повествования Х. Ашинова «Зафак», «Поймавший молнию», «Сочинители песен», «Эту песню поют мужчины»; социально-эпические повести Д. Костанова «Суровый мужчина», «Пора возмужания», «Бесценный дар», С. Панеша «Испытания», «Братья Шеваековы», «Материнская доля», «Любовь сильнее всего»; лиро-эпические повести Х.Теучежа «Ардаш», Ю. Чуяко «Возвращение всадников», «Чужая боль», «Кинжал танцора»; психолого-драматические произведения П. Кошубаева «Долги», «Не все ест волк, что ему дают», «Заноза в сердце», «Пророчество судьбы»; притчеобразная философская повесть Н.Куека «Превосходный конь Бечкан».

Повести Х. Ашинова, П. Кошубаева, С. Панеша, Х. Теучежа, Ю.Чуяко, К. Шаззо доказывают то, что лирическое направление в современной прозе продолжает плодотворно развиваться и в последнее десятилетие, внося немалый вклад в копилку адыгейской литературы разнообразием своих жанровых и структурных форм.

Однако, несмотря на тот интерес, который представляет собой лирическая повесть для исследователя, и несмотря на всю важность и необходимость изучения этого уникального пласта литературы, она совсем или почти совсем не изучена как в республиканском, так и в общероссийском масштабе. Упоминание о лирической прозе можно встретить лишь у некоторых исследователей жанра повести, работы которых также весьма немногочисленны. Можно привести такие серьезные труды советских критиков, как «Русская советская повесть» В.С. Синенко, сборник «Современная русская советская повесть», сборник «Русская советская повесть 20-х годов», ряд статей И. Кузьмичева, Арк. Эльяшевича, Ю. Суровцева, В. Акимова, Л. Фоменко и других.

Что же касается работ адыгейских литературоведов, то серьезное, глубокое исследование развития адыгейской повести провел Х. Тлепцерше в своей книге «На пути к зрелости», также эта проблема поднималась в книгах и статьях таких писателей и литературоведов, как К. Шаззо, Р. Мамий, Т. Чамоков, У. Панеш и других. Однако цельного, законченного исследования, посвященного лирической повести, до сих пор нет.

Следовательно, изучение лирической повести приобретает в настоящее время большую актуальность. На девятой странице вышеупомянутой книги Х. Тлепцерше отмечает: «Опыт овладения адыгскими прозаиками сложными эпическими формами, среди которых одно из ведущих мест занимает повесть  --  и количественно, и по идейно-эстетической ее нагрузке в литературе  --  делает особенно насущным ее исследование.» Об актуальности изучения повести говорит и К. Шаззо в книге «Художественный конфликт и эволюция жанров в адыгских литературах»(1978): «Представляется теоретически-актуальным дальнейшее всестороннее изучение каждого из жанров адыгских литератур, их разновидностей, их связей с жанроразвивающими факторами советской и мировой литературы. В связи с этим было бы плодотворным и интересным исследование адыгейского романа, повести... в отдельности и в сопоставлении с соответствующими жанрами больших литератур.» (С. 46)

Таким образом, основная цель исследования следует из вышеизложенного и состоит в том, чтобы на основе анализа произведений адыгейских писателей проследить ход развития национальной лирической повести и, исходя из уже существующей критической литературы, касающейся данной темы, определить уровень развития лирической повести на сегодняшний день.

В первой главе монографии  --  «Художественное своеобразие лирической прозы Аскера Евтыха и его влияние на повесть 60-х  --  80-х годов» --  предпринимается попытка анализа лирических повестей Аскера Евтыха, определения особенностей лирического в его произведениях, а также приводятся мнения критиков и литературоведов, касающиеся каждой из повестей Аскера Евтыха.

Во второй главе  --  «Художественное своеобразие прозы Хазрета Ашинова и жанровые особенности его лирических повестей»  --  дается анализ критической литературы о творчестве Хазрета Ашинова, рассматриваются произведения писателя с точки зрения наличия в них сильного исповедально-лирического начала.

Третья глава  --  «Художественные особенности лирической прозы писателей современного поколения»  --  посвящена анализу лирических произведений Пшимафа Кошубаева, Юнуса Чуяко и Сафера Панеша, а также определению влияния, которое оказали на их творчество классики адыгейской лирической прозы  --  Аскер Евтых и Хазрет Ашинов.

В процессе рассмотрения художественных и сущностных особенностей произведений адыгейских писателей мы сочли необходимым провести параллель с повестями кабардинской, черкесской и других северокавказских литератур, основываясь на этнической, культурной и исторической общности наших народов.

Таким образом, мы предприняли попытку всесторонне рассмотреть процесс становления и развития северокавказской лирической повести на примере адыгейской литературы в надежде, что результаты нашей работы в какой-то мере помогут заполнить существующие в исследовании национальной лирической прозы пробелы.

ПЕРВАЯ ГЛАВА