Речь в нашей статье пойдет о новом художественном произведении живущего в Адыгее писателя Анатолия Пренко «Моя Джунгтэррия», вышедшем в рамках авторского двухтомника («Кужоряне» и «…И звездами падали с неба дождины», 2010), которое он квалифицировал как «Записки соплеменника».
Причем по сути соплеменником, выносимым здесь в качестве повествователя, исторгающего свои впечатления об увиденном, можно считать как ведущего персонажа Арслана, так и самого писателя, фактически сроднившегося с этой землей, перенесшего все то, что она переносит последние полвека и потому имеющего моральное право судить о происходящем здесь сегодня. Обозначая откровенно, прямо и строго рисуемую им страну как Джунгтэррия автор уже в зачине поясняет, что в переводе с джунгтэррского языка это слово означает «счастливая страна».
Однако у рядового русскоязычного читателя первая ассоциация, возникающая со словом «джунг» – это джунгли, что тут же вызывает некоторое опасение применительно к этой стране. Возможно, не столь она счастливая, как пытается изначально настроить нас центральный повествователь Арслан.
Конечно, главный герой ведет речь о своей генетической родине, которую был вынужден покинуть его дед, выходец из этой страны, и потому все последующие поколения их рода оказались живущими за границей. И мечтающий о том, чтобы побывать на своей родной земле рассказчик Арслан приходит к осуществлению своей мечты и, поверив во всемогущество Всевышнего, отправляется на родину предков. Такого рода зачин повествования может быть смело применен к любому произведению любого из северокавказских авторов, родные и близкие коих оказались в свое время вне Кавказа, что уже позволяет говорить о явно выраженной узнаваемости рисуемого Анатолием Пренко собирательного образа.
Причем данная установка на узнаваемость активно продолжится и в дальнейшем, по мере развития сюжета и пребывания соплеменника, которому дед посоветовал не только побывать, но и остаться, с помощью Всевышнего, навсегда на своей родной земле. Более того, подобная узнаваемость применима по отношению к такому, близкому мне человеку, как мой муж, давние предки, непосредственно его родители и он сам оказались уже не первое десятилетие в Турции в качестве ее граждан. И лишь во время грузино-абхазского конфликта, молодой представитель шапсугского клана, вспомнив о том, что он черкес, бросив четвертый курс учебы в вузе, ринулся на помощь братскому народу, а, оказавшись на земле своих предков, уже не смог ее оставить и, обосновавшись здесь, завел семью, получил паспорт, получает местное высшее образование.
Но вернемся к героям Анатолия Пренко. С легким страхом отправляющийся в затерянную среди гор Европы и Азии никому, кроме деда, не известную страну, рассказчик, тем не менее, получает массу впечатлений уже непосредственно по прибытии в искомый аэропорт, восторгаясь природной красотой своих соплеменников. Все эти описания, воспроизводимые Арсланом, буквально опьяненным увиденным, также максимально узнаваемы для любого местного читателя, самого когда-либо побывавшего вдали от нашего региона и, после поездки в среднюю полосу страны либо в столицу, вернувшегося домой. Вот тогда и начинаешь понимать тот восторг, который живописует герой Анатолия Пренко, впервые оказавшийся на своей генетической родине, в ее аэропорту увидевший «ошеломляюще красивых» людей, особенно женщин, и потому «завидующий волосам, которые льнули к прекрасным лицам» (1; С. 440).
Не менее сильные впечатления оказавшийся на земле предков потомок получает и от необходимости ступить на нее, сделать первые шаги по ней, что автор описывает устами своего впечатлительного героя очень живо и образно. Арслан пытается это сделать не так свободно и раскованно, как это удается рожденным здесь соплеменникам, а ступает осторожно, с желанием «пасть на нее и гладить трясущимися от счастья руками, обнимать деревья и птицей лететь над домами, полями, горами» (1; С. 441). Трудно сказать более ярко, более выразительно передать весь тот трепет, который бушует в душе родившегося и выросшего вне родины, но вернувшегося на нее соплеменника.
Причем в ситуации с не только исторической, но и географической узнаваемостью происходящего в «Записках…» можно обратить внимание и на то, что, как оказывается, населенный пункт, в который так рвался страстный потомок, – это так хорошо известный всем нам, в прошлом аул, а ныне городок Адыгейск. Он в разговоре персонажей оказывается именно бывшим сельским населенным пунктом («улом»), а ныне городом («лусом») Ыгейском. Так и столица той самой искомой Джунгтэррии – именно Айкон, насыщенный улицами, названными в честь тех или иных авторитетных лиц. Тоже очень похоже, правда?
А вот герой и вместе с ним читатель узнают о функционирующей на этой, якобы счастливой, земле валюте и содрогаются от этого, до боли знакомого, но так тонко подмеченного автором словечка «убыль» – не только внешняя созвучность, но и прямой глубокий смысловой подтекст (Действительно, где мы можем увидеть рубль, приносящий прибыль? Нет, и быть не может). Так и рассказ местного жителя обо всех политических преобразованиях, произошедших здесь со времен какого-то непонятного Арслану социализма, приведшего к построению в пятнадцати республиках коммунизма с колхозами и в ситуации неудачного исхода приведшего к попытке приватизации госсобственности.
Такого рода получение собственности в руки, не умеющие управлять ею, сильно удивляет выходца из устоявшейся системы капитализма. Причем это удивление еще и усиливается многократно при выезде автобуса на трассу и при лицезрении героем многих километров пустующих земель, редких населенных пунктов и убогих домов, что приводит к первому предположению неместного героя о бесплодности этой почвы. Однако тут же, на свой вопрос к водителю получив убедительный и возмущенный ответ об обязательных здесь прекрасных и плодородных черноземах, Арслан искренне недоумевает еще больше по поводу явно наблюдаемой за окном автомобиля необжитости.
Испытываемые героем с первых шагов вхождения на родную землю удивление и, порой, – недоумение развиваются по нарастающей по мере его продвижения вглубь этой образной территории. Первый же встреченный им в Ыгейске мужчина оказывается представителем искомого рода – Иваноковых и потому считает себя обязанным приветить и пригласить к себе такого необычного гостя, в чем тут же и проявляется то самое, столь почитаемое дедом Арслана гостеприимство. И далее, фактически каждый свой шаг в Джунгтеррии рассказчик соотносит с мнением об этом деда. Вот, оказавшись в доме пригласившего его к себе земляка, он вспоминает то, как описывал дед жилища предков и сравнивает с тем, что видит. Но что восхищает его в очередной раз, – это ухоженность сада и аромат роз, интенсивность коего нехарактерна для Америки.
И далее, в ходе стремительного общения со своими новоприобретенными родственниками, Арслан погружается в пучину их злободневности, в бездну их повседневных проблем и в воронку социальной неустроенности такой желанной и красивой в его мечтах родины. Она оказывается живым средоточием тех или иных жизненных трудностей, таких бытовых и мрачных. Накопление информации о них приводит по мере развития сюжета неравнодушного к ней главного героя к условно итоговому разговору с Президентом, получающим в изложении Арслана целый перечень порожденных его удивлением вопросов, на которые плохо ли, хорошо ли, он пытается ответить.
Но, в отличие от пораженного всем увиденным Арслана, читатель, местный житель созвучных с Ыгейском и Айконом населенных пунктов ничем не изумлен и, мало того, поглощает из уст жалующихся на свое бытие собеседников все то, что сам хотел бы сформулировать и произнести, если не произнес до того. К примеру, от директора местной гимназии Арслан узнает о существующих в стране с несколькими сотнями министерств и ведомств гигантских проблемах образования, когда выделяемые на развитие образования деньги уходят на те или иные юбилеи руководства. Так и поголовное отсутствие дисциплины и какого-либо чувства ответственности у местных граждан, не умеющих выполнять обещанное. Либо повсеместно насаждаемый приоритет правящей партии, явно отдающий оттенком тоталитаризма, казалось бы, развенчанного в свое время, но успешно здравствующего и никуда не девшегося от нас, любимых. Или родная, такая до боли знакомая и ставшая аксиомой в современном российском обществе проблематичность работников ГИБДД, тщательность и дотошность коих не всегда оказываются во благо справедливости и в защиту закона. Здесь есть и столь характерные для российской современности проблемы распределения бюджетной сферы, невнимания к культуре, отсутствия условий для развития малого бизнеса, запущенность фермерства, недочеты государственной политики в области экономики, коррупции и даже, такая известная всем, но из уважения умалчиваемая проблема излишней остепененности наших ученых.
Под каждой из этих многочисленных претензий на происходящее в родной стране со стопроцентной смелостью мог бы подписаться любой из граждан реальной действительности, порядком уставший от всего этого и потому готовый к протесту. Однако, зная о том, насколько бесполезны в условиях демократически-либеральной с элементами тоталитаризма действительности какие-либо стенания рядового населения, ни один из нас не найдет в себе силы и смелость возмущаться буквально вхолостую. И потому изображаемая автором применительно к якобы выдуманной стране картина, с удивлением, возмущением и разочарованием поглощаемая оказавшимся здесь потомком коренного населения, как нельзя более кстати ко всему, переживаемому сегодня нами, живущими на реальной земле с ее реальными, столь удачно обозначаемыми Анатолием Пренко трудностями.
Литература:
1. Пренко А.С. …И звездами падали с небе дождины. Сцены современной жизни. – Майкоп: Адыг. респ. кн. изд-во, 2010. – 544 с.
ОПУБЛ.: Хуако Ф.Н. Межэтническое взаимодействие... // Мат-лы II Международной научно-практической конференции
«Языковая политика России на современном этапе». – Майкоп: ГУС
«ГАС», 2011. – 96 с. – С. 81-85.